Wolfgang
28.11.2023, 21:14
Романтики могут привыкнуть к статусу захватчика. Если не сходят с ума…
Вот я тут завозился с гишпанской темой и нашёл для себя интересную историю про штурм Сарагосы, этого испанского Сталинграда француской армией Наполеона и польским частями в её составе…
Как вам известно, после раздела Речи Посполитой, многие жители лелеяли надежду, что вот Наолеон приде… и так сказать восстановит всю былую славу. И множество юных аристократов, бедной шляхты и даже людей «из народа» вступали под гордые и победоносные орлы…
Так сделал и наш герой, граф ( не Дракула) а Кшиштоф Цедро ( и даже не вампир – вампиры не так кровожадны, как юные романтики рода человеческого) присоединился рядовым солдатом к полку уланов…
Вся история и экранизация –это книга Жеромского «Пепел» написанная в 1905 г.( очень кста рекомендую) –удивило, что нашёл на русском языке. Сам писателю симпатизировал социалистам и то, что юные поляки и другие жители РП благовели от Наполена это ему не очень нравилось… Наварное вопрос, который он задаёт – «А это того стоило?»
Для слабонервных не рекомендую… Эта книга – хардкор, показывающий всю брутальность войны… А что меня заставило всё это писать вам? Любовь, конечьно – (ну может это сказано слишком сильно сказано) – но во всяком случае соприкосновение двух судеб в месте которое иначе как ад на земле не назовешь… Представте себе французкого гусара, ( в этом случае, улана и польского) потерявшего голову от Наташи Ростовой ( не дословно, конечно же)
А экранизация, которую сделали в 1965 году, скажу я вам так себе… кастинг - батальные сцены... ну, фильм то старый...
https://www.youtube.com/watch?v=tEvKbwqjrfI
Вы наверное не поняли, что там за странные люди в начале штурма... Чтош, гишпаны выгнали душевно больных и заняли их цели с в здании с толстенными стенами для обороны... Тактическая хитрость неплохая, но... всех их убили.
https://www.youtube.com/watch?v=gF8jXjlQr5c
кавалерийская атака в ущелье Самосьерра открывшая Наполеону дорогу на Мадрид.
https://www.youtube.com/watch?v=GYjL8fwy13Q
https://www.youtube.com/watch?v=ohGBkVaMVJk
Несколько слов про нашего героя –
«Небольшая армия генерала Вердье, перед которой была поставлена задача овладеть Сарагосой, не имела никаких провиантских запасов, поэтому привислинским уланам приходилось поставлять для всей армии продовольствие и фураж.» ( вот аххилова пята войск Наполеона – на легке без обозов по скорости они моглиобскакать любую армию, но вот местные житнли совсем были этому не рады. Фуражировка –по сути, грабеж)
«Цедро открыл в себе душу предка времен Мацека Борковича.[эт такой разбойник] Он стал равнодушен к неприятным сторонам своих занятий. Мало того, он нашел в них даже некоторую своеобразную прелесть – гордость, не знающую стыда, жестокое наслаждение, здоровый смех над стонами людей. Со смехом приставить дуло пистолета ко лбу черноглазого угрюмого испанца и, как баранов, заставить всех мужиков гнать свои стада на шоссе, а оттуда – до самых ворот осажденной Сарагосы»
( если такие были добрые романтики, то какие там были злые циники ?)
Но ладно, давайте про первую встречу…Идёт осада… город превращён в крепость…
«Кшиштоф тщательно прицелился в окно. В ту же минуту в нем опять мелькнуло белое лицо. Кшиштоф приготовился выстрелить… Но так, с прикладом у щеки, и застыл под неприятельскими пулями… Он не мог спустить курок. Из темного проема прямо в лицо ему смотрели глаза как бы вдохновенного ангела, грозные и прекрасные, широко раскрытые в экстазе; черный вихрь волос над белым лицом, от воинственного пыла и отваги превратившимся в грозную маску.«Как ты прекрасна!..» – пламенея радостью и восторгом, подумал Цедро, целясь в лоб между сурово устремленными на него глазами.Грянул выстрел. Дым обжег Цедро лицо и на минуту ослепил ему глаза. Когда облако дыма рассеялось, улан остановившимися глазами смотрел в проем. Вот из-за рамы осторожно высунулся белый лоб, и призрак окинул взглядом захватчика. Счастьем повеяло на него. Глаза и губы просияли улыбкой. Одно мгновение, которое длится более сотни лет, стояли они, вперев друг в друга взор. Это было краткое мгновение, которого едва ли хватило бы для того, чтобы передать из рук в руки заряженное ружье…» ( да что там сотни лет, почти вечность, думаю ;) )
Дом взяли, он спас её от изнасилования, она чуть его не заколола кинжалом…
«Цедро прыгнул к ней. Он обхватил ее руками. Сжал в объятиях с железной силой. Никто не мешал ему. В страшном молчании, воцарившемся в темном зале, слышались только стоны, вздохи и плач умирающих. Солдаты заперли обе двери. С неистовой поспешностью они забаррикадировали их столами, табуретами, всем, что попало под руку. На минуту тишину нарушили жалобный шепот, мольбы о пощаде, о милосердии, заклинания и вопли. Все стихло, когда сильные руки Мазуров сдавили нежные шейки арагонок. Слабые, холеные женщины не в силах были сопротивляться, когда ударам кулака их повалили на землю; ноги у них подогнулись. В мгновение ока были сорваны платья…Цедро стоял перед своей девушкой и смотрел на нее бледный как смерть. Он кидал вокруг молниеносные взгляды, проверяя, все ли товарищи занялись уже своими жертвами. Тогда он снова, уже без тревоги, обратил на нее свой взор. Он увидел те же пылающие глаза, черные и прозрачные, как чистая глубокая вода. Девушке было не больше шестнадцати лет. Стройная, она вся словно светилась в воздушном платье. Остановившимися глазами смотрела она на страшное зрелище, открывшееся ее взору. Увидев, как мечутся, сопротивляясь, сестры ее или родственницы, она была смята, раздавлена. Судорожно ловила она воздух раскрытым ртом. Неясные звуки срывались с нежных губ… Цедро понял, что в голове у нее мутится, что вся она сжалась и теряет рассудок. Она вся затрепетала, забилась, выгнула руки. Скрестив ноги, изо всех сил сжала дрожащие колени. Руками она все водила по воздуху, как птица, умирая, водит коченеющими лапками. И вдруг стала обтягивать платье на бедрах, обтягивать изо всех сил, обтягивать… Казалось, от стыда она готова врасти в стену, провалиться сквозь землю.Кшиштоф быстро схватил ее за руку и потащил за собой. Она кусала ему руки, а он, как щенка, тащил ее к двери. Ударом ноги юноша распахнул дверь. Переступив порог он захлопнул ее за собой. Там он выпустил руку девушки. Миг один – и юноша стал салонным венским кавалером. Он отвесил девушке скромный и самый изящный из привычных когда-то поклонов и любезным жестом дал понять, что, если на то ее воля, она может уйти куда ей угодно. Он задыхался и с трудом произнес:– Mademoiselle…
Девушка стояла перед ним без кровинки в лице, белая как снег. Глаза ее, сиявшие как солнце, впились в его лицо. Губы трепетали. Не сказав ни слова, она по-девичьи присела, сделала салонный реверанс. Затем по вернулась и медленно ушла в глубь комнаты. Скрылась за дверью. Он последовал за девушкой в нескольких шагах от нее, сам не сознавая, что с ним творится. В это мгновение он был объят как бы духовной жаждой созерцания красоты. Он шел, не отдавая себе отчета в том, что идет. Счастливому, ослепленному, ему грезилось, будто он уходит в иной мир вслед за своею душою, которая ведет его в страну блаженства. Каждый шаг его был воплощением живого, ощутимого, совершенного счастья. Она уже исчезла, а он все еще видел ее перед собой, ее движения, красоты которых нельзя запечатлеть в памяти, обнять взглядом, выразить словом. Прекрасная doncella не обернулась, выходя из комнаты. Дверь она оставила открытой настежь.Цедро забыл, что в руках у него нет оружия, что карабин он оставил в комнате, где солдатами были схвачены шесть женщин. Он только взглянет разок, куда пошла девушка. Бросит один только взгляд. Быть может, сверкнут еще раз перед ним незабвенные глаза, глаза, полные жизни»…
И его сцапали…
«Цедро увидел кинжал. Минута безмолвия. Все сопят на нем, с присвистом. Вот чья-то рука ползет снизу по его груди. Ищет, колеблется. Остановилась над сердцем.Острие уперлось осторожно в мундир, слушает, как бьется сердце. Потрясенный Цедро широко раскрывает глаза. Кровь стынет у него в жилах. Над ним дивные очи… Он вперил в них взор. Полуоткрытый рот дышит над ним тяжело, как в агонии. Теперь только он узнал ее… Неужели это она лежит на нем?–Ах, как я люблю тебя!– шепнул он, хватая ртом воздух.В то же мгновение он приподнял голову, напряг все силы и прильнул губами к пылающим устам. Кинжал в руке красавицы дрогнул, колебнулся и замер»
Ну потом он её еще раз спас от товарищей, которые прибежали его спасать, за это обозвали его блондином, нежным ухажором и французким пуделем и ещё много как, но всё закончилось благополучно…
Аu revoir, mon bell...
«Все время он задавал себе один и тот же вопрос. Непреодолимая тоска неотступно следовала за ним, путалась в ногах, сковывала руки, точно кандалами.Он задавал себе вопрос, где сейчас doncella? В каком месте? Он совсем не мечтал ни о том, чтобы поговорить с нею, ни о том, чтобы увидеть ее… Он хотел только знать, что она жива. Не отдавая себе в этом отчета, он хотел только раз навсегда покончить со всем этим, к черту, заснуть наконец. Повалиться ничком среди этих трупов и заснуть вечным сном. Он понимал, что в память, под ее железную крышку, врезается все, что он видел, что в мягких извилинах мозга, словно на твердой меди под неумолимым резцом гравера, беспрерывно запечатлеваются все картины. Счастье только, что нет времени, поэтому не видишь их. Пасть ниц и истлеть так же, как те, что лежат здесь. Истлеть так, чтобы вместе с тобой угасли, обратились в прах живущие где-то в тайниках души предательские мысли, мысли трусливые, полные отчаяния, не солдатские, а бабьи, ребячьи мысли. Может, перестанет тогда мутиться его ум! Почему не вонзила она тогда кинжал ему в грудь по самую рукоять? Почему не пронзила ему сердце, не убила его по-мужски, как он старого монаха'1 Так, чтобы в глухом и немом полу глухо отдалось: «Свершилось!»Он содрогнулся, озираясь кругом.–Ах, умереть, держа в объятиях сестру своей души, дрожащую и хрупкую, как золотая бабочка, схваченная грубой рукой! Умереть у ее чуткого сердца, не причинив ему никакого вреда. Чувствовать юный дух, пламя жизни в двух телах… Вдохнуть, умирая, свою душу в ее уста… Почему, сестра, дрогнула твоя нежная ручка?»…
Он вернулся в дом, где всё происходило...
«Ближе к окну, в глубоком старом кресле с широкими подлокотниками спала doncella. Она, видно, заснула недавно. Голова ее бессильно откинулась на спинку кресла. Волосы рассыпались, распустились и клином, похожим на черный кипарис, опущенный верхушкой книзу, свесились с усталой головы. Ослабелые руки лежали на коленях. Можно было подумать, что и эта женщина не принадлежит уже к миру живых. Лишь дыхание прелестной груди под черной одеждой свидетельствовало о том, что она жива.Кшиштоф просунул руку между створками окна и откинул крючок так тихо, что не произвел ни малейшего шума. Он распахнул обе створки.Он увидел теперь его весь, этот зал, как призрак, рисовавшийся его воображенью, окинул взглядом всю картину. Он не мог бы сказать, как долго простоял он под окном, погрузившись в размышления. Ни малейший шорох не нарушал тишины. Изредка только потрескивал фитиль свечи… Старый монах, видно, задремал, склонив голову на руки, которыми он оперся об аналой.Кшиштоф очнулся от глубокого восторженного созерцания. Душа его освободилась от стеснявших ее оков, от пут задумчивости. Взяв свой букет роз, он осторожно стал разбирать ветки со сцепившимися листьями и шипами. Он бросил спящей на колени первый цветок так удачно, что венчик упал как раз между сжатыми пальцами.Потом он бросил вторую ветку, усыпанную нераспустившимися еще бутонами, третью, прелестно расцветшую, четвертую и пятую. Все до последней. Тогда он снова притворил окно. Сам же остался на месте.Он не отводил глаз от лица спящей. Душа его тянулась к сомкнутым ресницам, к губам, к белым ланитам, к черному пламени распустившихся кос.Резким холодом арагонской ночи обвеяло ему плечи и спину. От первых проблесков зари уже редела тьма Из мрака выступали угрюмые стены, темный колодец двора, черные окна и двери. Как жесток был теперь язык всей открывшейся ему картины! Эти страшные, безмолвные сени, эти страшные окна и двери вставали перед ним, словно отражение душевного ада, который он увидел вблизи.Вдруг раздался громовый орудийный выстрел.Словно многоголосое эхо, ответил ему ружейный залп. Цедро почувствовал такую боль, как будто все эти выстрелы пронзили его самого. Спящая подняла голову, широко раскрыла глаза.Она окинула взглядом трупы.С минуту, подняв плечи, прислушивалась она к выстрелам, бледная, дрожащая. Рука ее коснулась мокрых и колючих роз. Крик безграничного изумления готов был сорваться с ее уст.Порывистым движением девушка склонила голову к цветам. Она впилась в них глазами и застыла, словно от пушечных выстрелов замерла и ее душа. От нового грома задрожали утлые окна. Глухо дрогнули стены, застонали сени и комнаты, коридоры и лестничные клетки…Колыхнулись девические плечи.Белые, лилейные руки тревожным и страстным движением собрали, обняли, схватили розы, все, без разбора, и прижали их к груди, сотрясавшейся от рыданий. Девушка встала, словно собралась куда-то идти. Но она не сделала ни шагу. Замерла.С закрытыми глазами, с устами, полными жалобных слов, она все крепче и крепче прижимала к груди цветы. Острые шипы царапали ей белые пальцы, ранили мягкие ладони…Кшиштоф на цыпочках побежал по балкону вокруг двора, спеша на свое место среди солдат»
Вот я тут завозился с гишпанской темой и нашёл для себя интересную историю про штурм Сарагосы, этого испанского Сталинграда француской армией Наполеона и польским частями в её составе…
Как вам известно, после раздела Речи Посполитой, многие жители лелеяли надежду, что вот Наолеон приде… и так сказать восстановит всю былую славу. И множество юных аристократов, бедной шляхты и даже людей «из народа» вступали под гордые и победоносные орлы…
Так сделал и наш герой, граф ( не Дракула) а Кшиштоф Цедро ( и даже не вампир – вампиры не так кровожадны, как юные романтики рода человеческого) присоединился рядовым солдатом к полку уланов…
Вся история и экранизация –это книга Жеромского «Пепел» написанная в 1905 г.( очень кста рекомендую) –удивило, что нашёл на русском языке. Сам писателю симпатизировал социалистам и то, что юные поляки и другие жители РП благовели от Наполена это ему не очень нравилось… Наварное вопрос, который он задаёт – «А это того стоило?»
Для слабонервных не рекомендую… Эта книга – хардкор, показывающий всю брутальность войны… А что меня заставило всё это писать вам? Любовь, конечьно – (ну может это сказано слишком сильно сказано) – но во всяком случае соприкосновение двух судеб в месте которое иначе как ад на земле не назовешь… Представте себе французкого гусара, ( в этом случае, улана и польского) потерявшего голову от Наташи Ростовой ( не дословно, конечно же)
А экранизация, которую сделали в 1965 году, скажу я вам так себе… кастинг - батальные сцены... ну, фильм то старый...
https://www.youtube.com/watch?v=tEvKbwqjrfI
Вы наверное не поняли, что там за странные люди в начале штурма... Чтош, гишпаны выгнали душевно больных и заняли их цели с в здании с толстенными стенами для обороны... Тактическая хитрость неплохая, но... всех их убили.
https://www.youtube.com/watch?v=gF8jXjlQr5c
кавалерийская атака в ущелье Самосьерра открывшая Наполеону дорогу на Мадрид.
https://www.youtube.com/watch?v=GYjL8fwy13Q
https://www.youtube.com/watch?v=ohGBkVaMVJk
Несколько слов про нашего героя –
«Небольшая армия генерала Вердье, перед которой была поставлена задача овладеть Сарагосой, не имела никаких провиантских запасов, поэтому привислинским уланам приходилось поставлять для всей армии продовольствие и фураж.» ( вот аххилова пята войск Наполеона – на легке без обозов по скорости они моглиобскакать любую армию, но вот местные житнли совсем были этому не рады. Фуражировка –по сути, грабеж)
«Цедро открыл в себе душу предка времен Мацека Борковича.[эт такой разбойник] Он стал равнодушен к неприятным сторонам своих занятий. Мало того, он нашел в них даже некоторую своеобразную прелесть – гордость, не знающую стыда, жестокое наслаждение, здоровый смех над стонами людей. Со смехом приставить дуло пистолета ко лбу черноглазого угрюмого испанца и, как баранов, заставить всех мужиков гнать свои стада на шоссе, а оттуда – до самых ворот осажденной Сарагосы»
( если такие были добрые романтики, то какие там были злые циники ?)
Но ладно, давайте про первую встречу…Идёт осада… город превращён в крепость…
«Кшиштоф тщательно прицелился в окно. В ту же минуту в нем опять мелькнуло белое лицо. Кшиштоф приготовился выстрелить… Но так, с прикладом у щеки, и застыл под неприятельскими пулями… Он не мог спустить курок. Из темного проема прямо в лицо ему смотрели глаза как бы вдохновенного ангела, грозные и прекрасные, широко раскрытые в экстазе; черный вихрь волос над белым лицом, от воинственного пыла и отваги превратившимся в грозную маску.«Как ты прекрасна!..» – пламенея радостью и восторгом, подумал Цедро, целясь в лоб между сурово устремленными на него глазами.Грянул выстрел. Дым обжег Цедро лицо и на минуту ослепил ему глаза. Когда облако дыма рассеялось, улан остановившимися глазами смотрел в проем. Вот из-за рамы осторожно высунулся белый лоб, и призрак окинул взглядом захватчика. Счастьем повеяло на него. Глаза и губы просияли улыбкой. Одно мгновение, которое длится более сотни лет, стояли они, вперев друг в друга взор. Это было краткое мгновение, которого едва ли хватило бы для того, чтобы передать из рук в руки заряженное ружье…» ( да что там сотни лет, почти вечность, думаю ;) )
Дом взяли, он спас её от изнасилования, она чуть его не заколола кинжалом…
«Цедро прыгнул к ней. Он обхватил ее руками. Сжал в объятиях с железной силой. Никто не мешал ему. В страшном молчании, воцарившемся в темном зале, слышались только стоны, вздохи и плач умирающих. Солдаты заперли обе двери. С неистовой поспешностью они забаррикадировали их столами, табуретами, всем, что попало под руку. На минуту тишину нарушили жалобный шепот, мольбы о пощаде, о милосердии, заклинания и вопли. Все стихло, когда сильные руки Мазуров сдавили нежные шейки арагонок. Слабые, холеные женщины не в силах были сопротивляться, когда ударам кулака их повалили на землю; ноги у них подогнулись. В мгновение ока были сорваны платья…Цедро стоял перед своей девушкой и смотрел на нее бледный как смерть. Он кидал вокруг молниеносные взгляды, проверяя, все ли товарищи занялись уже своими жертвами. Тогда он снова, уже без тревоги, обратил на нее свой взор. Он увидел те же пылающие глаза, черные и прозрачные, как чистая глубокая вода. Девушке было не больше шестнадцати лет. Стройная, она вся словно светилась в воздушном платье. Остановившимися глазами смотрела она на страшное зрелище, открывшееся ее взору. Увидев, как мечутся, сопротивляясь, сестры ее или родственницы, она была смята, раздавлена. Судорожно ловила она воздух раскрытым ртом. Неясные звуки срывались с нежных губ… Цедро понял, что в голове у нее мутится, что вся она сжалась и теряет рассудок. Она вся затрепетала, забилась, выгнула руки. Скрестив ноги, изо всех сил сжала дрожащие колени. Руками она все водила по воздуху, как птица, умирая, водит коченеющими лапками. И вдруг стала обтягивать платье на бедрах, обтягивать изо всех сил, обтягивать… Казалось, от стыда она готова врасти в стену, провалиться сквозь землю.Кшиштоф быстро схватил ее за руку и потащил за собой. Она кусала ему руки, а он, как щенка, тащил ее к двери. Ударом ноги юноша распахнул дверь. Переступив порог он захлопнул ее за собой. Там он выпустил руку девушки. Миг один – и юноша стал салонным венским кавалером. Он отвесил девушке скромный и самый изящный из привычных когда-то поклонов и любезным жестом дал понять, что, если на то ее воля, она может уйти куда ей угодно. Он задыхался и с трудом произнес:– Mademoiselle…
Девушка стояла перед ним без кровинки в лице, белая как снег. Глаза ее, сиявшие как солнце, впились в его лицо. Губы трепетали. Не сказав ни слова, она по-девичьи присела, сделала салонный реверанс. Затем по вернулась и медленно ушла в глубь комнаты. Скрылась за дверью. Он последовал за девушкой в нескольких шагах от нее, сам не сознавая, что с ним творится. В это мгновение он был объят как бы духовной жаждой созерцания красоты. Он шел, не отдавая себе отчета в том, что идет. Счастливому, ослепленному, ему грезилось, будто он уходит в иной мир вслед за своею душою, которая ведет его в страну блаженства. Каждый шаг его был воплощением живого, ощутимого, совершенного счастья. Она уже исчезла, а он все еще видел ее перед собой, ее движения, красоты которых нельзя запечатлеть в памяти, обнять взглядом, выразить словом. Прекрасная doncella не обернулась, выходя из комнаты. Дверь она оставила открытой настежь.Цедро забыл, что в руках у него нет оружия, что карабин он оставил в комнате, где солдатами были схвачены шесть женщин. Он только взглянет разок, куда пошла девушка. Бросит один только взгляд. Быть может, сверкнут еще раз перед ним незабвенные глаза, глаза, полные жизни»…
И его сцапали…
«Цедро увидел кинжал. Минута безмолвия. Все сопят на нем, с присвистом. Вот чья-то рука ползет снизу по его груди. Ищет, колеблется. Остановилась над сердцем.Острие уперлось осторожно в мундир, слушает, как бьется сердце. Потрясенный Цедро широко раскрывает глаза. Кровь стынет у него в жилах. Над ним дивные очи… Он вперил в них взор. Полуоткрытый рот дышит над ним тяжело, как в агонии. Теперь только он узнал ее… Неужели это она лежит на нем?–Ах, как я люблю тебя!– шепнул он, хватая ртом воздух.В то же мгновение он приподнял голову, напряг все силы и прильнул губами к пылающим устам. Кинжал в руке красавицы дрогнул, колебнулся и замер»
Ну потом он её еще раз спас от товарищей, которые прибежали его спасать, за это обозвали его блондином, нежным ухажором и французким пуделем и ещё много как, но всё закончилось благополучно…
Аu revoir, mon bell...
«Все время он задавал себе один и тот же вопрос. Непреодолимая тоска неотступно следовала за ним, путалась в ногах, сковывала руки, точно кандалами.Он задавал себе вопрос, где сейчас doncella? В каком месте? Он совсем не мечтал ни о том, чтобы поговорить с нею, ни о том, чтобы увидеть ее… Он хотел только знать, что она жива. Не отдавая себе в этом отчета, он хотел только раз навсегда покончить со всем этим, к черту, заснуть наконец. Повалиться ничком среди этих трупов и заснуть вечным сном. Он понимал, что в память, под ее железную крышку, врезается все, что он видел, что в мягких извилинах мозга, словно на твердой меди под неумолимым резцом гравера, беспрерывно запечатлеваются все картины. Счастье только, что нет времени, поэтому не видишь их. Пасть ниц и истлеть так же, как те, что лежат здесь. Истлеть так, чтобы вместе с тобой угасли, обратились в прах живущие где-то в тайниках души предательские мысли, мысли трусливые, полные отчаяния, не солдатские, а бабьи, ребячьи мысли. Может, перестанет тогда мутиться его ум! Почему не вонзила она тогда кинжал ему в грудь по самую рукоять? Почему не пронзила ему сердце, не убила его по-мужски, как он старого монаха'1 Так, чтобы в глухом и немом полу глухо отдалось: «Свершилось!»Он содрогнулся, озираясь кругом.–Ах, умереть, держа в объятиях сестру своей души, дрожащую и хрупкую, как золотая бабочка, схваченная грубой рукой! Умереть у ее чуткого сердца, не причинив ему никакого вреда. Чувствовать юный дух, пламя жизни в двух телах… Вдохнуть, умирая, свою душу в ее уста… Почему, сестра, дрогнула твоя нежная ручка?»…
Он вернулся в дом, где всё происходило...
«Ближе к окну, в глубоком старом кресле с широкими подлокотниками спала doncella. Она, видно, заснула недавно. Голова ее бессильно откинулась на спинку кресла. Волосы рассыпались, распустились и клином, похожим на черный кипарис, опущенный верхушкой книзу, свесились с усталой головы. Ослабелые руки лежали на коленях. Можно было подумать, что и эта женщина не принадлежит уже к миру живых. Лишь дыхание прелестной груди под черной одеждой свидетельствовало о том, что она жива.Кшиштоф просунул руку между створками окна и откинул крючок так тихо, что не произвел ни малейшего шума. Он распахнул обе створки.Он увидел теперь его весь, этот зал, как призрак, рисовавшийся его воображенью, окинул взглядом всю картину. Он не мог бы сказать, как долго простоял он под окном, погрузившись в размышления. Ни малейший шорох не нарушал тишины. Изредка только потрескивал фитиль свечи… Старый монах, видно, задремал, склонив голову на руки, которыми он оперся об аналой.Кшиштоф очнулся от глубокого восторженного созерцания. Душа его освободилась от стеснявших ее оков, от пут задумчивости. Взяв свой букет роз, он осторожно стал разбирать ветки со сцепившимися листьями и шипами. Он бросил спящей на колени первый цветок так удачно, что венчик упал как раз между сжатыми пальцами.Потом он бросил вторую ветку, усыпанную нераспустившимися еще бутонами, третью, прелестно расцветшую, четвертую и пятую. Все до последней. Тогда он снова притворил окно. Сам же остался на месте.Он не отводил глаз от лица спящей. Душа его тянулась к сомкнутым ресницам, к губам, к белым ланитам, к черному пламени распустившихся кос.Резким холодом арагонской ночи обвеяло ему плечи и спину. От первых проблесков зари уже редела тьма Из мрака выступали угрюмые стены, темный колодец двора, черные окна и двери. Как жесток был теперь язык всей открывшейся ему картины! Эти страшные, безмолвные сени, эти страшные окна и двери вставали перед ним, словно отражение душевного ада, который он увидел вблизи.Вдруг раздался громовый орудийный выстрел.Словно многоголосое эхо, ответил ему ружейный залп. Цедро почувствовал такую боль, как будто все эти выстрелы пронзили его самого. Спящая подняла голову, широко раскрыла глаза.Она окинула взглядом трупы.С минуту, подняв плечи, прислушивалась она к выстрелам, бледная, дрожащая. Рука ее коснулась мокрых и колючих роз. Крик безграничного изумления готов был сорваться с ее уст.Порывистым движением девушка склонила голову к цветам. Она впилась в них глазами и застыла, словно от пушечных выстрелов замерла и ее душа. От нового грома задрожали утлые окна. Глухо дрогнули стены, застонали сени и комнаты, коридоры и лестничные клетки…Колыхнулись девические плечи.Белые, лилейные руки тревожным и страстным движением собрали, обняли, схватили розы, все, без разбора, и прижали их к груди, сотрясавшейся от рыданий. Девушка встала, словно собралась куда-то идти. Но она не сделала ни шагу. Замерла.С закрытыми глазами, с устами, полными жалобных слов, она все крепче и крепче прижимала к груди цветы. Острые шипы царапали ей белые пальцы, ранили мягкие ладони…Кшиштоф на цыпочках побежал по балкону вокруг двора, спеша на свое место среди солдат»