Пыль на сапогах вечности

Ты часто говорил со мной. Предостерегал, защищал, размыкал моё горе в чернильной ночи. В ночи , когда я, пробуждаемая собственным рёвом, забивалась в угол кровати. В ужасе распахнув глаза, в отчаянной попытке унять неистово колотящееся сердце, я ловила твой облик, пронизанный лучами восходящего гиганта.

Ты с осторожностью цеплялся за хлопковую майку и тянул за собой. Я касалась босыми ногами бревенчатого пола и, словно опоённая шелестом голосов, как тряпичная кукла, следовала за тобой.

Такой мама и находила меня: прикованной к стеклянной глади окна, с отражением румяного зарева в зрачках.

Да, ты часто говорил со мной. Но почему ты ни разу не рассказывал мне от тяжком бремени человеческих душ?

Помню: боялась ходить в школу, ведь каждое утро во дворе меня поджидала большая серая собака. С лаем она бросалась на меня, едва я оборачивалась к ней спиной. Бабушка говорила: «Она чувствует твой страх. Не бойся, и она тебя не тронет».

Почему ты не рассказывал мне, что с людьми точно так же?
Истерзанные своими фобиями, глупые и отчаявшиеся, они точат зубы о себе подобных, боясь разбередить собственные раны. Подобно голодным псам, алчно отгрызают по кусочкам, тянущиеся к ним, души.

Я больше не слышу тебя. С тех пор минуло много лун. Я лежу в своей постели. Моя душа разбита. За окном, как и прежде, мерцают звёзды, которые, ещё пару часов, и накроет пурпурным атласом зардевшихся облаков. Они напоминают края незаживающей раны. Моей раны.
Из окна наносит ароматом подсохшего багульника. В густом разнотравье поёт свою песню сверчок.

Закрываю глаза. Мне снова 6. Я дома. Привет.