Иисус

Это больно и неприятно, а точнее это невыносимо больно. Когда ты ушла, громко хлопнув дверью, мой маленький мир засвенел и сверкнув на прощание всеми красками, лопнул, засыпал меня острыми осколками хрустальной мечты. Ну что же, это жизнь, я не научился относиться к любви, иначе, чем к игре, ставя на каждый ход надежды. Что же, это урок, жестокий урок, который меня ничему не научил. Без тебя все вокруг выцвело, как наши старые фотографии, ты ещё их помнишь? Да, те самые, где мы так неловко корчили гримаски, снимали наши отражения в реке... Ведь у нас столько воспоминаний, которые сейчас табу, запретные ключи к прошлому. Скажи честно, ты ведь тоже украдкой вспоминаешь те славные деньки, когда нашей страсти завидовало солнце? Надеюсь да, так же как надеюсь, что тебе не придется читать эти строки, а то станет так же больно, как и мне.

Это ведь было в той жизни, не так ли? В том мире были краски и тепло, шелковый песок твоей нежности и наша песенка. Мы были счастливы... Там, за чертой от пары глупых слов и огня, спалившего сердце. Ты искала возможности все забыть, словно дурной, ядовитый кошмар, а я так и не научился бегать без оглядки. Знаешь, напиваясь до беспамятства дешевым вином, еле держа ручку онемевшими пальцами я уродовал страницу за страницей каракулями, настолько неразборчивыми, что они казались бессмыслицей, но это ложь! Твоё имя, повторенное тысячи раз, за все слезы, что разьели глаза, за вздохи без выдоха, принесенные в жертву слепой вере в чудо, но ты это не видела, не могла и не должна была это видеть, это было там, на границе между счастьем и отчаянием, в комнате с солнцем на потолке, таким же фальшивым, как и наше безразличие. Я знаю мы больше не встретимся, мы слишком гордые для этого, но... Это все же любовь.

Знаешь, в последние дни не было того солнца, которое осуждало наши безумно лихорадочные попытки скрыть друг от друга те ростки доброты и счастья, что взросли на любви. Черт, да весь мир теперь не отличить от выцвевшей фотографии, покрытой подлым инеем безразличия. Больше нет смысла бежать сломя голову за отблеском надежды, той самой капризной дамы с манерами портовой шлюхи. Ты ничего мне не ответишь, потому что никогда это не прочитаешь, это было бы слишком глупо, слишком наивно. Лучше мы, затаившись, как вор в сокровищнице уютных воспоминаний, украдкой напоем одну из тех вульгарно сладких песенок, которые пели, на мосту между "вместе" и "порознь". Хотя мне теперь все равно, ведь все что нашептано, сквозь слезы, в подушку, никогда уже не будет произнесено вслух. Время подобного безрассудства ушло вслед за тобой, подобно верному псу.