Анна Райс (Anne Rice) - Xроники Вампиров

[LucifeR]

Ну книжку писал не я - я только пытаюсь перевести ее на красивый русский литературный язык...)
Если что, не ожидайте, что каждую неделю будет выходить новая глава, т.к. я все же не робот) Просто с этими главами я давно работал и только на прошлой неделе дошли руки до них, чтобы оформить красиво.

3 глава:
Скрытый текст

3

Она вытягивала кровь из меня, как будто хотела разорвать круг, что держал меня в живых, как если бы она хотела убить меня. Ведьма обладала мной через кровь. Я задыхался и протягивал левую руку к столбику кровати, но не достал его, мягко упав вместе с ней вниз на гнездо из цветов. Ее волосы запутались в розах. Как и мои.
Под этим ужасным напором я почувствовал, как моя жизнь втекает в нее - сырой деревенский замок, Париж, бульварный театр, похищение, каменная башня, обращение Магнусом, огонь, одиночество, сиротские слезы, сокровища; она смеялась? Я видел, как она впивается в мое сердце, в само сердце. Я рванулся назад, чувствуя головокружение, и вцепился в столбик кровати, каждый из которых был уникален, смотря в изумлении на нее.
Ведьмавство!
Стеклянными глазами она посмотрела на меня. На ее губах была кровь, одно касание, и вся ее боль ушла, и время пришло, время освобождения от боли, освобождения от борьбы, освобождения от страха.
Она просто не могла поверить в это.
В промежуточном состоянии между человеком и вампиром, она дышала медленно и глубоко, голодный гибрид, обреченный гибрид, ее кожа совершенно восстановилась и приятность обнаружилась в ее лице, когда щеки оформились и ее губы стали полнее, и кожа вокруг глаз натянулась, и грудь поднялась под ее хлопковым халатом, и округлость вернулась к ее рукам, такая восхитительная округлость, я такой демон, она вздохнула еще раз, вздохнула восторженно, глядя на меня, да, верно, я великолепен, я знаю, и теперь она может принять Темный Дар. Квинн был ошеломлен. Такой влюбленный. "Отойди". Я оттолкнул его. "Она моя".
Я выхватил ее из цветов. Сосуд для моей крови. Лепестки падают. Поэзия, произнесенная шепотом, срывалась с ее уст, "Или как создание, рожденное и наделенное тем элементом". Я прижал ее к себе. Я хотел забрать мою кровь из нее. Я хотел ее.
"Маленькая ведьма", я прошипел ей на ухо. "Ты думаешь, что знаешь все, что я могу сделать!" Я прижал ее к себе сильнее. Я услышал ее тихий мелодичный смех. "Давай, покажи мне!" сказала она. Я не умираю. Квинн был испуган. Он обвил ее своими руками и прикоснулся к моим рукам. Он пытался обнять нас двоих. Это было так приятно. Я любил его. И что? Я обладал ею.
Я слегка коснулся ее шеи зубами. "Я собираюсь получить тебя, Маленькая Девочка!" прошептал я. "Настал твой звездный час, Маленькая Девочка!" Ее сердце забилось сильнее. Все еще на краю. Я пронзил ее зубами и почувствовал, как ее тело напряглось.
Прекрасная беспомощность. Медленно я пил кровь, ее соль смешалась с моей. Я знал ее: красивое дитя, нимфетка, ученица негодница, та, в ком ничего не было утрачено, заявляющая о гениальности, нянчащая родителей пьяниц, веснушчатая и улыбчивая, ее шумная жизнь и постоянные мечтания, неугомонная в компьютерных кодах, наследница миллиардов Мэйфейров, похоронившая отца и мать, больше без проблем в этой области, любовница большего количества мужчин, чем она могла подсчитать, беременность - теперь я вижу! - ужасное рождение, дитя-монстр, посмотрите на него: женщина дитя! Морриган.
"Ходящий ребенок", сказала Долли Джин. "Кто эти люди! Почему ты это показываешь мне!"
"Ты думаешь, что ты единственный монстр, которого я знаю?" Морриган ушла навсегда, дитя-монстр. Что это за мутант, который стал женщиной прямо с рождения, жаждущий твоего молока? Талтос! Ушедший, унесший, уничтоживший ее здоровье навсегда, заставивший ее умирать, нужно найти Морриган, изумруд на шее Моны, посмотрите на этот изумруд! Мона привязалась к Квинну, влюбилась в Квинна, сказала Квинну, нет, поэзия Офелии поддерживает ее душу, биение сердца, захватывает дыхание, умирая так долго. Вы не представляете себе как это! А я - да, представляю! Не останавливайся! Не дай мне уйти! Кто это пытается забрать тебя у меня? Я знаю этого духа! Дядюшка Джулиен!
Он пришел ко мне. Сердитый призрак! В середине моих видений! Был ли он в комнате? Этот высокий, седой мужчина, атаковавший меня, пытающийся вырвать ее у меня! Кто ты, черт возьми? Я заставил его отлететь назад, он удалялся так быстро, что превратился в крошечную точку. Проклятие, отпусти ее!
Мы лежали на кипе цветов, обнимая друг друга, нет времени, посмотрите, он опять возвращается, Дядюшка Джулиен! Я ослеп. Я отодвинулся назад, еще раз разорвал свое запястье, поднес свое запястье к ее рту, неуклюже, проливая кровь, не видя, почувствовал ее сильный захват, тело накренилось. Дядюшка Джулиен, вы проиграли! Она пила и пила. Выражение лица дядюшки Джулиена было взбешенным. Расплылся. Исчез. "Он ушел", прошептал я. "Дядюшка Джулиен ушел!"
Слышал ли Квинн? "Заставь его уйти, Квинн."
Я упал в обморок, давая ей свою жизнь, видишь, видишь все, видишь опустошенную сердцевину, двигайся, несмотря на сожаление, продолжай, ее тело становилось сильнее, ее железные конечности, ее пальцы впились в мою руку пока она пила из моего запястья, продолжай, возьми это, впейся зубами в мою душу, сделай это, сейчас я парализован, не могу бежать, жестокая маленькая девочка, продолжай, где я был, позволяя ей пить еще и еще, я не мог, я прислонил свое лицо к ее шее, открыл рот.
Наши души стали близки друг другу, неизбежная слепота между Создателем и его Ребенком было достигнуто. Не сможем прочесть больше мысли друг друга. Выпей меня досуха, красавица, я в твоей власти.
Мои глаза были закрыты. Я видел сон. Дядюшка Джулиен рыдал. Ах, так грустно, не так ли? В царстве теней, он стоял, закрывая лицо руками, и плакал. Что это? Символ совести? Не заставляй меня смеяться.
Буквы растворяются. Она пила и пила. А я мечтал, самоубийца в ванне с истекающими кровью запястьями, я мечтал: я видел совершенного вампира, душу, непохожую на другие, воспитанную в бесстрашии, никогда не оглядывающуюся назад, избавленную от страдания, и ищущая чудеса во всех вещах без злого умысла или горестных стенаний. Я видел выпускника школы страданий. Я видел ее.
Призрак вернулся.
Высокий, сердитый, Дядюшка Джулиен, будешь ли ты моим преследователем из Рая? Руки согнулись. Что тебе здесь нужно?
Понимаешь ли ты, с чем ты столкнулся? Мой совершенный вампир не видит тебя. Исчезни, сон. Исчезни, призрак. У меня нет времени на тебя. Прости, Дядюшка Джулиен, она обращена. Ты проиграл.
Она давала мне уйти. Она должна была. Я сместился.
Когда я открыл свои глаза, Мона стояла около Квинна, и они оба смотрели на меня.
Я лежал среди цветов, и здесь не было шипов на розах. Время остановилось. И далекая суета в доме не имела значения.
Она была создана. Она была вампиром моей мечты. Она была совершенной. Старая поэзия Офелии оборвалась. Она была совершенной Жемчужиной, безмолвным чудом, смотрящая вниз на меня, удивляющаяся только тому, что произошло со мной, так как другое мое дитя было создано давно - когда я использовал Темный Дар так же жестоко, тщательно, как и опасно для меня. Но поймите, что для Лестата это были временные опасности. Ничего страшного, мальчики и девочки. Посмотрите на нее.
Итак, это было великолепное создание, в которое так неотвратимо влюбился Квинн. Принцесса Мона из Мэйфейров. Кровь проникла до самых корней ее длинных рыжих волос, они были пышными и сияющими, и ее лицо было овальным с круглыми и улыбающимися щеками и губами, И ее глаза были очищены от всех болезней, эти бездонные зеленые глаза.
О, она была потрясена видениями Крови, конечно же, и кроме того, силой вампиров, что заполнила ячейки всего ее тела.
Но она стояла твердо и решительно, смотря на меня, без сомнений, настолько здоровая, насколько она когда-либо была, больничный халат стал слишком откровенным и натянутым для ее тела. Все это сочное и привлекательное тело было восстановлено.
Я отмахнулся от лепестков, которые прилипли ко мне. Я поднялся на ноги. Я еще испытывал головокружение, но быстро исцелялся. Мой ум был затуманен, и это было почти приятное ощущение, восхитительное размывание границ тепла и света в комнате, и у меня было стремительное, глубокое чувство любви к Моне и Квинну и глубокое чувство, что мы будем вместе долгое время, только мы втроем. Мы втроем.
В моем лихорадочном видении Квинн появился сияющим и верным. Это привлекло меня с самого начала знакомства с ним, земной коронованный принц, полный откровенности и самоуверенности... Любовь всегда спасет Квинна. Потеряв Тетушку Куин, он поддерживал любовь, которую он чувствовал к ней.
Единственное, что он ненавидел, он убил.
"Могу ли я дать ей мою кровь?" спросил он. Он приблизился ко мне, сдавил мое плечо и склонился надо мной нерешительно и затем поцеловал меня.
Как он смог отвести свой взгляд от нее, я не знал.
Я улыбнулся. Я получил свои плоды. Дядюшки Джулиена нигде не было, как я мог видеть.
"Нигде", откликнулся Квинн.
"Что ты сказал?" спросила сияющая новообращенная.
"Дядюшка Джулиен, я видел его", но я не должен был это говорить.
Внезапная тень появилась на ее лице. "Дядюшка Джулиен?"
"Но он был обязан", произнес Квинн. "На похоронах тетушки Куин я видел его, и это было так, как будто он предостерегал меня. Это была его обязанность, но имеет ли это значение сейчас?"
"Не давай ей свою кровь", сказал я Квинну. "Держите свои умы открытыми друг для друга. Конечно же, вы можете полагаться на слова, несмотря на то, что вы можете читать мысли друг друга, но не обменивайтесь кровью. Слишком много, и вы потеряете взаимную телепатию".
Она протянула свои руки ко мне. Я обнял ее, крепко стиснул, изумляясь силе, которую она уже получила. Я почувствовал себя униженным Кровью в большей степени, чем гордым из-за той чрезмерности, которую я применил во всем процессе. Я издал небольшой соглашающийся смешок, когда поцеловал ее, который она вернула в своем очаровании.
Если и была в ней такая черта, что могла сделать меня ее рабом, это были ее зеленые глаза. Я понял, насколько затуманены они были ее болезнью. И теперь, пока я обнимал ее, я видел россыпь веснушек на ее лице, и сверкание ее прекрасных белых зубов, когда она улыбалась.
Она была такой маленькой для всего ее магического здоровья и восстановления. Она привнесла нежность в меня, что могут немногие.
Но пора сворачивать эту восторженную речь. Как бы ни ненавидел я это. Пора решать практические вопросы.
"Ладно, моя любовь", сказал я. "Тебе предстоит испытать еще один приступ боли. Квинн доведет тебя до конца. Отведи ее в душ, Квинн. Но сперва, приготовь какую-то одежду для нее. Хотя, оставь это дело мне. Я скажу Жасмин, что ей нужна пара джинс и рубашка". Мона засмеялась почти истерически.
"Мы всегда обращаемся к смеси магии и земного", ответил я. "Привыкай к этому".
Квинн был серьезен и мрачен. Он подошел к столу, набрал на интеркоме номер кухни и отдал указание насчет одежды Большой Рамоне, сказав ей оставить ее прямо перед дверью. Так, хорошо. Все роли в Блэквуд Мэнор разыгрывались без помех.
Затем Мона, ошеломленная и мечтающая, спросила, могут ли ей принести белое платье, или возможно белое платье можно достать внизу в комнате тетушки Куин.
"Белое платье", произнесла Мона так, как будто была поймана в сети, такие же сильные как ее внутренние картины утопающей Офелии. "И чтоб там были кружева, Квинн, кружева, чтоб никто не понял, что я одевала..."
Квинн позвонил по интеркому еще раз, отдал указания, "Да, кружева тетушки Куин, принесите их все наверх. Все белое", сказал он Большой Рамоне. Его голос звучал тихо и терпеливо. "Ты знаешь, что Жасмин не одевается в белые платья. Да, для Моны. Если мы их не используем, они все испортятся. На чердаке. Тетушка Куин любила Мону. Перестань плакать. Я знаю. Знаю. Но Мона не может ходить в этом ужасном больничном халате. И когда-нибудь, пятьдесят лет спустя Томми и Джером распакуют всю эту одежду, и не будут знать, что с ней всей делать и... просто принеси что-нибудь наверх сейчас".
Когда он повернулся назад, он остановил свой взгляд на Моне и взглянул на следы укуса так, как будто не мог поверить в то, что он видит, несмотря на то, что он только что понял, что случилось, что мы сделали. Он прошептал что-то о белых кружевах. Я не хотел читать его мысли.
Затем он прошел вперед и заключил Мону в свои объятья.
"Это свойственное смертным умирание, Офелия, оно не будет долгим", сказал он. "Я войду в поток с тобой. Я буду держать тебя.
Мы будем вместе читать стихи. И после этого, больше не будет боли. Только жажда. Но никакой боли". Он не мог держать ее достаточно близко.
"И я всегда буду видеть так, как сейчас?", спросила она. Слова о смерти ничего не значили для нее.
"Да", сказал он.
"Я не боюсь", сказала Мона. Она догадывалась об этом.
Но пока она не осознавала, что в действительности произошло. А я знал в своем сердце, сердце, которое я закрыл от Квинна, мысли которого она не могла читать, что она в действительности не согласится с этим. Она не способна на это.
Что это значит для меня? Почему я придавал такое большое значение этому? Потому что я погубил ее душу, вот почему.
Я привязал ее к Земле тем способом, которым мы все были привязаны, и теперь я должен видеть, что она станет тем вампиром, которого я видел в своих самых сокровенных мечтах. И когда она окончательно станет той, которой должна стать, она может сойти с ума. Что я говорил о Меррик? Те, что стремились к этому сходили с ума быстрее, чем те, кто были украдены, как я.
Но на подобные размышления не было времени.
"Они здесь", сказала она. "Они внизу. Ты слышишь их?". Она была встревожена. Как и всегда в случае свежеперерожденных, все ее эмоции были преувеличенными.
"Не бойся, прелестное дитя", сказал я. "Я справлюсь с ними".
Мы говорили о шуме, раздающемся в гостиной внизу. Отличительная черта Мэйфейров. Жасмин в раздражении ходит туда-сюда. Маленький Джером, пытающийся скользить по закрученным перилам. Квинн тоже мог слышать все это.
Там была Роуан Мэйфейр и отец Кевин Мэйфейр, священник для любви к Небесам, прибывшие с машиной скорой помощи и медсестрой, чтобы найти Мону и вернуть ее в госпиталь, или как минимум определить, жива она еще или мертва.
Так все и было. Я сделал это. Так почему бы им не получить требуемого. Они думали, что Мона уже мертва.
И они были правы. Она мертва.

Чувствую, что после этой книжки, у меня отпадет желание что-либо еще читать)

Добавлено:
Постараюсь переводить по 30-50 абзацев ежедневно, т.е. если поддерживать темп, то 4я глава будет готова дней через 5

4 глава:
Скрытый текст

4

Я отпер дверь спальни.
Большая Рамона стояла там подобно стогу в белой одежде.
Квинн и Мона исчезли в расположенной рядом ванной комнате.
"Ты хотел, чтобы это произошло с бедным дитя?", сказала Большая Рамона. Хрупкая женщина, седая, миловидная, в накрахмаленном белом фартуке. (Бабушка Жасмин). Глубоко обеспокоенная. "Итак, ты просто забрал все это, я все сложила!" Я отступил, чтобы позволить ей пройти в комнату и положить кучу на усыпанную цветами кровать. "Итак, здесь белье и наволочки", объявила она. Она покачала головой. В ванной бежал душ.
Она пропустила меня, когда выходила, издавая тихое ворчание.
"Я не могу поверить, что эта девочка все еще дышит", сказала она. "Это просто чудо. И ее семья там внизу и преподобный Кевин принес елей. Да, я знаю, что Квинн любил эту девочку, но где в Евангелие говорится, что вы пустите мертвеца в свой дом, и что мама Квинна заболеет, вы знаете об этом, она сбежала куда-то, знаете ли вы об этом, Пэтси появлялась и сбегала снова и снова - "(Нахлынули воспоминания о Пэтси, матери Квинна - кантри-певичке с накладными волосами и крашеными ногтями, умершей от СПИДа в спальне напротив, которая никогда больше не оденет свою бахромчатую кожаную одежду и высокие сапоги, никогда не сделает яркий макияж и никогда больше не уйдет. Просто прекрасная на кушетке в ночной сорочке, когда я последний раз видел ее, женщину, полную иррациональной и всепоглощающей ненависти к Квинну, одного из выживших близнецов. Ей было 16, когда родился Квинн. Теперь почившей), " - и убежавшая от врачей, больная она и была. О, Пэтси, Пэтси, и тетя Куин лежит в могиле, и теперь это рыжеволосое дитя приходит сюда, говорю я вам!"
"Ладно, а может, Мона умерла", сказал я, "И Квинн омывает ее труп в ванной."
Она разразилась смехом, закрывая рот рукою.
"Ох, ты дьявол", сказала она. "Ты еще хуже, чем Квинн", она посмотрела на меня, хлопая своими блеклыми глазами, "но ты же не думаешь, что я не знаю, что они делают в душе вместе. И что если она умрет там, что тогда, мы будем вытирать ее полотенцами и выносить ее тело оттуда, как будто ничего не случилось?"
"Ну, в любом случае она будет чистой", сказал я, пожимая плечами.
Она покачала головой, пытаясь не рассмеяться слишком громко, и в приподнятом настроении она направилась назад в гостиную, смеясь и разговаривая сама с собой " ... и зачем его мать постоянно убегала, как больная собака, никто и не знал, где она была. И эти Мейфейры внизу, удивительно, что они не привели с собой шерифа." И она направилась в дальнюю спальню, Ангел Горячего Кофе, где Нэш и Томми разговаривали шепотом, и где Томми плакал из-за потери тетушки Куин.
Мне пришло в голову, относительно удивительной силы, которую я ценил во всех этих людях, что я понял, почему Квинн настаивал на том, чтобы остаться здесь, изображая из себя смертного так долго, как только мог, так как все Поместье Блэквуд держалось на нем.
Но нет времени на то, чтобы быть волшебником. Пора купить немного времени для Моны, время сделать ее отсутствие каким-либо образом приемлемым для ведьм внизу... Кроме того, я чувствовал любопытство в отношении созданий в спаренной гостиной, этих бесстрашных медиумов, что обманули смертных вокруг себя, так же, как делаем мы, вампиры, притворяясь полезными и нормальными человеческими существами в то время, как они содержат в себе кучу секретов.
Я поспешил спуститься по лестнице, подхватив крошку Джерома в его больших теннисных туфлях с перил как раз вовремя, чтобы спасти его жизнь, так как он был близок к падению с десяти футов на украшенный мраморной плиткой пол внизу, и отдал его в объятья очень встревоженной Жасмин; и затем, жестами показав ей, что все будет в порядке, я вышел навстречу свежему воздуху гостиной.
Доктор Роуан Мэйфейр, основательница и глава медицинского центра Мэйфейров, сидела в одном из кресел из красного дерева (картина девятнадцатого века в стиле Рококо, черный лак и бархат), и ее голова резко повернулась, будто ее дернули за веревку, когда я вошел.
На данный момент, мы уже видели друг друга прежде, как я упоминал, на похоронах тетушки Куин в церкви Успения Богоматери. В общем, я сидел на опасно близком расстоянии от нее, находясь на церковной скамье, прямо справа от нее. Но я был лучше замаскирован в тот раз обычной одеждой и солнечными очками. Сейчас она видела перед собой плохо воспитанного Принца в его длинном пальто и кружевах ручной работы. И я забыл надеть мои солнечные очки, что оказалось глупой ошибкой.
Я не успел тогда хорошо ее рассмотреть. Сейчас я обнаружил себя буквально очарованным, что не было слишком удобным, так как это я должен был очаровывать, как только наша беседа бы началась.
Ее худое овальное лицо было изящно высечено и было таким же чистым и свежим как у маленькой девочки и не нуждалось ни в чем для его дополнения, чтоб сделать его выдающимся, с этими огромными серыми глазами и холодными безупречными устами. Она была одета в строгий, серый шерстяной брючный костюм, с красным шарфом, обернутым вокруг ее шеи и подоткнутым под лацканы ее пиджака, и ее короткие белокуро-пепельные волосы, которые начинали виться прямо под мягкой линией ее подбородка.
Выражение ее лица было крайне драматичным, и я почувствовал непосредственное и стремительное зондирование моего разума, которое я хорошо заблокировал. Я почувствовал дрожь, пробежавшую по моему позвоночнику. Она производила это.
Она, конечно же, рассчитывала, что прочтет мои мысли, но не смогла. И она была не допущена к знанию о том, что произошло наверху. Ей это не понравилось. И если представить это более по-библейски, она была глубоко огорчена.
И будучи недопущенной к мыслям, она попыталась разобраться в моей внешности, не заинтересовавшись поверхностной эксцентричностью моего длинного пальто и моих грязных волос, а, заинтересовавшись элементами, которые были более присущи вампирам - едва различимым сиянием моей кожи и волнующей голубизной моих глаз.
Я должен начать говорить быстрее, но позвольте мне сперва поделиться с вами впечатлениями от моего мгновенного взгляда на другого Мэйфейра - Брата Кевина - который стоял у каминной доски, и был еще одним лицом, находящимся в комнате.
Природа наградила его теми же чертами, что и Мону - глубокими зелеными глазами и рыжими волосами. По правде говоря, он мог быть ее старшим братом, гены были настолько схожими, и он был моего роста, шести футов, а также хорошего телосложения. Он был одет в церковное облачение черного цвета с белым римским воротничком. И он не был ведьмой, как была Роуан, но он был больше чем простым медиумом, и я мог легко его прочесть: он думал, что я странный и надеялся, что Мона была уже мертва.
Я вспомнил его на похоронной мессе в его готическом облачении с потиром в руках. Это моя кровь. По причинам, которые я, возможно, не могу объяснить, я внезапно перенесся в мое детство в деревню во Франции, в старинную церковь, где деревенский священник говорил те же самые слова, держа потир в руках, и на некоторое время я потерял восприятие всего (времени и пространства). Другие смертные воспоминания представляли опасность, усовершенствовавшись в цвете и ясности. Я видел монастырь, в котором я учился, был таким счастливым, и где я хотел стать монахом. О, это было отвратительно.
И с другим приступом дрожи, я понял, что доктор Мэйфейр поймала эти образы из моего разума, прежде чем я его вновь заблокировал.
Я стряхнул эти мысли, на мгновение, почувствовав недовольство из-за того, что гостиная была наполнена тенью. Затем мои глаза нашли в пустоте фигуру дядюшки Джулиена, объемную и совершенно цельную в сером, подчеркивающим стройность фигуры, костюме, он стоял в дальнем углу, скрестив руки, смотря на меня с неприязнью. Он был слишком реальный и слишком яркий.
"Что с тобой случилось?" спросила доктор Мэйфейр. Ее голос был глубоким, сиплым и чувственным. Она все еще сверлила меня взглядом.
"Вы не видите здесь никаких призраков, не так ли?" Выпалил я не подумав, призрак просто стоял там все это время и я понял, что, конечно же, они не видели его, никто из них. Это яркая и содержательная угроза относилась ко мне.
"Нет, я ничего не вижу," быстро ответила Роуан. "В этой комнате находится призрак, которого я должна увидеть?"
У женщин с такими сиплыми голосами есть поразительные преимущества.
"Здесь есть свои призраки," понимающе сказал брат Кевин. Американский акцент. Бостон. "Как друг Квинна, я думаю, вы знали."
"О, я знаю, да," сказал я. "Но я никак не могу привыкнуть к ним. Призраки пугают меня. Как и ангелы."
"И не занимались ли вы экзорсизмом, чтобы избавиться от Гоблина?" спросил священник, застав меня этим вопросом врасплох.
"Да, и это помогло," сказал я, довольный развлечением. "Гоблин покинул этот дом, и Квинн свободен от него впервые в своей жизни. Мне интересно, что это будет значить для него."
Дядюшка Джулиен не двигался.
"Где она?" спросила Роуан, имея ввиду Мону, кого же еще?. "Она желает остаться здесь," сказал я. "Видите ли, все просто." Я пересек комнату и присел на кресло спиной к торшеру, частично скрываясь в тени, так, что я мог видеть всех, даже мою немезиду. "Она не желает умирать в медицинском центре Мэйфейров. Она преодолела на лимузине весь путь сюда. Вы знаете Мону. И она с Квинном наверху. Я хочу, чтобы вы доверяли нам. Оставьте ее с нами.
Мы позаботимся о ней. Мы можем позвать старую сиделку Тетушки Куин, чтоб она нам помогла."
Роуан смотрела на меня так, словно я потерял разум.
"Ты представляешь, как сложно вам будет?" спросила она. Она вздохнула, показывая тем самым сильную усталость, но только на мгновение. "Представляешь ли ты, какие трудности вас ждут?"
"Вы привезли с собой кислород и морфин, не так ли?" Я бросил взгляд поверх плеча в направлении машины скорой помощи, находящейся снаружи. "Оставьте их. Синди, сиделка, знает, как их использовать."
Роуан подняла брови. Опять та же усталость, но ее сила была велика. Она пыталась разгадать меня. Абсолютно ничего во мне не пугало и не отталкивало ее. Я посчитал ее привлекательной.
В ее глазах светился безграничный интеллект.
Квинн, возможно не может понять, что ему предстоит," мягко сказала она. "Я не хочу причинять ему боль. Я не хочу, чтобы она умирала, испытывая невыносимую боль. Сопроводишь ли ты меня?"
"Конечно, я сделаю это," сказал я. "Поверь мне, что мы позовем тебя, когда придет время."
Она склонила голову, но только на секунду.
"Нет, нет, ты не понимаешь," сказала она, хриплый голос выражал участие. "Не существует разумного объяснения тому, что она все еще жива на данный момент."
"Это ее желание," возразил я. Я говорю вам правду, нет причин тревожиться о ней. "Она отдыхает, освобожденная от боли" произнес я.
"Это невозможно," прошептала Роуан.
Что-то промелькнуло в выражении ее лица.
"Кто ты?" спросила она, этот глубокий голос подчеркивал ее серьезность.
Я был околдован. Я не мог освободиться от нее. Я опять почувствовал дрожь. Комната была слишком темной. Я хотел попросить Жасмин зажечь люстру.
"Мое имя не имеет значения," сказал я, но говорить было трудно... Имело ли это отношение к этой женщине? Почему ее красота была настолько дерзкой и угрожающей? Я хотел рассмотреть ее душу, но она была слишком умной и не допустила этого. Однако я почувствовал ее тайны, настоящий клад, и я почувствовал волнующую связь между ребенком - чудовищем, что Мона раскрыла мне, когда я сделал ее вампиром, и другими вещами.
Я внезапно понял, что эта женщина утаивала что-то ужасное в своем сознании, что главной чертой ее характера была эта тайна и ее совесть, и огромный конфликт, коренящийся в ее блеске и чувстве вины. Я хотел знать это, что бы она ни прятала, узнать хотя бы на минуту, найти это в ее душе. Я бы отдал все.
Она отвернулась от меня. Я невольно смутил ее взглядом и потерял контакт, а она молча нащупывала, и я почти увидел это: власть над жизнью и смертью.
Брат Кевин заговорил:
"Я должен увидеть Мону, прежде чем мы уйдем," сказал он. "Я должен поговорить с Квинном об экзорсизме. Прежде я видел Гоблина, как вы понимаете. Я заинтересован в них обоих. Вы должны сказать Моне, что мы здесь."
Он расположил кресло напротив меня, а я даже не заметил этого. "Наверно, мы оба должны увидеть ее," обратился он к Роуан. "Тогда мы сможем решить, как поступить." У него был тихий голос, безупречный для священника, робкий, однако совершенно естественный.
Я перевел взгляд на него, и мне показалось на мгновение, что я обнаружил хранилище общих тайн, вещей, что они все знали, эти Мэйфейры, вещей о которых они не могут говорить, того, что так тесно связано с их богатством и их корнями, того, что они никогда не смогут перерасти, вычеркнуть или преодолеть. В отношении Брата Кевина это было вдвойне тяжелей, так как он являлся исповедником семьи, связанным святой клятвой, а также ему говорили о вещах, в которые он недостаточно верил, и это основательно изменило его.
Но он также знал, как блокировать свой разум. И вновь, когда я зондировал его, все что я увидел, было то приносящее боль воспоминание о моем школьном обучении, о моем сильнейшем желании быть хорошим. Эхо моего собственного внутреннего голоса вернулось ко мне. Я ненавидел это. Уберите это прочь! Это нанесло мне удар, острый и тяжелый, мне давалось так много возможностей спасти мою душу, что вся моя жизнь строилась вокруг этих возможностей! Такова была моя природа - ходьба от соблазна к соблазну, не грешить, но быть спасенным.
Я никогда прежде не видел мою жизнь под таким углом.
Тот оставшийся в далеком прошлом мальчик, Лестат, борись бы он достаточно активно, мог бы стать монахом.
"Проклятый!" прошептал призрак.
"Это невозможно," сказал я... "Невозможно увидеть ее?" произнесла Роуан. "Ты ведь несерьезно?"
Я услышал тихий смех. Я повернулся в кресле.
Вдали справа от меня смеялся призрак. "И что теперь ты собираешься делать, Лестат?" спросил он.
"В чем дело?" спросила Роуан. "Что ты видишь?"
"Ничего," ответил я. "Вы не можете увидеть ее. Я обещал ей. Никто не поднимется наверх. Ради Бога, оставьте ее одну." Я вложил в это всю силу моего убеждения. Внезапно я почувствовал безысходность. "Позвольте ей умереть так, как она сама желает, из любви к Небесам. Отпустите ее!"
Она пристально посмотрела на меня, посмотрела, демонстрируя душевное волнение. Безмерное внутреннее страдание вдруг отразилось на ее лице, как будто она не могла больше скрывать его, или как будто моя собственная вспышка, уже ослабленная, зажгла слабое пламя внутри нее.
"Он прав," сказал Брат Кевин. "Но вы понимаете, мы должны остаться здесь."
"И это не займет много времени," сказала Роуан. "Мы спокойно подождем. Если ты не желаешь видеть нас в доме..."
"Нет, нет, конечно, оставайтесь," сказал я. "Господи!"
Опять послышался призрачный смех.
Твоя гостеприимность презренна!" сказал Дядюшка Джулиен. "Жасмин даже не предложила им крекер или стакан воды. Я потрясен."
Я был сильно позабавлен этим, и я сомневался в истине произнесенного. Я был взволнован этим и пришел в ярость! В этот же момент я услышал кое-что, что-то, что не мог слышать никто в комнате, кроме, возможно, смеющегося призрака. Это был звук плача Моны, нет, даже скорее, рыдания. Я должен был возвращаться к Моне.
Все в порядке, Лестат, будь монстром. Выгони самую интересную женщину, которую ты когда-либо встречал, прочь из дома.
"Послушайте меня, вы оба," сказал я, пристально глядя на Роуан, и затем мельком взглянув на Брата Кевина. "Я хочу, чтобы вы отправились домой. Мона такой же медиум, как и вы. То, что вы находитесь здесь, внизу, доставило ей ужасное душевное страдание. Она чувствует это.
Она чувствует это. И это доставляет ей боль." (Все это было правдой, не так ли?) "Я собираюсь подняться наверх и успокоить ее. Пожалуйста, уйдите. Это то, чего она хочет. Это то, что даст ей силу справиться. И я вам обещаю, что я поставлю вас в известность, как только все закончится. Пожалуйста, уйдите."
Я поднялся, и взял руку Роуан в свою для того, чтобы помочь ей подняться из кресла... "Ты совершенный деревенщина," сказал призрак с отвращением.
Брат Кевин тоже поднялся.
Роуан пристально смотрела на меня, пронзая взглядом. Я провел ее в коридор и до парадного входа, а священник последовал за нами. Верьте мне. Поверьте, что это то, чего желает Мона.
Могли ли они слышать рыдания Моны теперь?
Не отводя взгляда от Роуан, я открыл входную дверь. Поток летней жары, запах цветов. "Вам пора," сказал я.
"А кислород, морфин," произнесла Роуан. Такой голос называют хриплым. Он такой соблазнительный. И за ее тонкими нахмуренными бровями находилось это противоречие, эта непризнанная и грешная сила. Что она из себя представляла?
Мы стояли на парадном крыльце, словно карлики под колоннами. Пурпурный свет неожиданно успокаивал, и мгновение потеряло свою гармонию. Это было словно вечный сумрак здесь, в этой местности. Я мог слышать ночных птиц, отдаленное волнение вод на болоте.
Брат Кевин отдавал указания санитарам. Они принесли припасы.
Я не мог сбежать от этой женщины. Что я говорил ей? Призрак смеялся. Я был сбит с толку.
В чем твой секрет?
Я почувствовал физический толчок, словно она вытянула обе свои руки и положила их мне на грудь, пытаясь сдвинуть меня назад с того места, где я стоял. Я увидел призрака за ее плечом. Этот толчок исходил от нее. Он должен был исходить от нее.
Ее лицо было высечено с враждебной красотой.
Она вскинула голову, позволив волосам упасть на ее щеки.
Она сузила глаза. "Позаботься о Моне ради меня," сказала она. " Я люблю ее всем моим сердцем. Ты не можешь знать, что значит для меня то, что я потерпела неудачу с ней - что все мои таланты, все мои средства..."
"Конечно. Я знаю, как ты любишь ее," сказал я. "Я люблю ее, и я едва ее знаю." Это был лепет. Эта женщина страдала. Страдал ли я? Призрак обвинял меня. Высокий мужчина прямо за ней, но она чувствовала его... Чем же являлось то, что проскальзывало из ее сознания к моему? Что-то настолько страшное, что оно придавало форму всему ее существованию; и она чувствовала это настолько сильно в этот момент. Я забрал жизнь.
Я содрогнулся. Ее глаза не позволяли мне сдвинуться.
Я забирал жизни опять и опять.
Санитары проскользнули мимо с дополнительным оборудованием. Свежий воздух хлынул потоком из открытой парадной двери. Жасмин была здесь. Призрак уверенно стоял на месте. Мне показалось, что изгиб ветвей деревьев ореха пекана, граничащих внизу с усыпанной гравием подъездной дорожкой имел какое-то значение, тайное сообщение от Лорда Вселенной, но какое?
"Подойди ко мне," сказал я Роуан. Жизнь, основанная на страдании, на искуплении. Я не мог вынести это, я должен был коснуться этого, охватить это, спасти.
Я обнял ее, Боже прости меня, целуя ее щеки, а после и губы. Не волнуйся за Мону.
"Ты не понимаешь," прошептала она. На мгновение я увидел больничную палату, пыточную камеру из механизмов и чисел пульсаций, блестящие пластиковые пакеты, подающие питание по свисающим трубкам, и рыдающую Мону, рыдающую также как и сейчас, и Роуан, стоящую в дверном проеме. Почти использующую силу, почти убившую.
"Да, я понимаю," сказал я. "И это было не подходящее время, и она желала вернуться к Квинну," прошептал я в ее ухо.
"Да," произнесла она, и на ее глазах показались слезы, "и я испугалась ее. Понимаешь. Она знала, что я собираюсь сделать, она знала, что у меня есть сила, это выглядело бы как сердечный удар при вскрытии, просто удар, но она знала! Я почти... Я внушила ей ужас. И..."
Я крепко прижал ее к себе. Я задержал дыхание.
Я исцеловал ее слезы. Я хотел бы быть святым. Я желал быть священником, что стоял у машины, ожидая ее, делая вид, что он не видел наших поцелуев. Каковы были поцелуи? Смертные поцелуи? Я вновь поцеловал ее в губы. Смертная любовь такая сильная, несмотря на оглушающее желание соединения крови, не ее смерть, нет, Боже, нет, лишь узы крови, постижение. Кем являлась эта Роуан Мэйфейр! Я чувствовал головокружение.
И призрак за ней смотрел на меня так, словно он призывал Преисподнюю ниспослать свои силы против меня.
"Как ты могла знать, когда был верный момент?" ответил я. И истина заключается в том, что ты не сделала этого. И теперь она может провести время с Квинном." Ох, такой лживый эвфемизм для того, кто ненавидит все эвфемизмы, на что есть свои причины. Я целовал ее решительно и страстно и чувствовал, что ее тело успокаивается, почувствовал ее соединение со мной на мгновение, и затем вспышку ледяного холода, когда она отстранилась... Она торопливо спустилась по ступенькам, ее шаги были едва слышны. Брат Кевин держал дверь машины открытой для нее. Машина скорой помощи уже отправилась обратно. Она повернулась и посмотрела на меня, а затем она помахала мне рукой.
Такой нежный и неожиданный жест. Я почувствовал, что мое сердце стало огромным и стало биться слишком часто для меня.
Нет, моя дорогая. Ты не убила ее. Это сделал я. Я убил ее. Я виновен. И она опять рыдает. И призрак знает об этом.

Чувствую себя писателем фанфиков. Выпуск глав периодичен. И я еще дописываю мысли Энн Райс)

Прошу не выкладывать данные главы ни на каких страницах, пока она не завершена, ибо закон об авторских правах еще никто не отменял.