О чем молчат...

[фЫрк]

Прошлое, окутанное новыми мыслями.

О чем молчат...
Посвящено А.Н.


Я помню тот день.
Шел мелкий дождь, делая серую Москву еще темнее и угрюмее. Мы поехали на кладбище. Надо, значит надо. Я ее не знала, я редко о ней думала. Единственная причина, почему мне было жаль ее, я жалела мать, потерявшего первого ребенка. Кладбище... Обитель страдающих душ. Так редко посещаемое ранее, так хорошо знакомое теперь. Там так хочется помолчать, но люди, глупые люди, бояться тишины, особенно там. Они знают, что когда-то больше не смогут говорить, они будут только слушать. И что же они слышат? Всякую чепуху из уст родных и близких, всякий бред, которым они хотят закопать поглубже истинные мысли и чувства.
Я молчу и слушаю. Смотрю по сторонам. Уже давно заброшенные могилы, или наоборот ухоженные, будто шампунем вымытый шелковистый газончик на могиле, отполированные камни с улыбающимися лицами на фотографиях. Все это так пошло, так противно. Кому это нужно? Самолюбию родственников. Разве это теперь нужно усопшему? Вы скажете: ради памяти? Чем надгробие над разлагающимся в деревянном ящике трупом лучше фотографии счастливого человека на письменном столе? Кладбище нужно лишь тем, кому стыдно. Стыдно за то, что они не успели выразить свою любовь к уже бывшему человеку. Их гложет совесть, резко проснувшаяся со стуком молотка, заколачивающего гвозди на крышке гроба, с рыданиями детей и матерей, с тихим сдержанным кашлем отцов, с шарканьем лопат, с гулким и ужасным звуком, с которым гроб достигает дна могилы. Нет-нет-нет. Не хочу. Похороните меня в своих сердцах, а тело отдайте миру, что дал мне жизнь. Не хочу. Быть пленником деревянной тюрьмы. Хочу свободы. Стать прахом - стать пылью. Быть ничем - быть всем. Быть нигде - быть везде. Существовать вечно в облике вечного, а не гнить в коробке на радость червям.

Я помню тот день... Мы поехали к сестре. Я почти ничего о ней не знала. Но видела боль в глазах матери и отца, когда они произносили ее имя. Маленький кусочек земли. Чья-то маленькая, но значимая жизнь. Чья-то вечная память. Кто тогда мог подумать, что года через три-четыре эта земля впитает новые слезы по новой жизни. Новое имя на камне. Новые замученные стыдом и совестью посетители. И все эти новые ненужные никому действия и слова.

Помолчите. Вы же себя не слышите.

[фЫрк]

Одно мгновение из жизни N.N.
Посвящено всем, кому не верят.


Ему никто не верил. Его романы читало полмира, расхватывали новинки, едва они успевали появиться на прилавках, повсюду звучало его имя. В каком-то популярном телешоу ему дали звание "Сказочника столетия". Сказочник?! Они ему не верили. Люди мечтали о его жизни. Им представлялась роскошь, красота и счастье, окружавшие его. А на самом деле была одна лишь головная боль. Он так устал, устал кричать правду, которую все равно принимали за ложь. Это равносильно пыткам, где "испанский сапог" заставит говорить даже Геркулеса, но злому палачу не нужна такая правда, у него она своя, и пытки продолжатся до тех пор, пока он ее не услышит.
Ему никто не верил. А он - тоже мне, герой - не сдавался. И тут появилась Она, такая чистая, такая светлая. И протянула руку. Спасительную руку ангела. Она сказала молчать, и он молчал, медленно утопая в ее огромных синих глазах. Он так волновался, когда она на секунду прикрывала их, боялся больше не увидеть, боялся перестать тонуть...

______________
"17 августа 2046 года.
Газета "О чем не молчат".

Наш непревзойденный "Сказочник столетия" вчера впервые вышел из дома, где в одиночестве просидел больше двух месяцев. Весь мир замер в ожидании нового романа, нового шедевра, но, увы, как оказалось, ничего N.N. не написал. Чем же он занимался два месяца, находясь в полном одиночестве? Общался со своими лучшими друзьями: феями, гномами и эльфами? Или может у него новая пассия? Взять интервью у сумасшедшего гения в ближайшее время не получится, поэтому остается лишь гадать, что же с ним на этот раз."
______________

Его уже давно привлекала эта вывеска: "Жизнь по обмену". Она, обладательница этих синих прекрасных глаз, сказала ему пойти туда и отдать любому своему поклоннику жизнь великого сказочника. Так он и поступит.
______________

Яркий свет. В голове пусто, будто вымели все мысли, как какой-то ненужный мусор. Сладкий женский голос пытается прорваться сквозь пелену густого тумана, защищающего эту пустоту.
- Евгений! Евгений, откройте глаза!
Евгений? Кто это? Наверное, я. Глаза...как же они открываются... Свет стал еще ярче. Постепенно из общей белой массы стал выделяться потолок, стены и халат девушки, нагнувшейся над кроватью.
- Вот и славненько. Теперь один укольчик - и ваша жизнь станет действительно вашей.
Какие странные слова. И почему я, собственно, здесь? Кто я вообще такой? Почему я ничего не пом...Ой!
Укол был довольно болезненным. В голове помутнело. На одну секунду будто выключили свет, а потом резко включили. Частыми вспышками в голове начали проноситься мысли, воспоминания, картинки из чьей-то жизни... Моей жизни! Вот я, Капустин Евгений Петрович. Вот семья моя. Вот я окончил школу, Горный институт в Москве. Вот я уехал. Живу один в маленькой квартирке где-то на Урале. Вот я читаю книгу N.N. Да я поклонник его творчества, оказывается. Ну да, парень замечательно пишет сказки. Прямо верить в них хочется. И тут вспышка, затмевающая все остальные. Глаза... Огромные синие глаза. Так и хочется в них смотреть, не отрываясь. И тонуть... Они улыбаются мне, или это не я... И они закрываются, навсегда.
- Евгений? Вы тут?
Я открыл глаза, увидел улыбку медсестры, кивнул и поднялся. В голове до сих пор копошились, укладываясь по своим местам, воспоминания. И только одно тихо стояло на месте и никуда не двигалось. Закрытые глаза, которые уже никогда не откроются.

[фЫрк]

Жизнь души.

Так хочется убить. Окунуть пальцы в теплую, еще живую кровь, почувствовать солоноватый привкус железа во рту, увидеть корчащуюся в собственных жидкостях и фекалиях существо. Испытать неимоверную радость освободителя. Освободителя чистой, невинной души из грязного, грешного тела. Что такое тело? Набор костей, мяса и красного морса, благодаря которому мы живем. Тело зависимо ото всего, что его окружает. Оно слабо, поэтому никчемно. А душа. Она так прекрасна, так легка и непринужденна. Как птица, пойманная в клетку, далеко не золотую причем. Ее хочется освободить, выпустить на волю, навстречу вечности и счастью. Душа и тело. Красавица и чудовище. Не понимаю я эту историю. Быть пленницей косматого зверя, а потом еще и влюбиться в это страшилище.
Вы говорите: жизнь прекрасна? Так сделаем ее еще краше! Пусть живут только легкие души, заполняя мир своей прозрачной красотой.

Между пальцев мелькает маленький ножик, купленный недавно в антикварной лавке. На деревянной ручке вырезано одно слово: "Animus". Лезвие тоньше листа бумаги. Тут оно взметнулось вверх и сладкая боль наполнила мозг, который от шока не сразу отправил импульс к горлу. Кровь, море крови залило грудь, руки, пальцы. Живительная влага освобождалась из тела. Это душа. Душа рвалась наружу. Кровь во рту. Сладкий вкус смерти. Нет-нет. Жизни! Которую я дарю тебе, душа!

Смерть убогого тела. Это сделал я. Это я...

[фЫрк]

В гостях у мементомористов.
(отрывок из романа "Вестники смерти")


- Мы всегда помним о смерти, в этом нет никакой тайны или сложности.
- Memento mori... - прошептал Макс.
- Да-да! Именно так! Мы помним, что в любой момент можем умереть. Смерть случайна. Никто не застрахован. Мы наслаждаемся каждой секундой. Мы счастливы. И мы достигли своего. Мои ученики часто попадают в ситуации...несчастные случаи, когда являются, чуть ли не единственными выжившими.
- Вы не понимаете? Смерть просто играется с вами. Вы обманываете не ее, а себя. Ей интересно, как долго продержится эта кучка идиотов. Эдакий эксперимента; а вы в нем подопытные кролики! - воскликнула Аби.
- Ну и что с того? Эта игра дает нам лишние секунды, минуты, часы, дни и годы жизни. Наша жизнь - игра, по сути, игра в смерть. А мы просто учим смирению, принятию сего факта.
- Ха-ха! Значит, вы не удивитесь и не испугаетесь, если мы вас сейчас всех убьем. А будете ли вы сопротивляться? - оживился Макс.
- Нет. А смысл? Если нам суждено умереть сейчас и от вашей руки, значит так и будет, значит, используя ваши мысли, смерть закончила "эксперимент", ей надоела эта игра.
- Макс, успокойся. Зачем отбирать у смерти такую яркую игрушку? Мне бы тоже было интересно понаблюдать за этими психами, смирившихся с неизбежным. Хорошо, что таких людей мало, а то человечество скоро бы вымерло.
- А вы? Вы разве не смирились? Прислужники смерти, ее дыхание... У вас нет своей жизни, у вас есть только чужая смерть. Какой ты видишь свое бытие через пять-десять лет? Что изменится? Ничего. Ты не сможешь свернуть с этого пути. Ты смирилась со своей судьбой, с выбором смерти тебя в слуги. Мы же свободны, по крайней мере считаем себя такими, тогда как ты знаешь, что ты раб. И мы живем для себя. Таково наше счастье.

[фЫрк]

Claudia, лол

В голове до сих пор копошились, укладываясь по своим местам, воспоминания.

глаза-то как раз на месте)))

спасибо за замечание. займусь)

[фЫрк]

Где Ник? (Where is Nick?)

Посвящено Нику


Ник был первым, с кем я познакомилась у поезда, что шел в Эдинбург. Он слонялся по платформе, разинув рот и осматривая все вокруг. Детское выражение его лица меня умиляло. Я не выдержала и обратилась к нему первой:
- Привет. В Эдинбург?
- А-а-а? - Испуганно посмотрев на меня, протянул он. - А...да. В Шотландию.
- Откуда ты?
- Со Штатов, из Лас-Вегаса, ты?
- Из Москвы, той, что в России, - уточнила я.
- А-а-а, холодная зима и водка? - в первый раз улыбнулся юный американец.
- Ну да, ну да.
В этот момент подошел наш гид и начал отмечать в своем списке присутствующих. Пока мы разговаривали с Ником (как он потом представился), к нам подошли еще бразилец Андре и парень, откуда-то из Индонезии, Ивандер. Мы с ними быстро нашли общий язык и болтали все время, пока нас не позвали в поезд. Тут я поняла, что потеряла Ника.
- Где Ник? - оглядываясь, спросила я нашего гида.
- Кто? - подняв брови, посмотрел на меня этот рыжий курносый шотландец, заглянул в список, нахмурился и ответил, - ах, не волнуйтесь, он найдется сам.
Я пробралась в вагон, ища глазами свое место. Гид был прав: Ник уже сидел и отчужденно смотрел в окно. Рядом размещались Андре и Ивандер. Сев напротив Ника, я хотела с ним заговорить, но тут подошел наш шотландец и отозвал на минутку двух наших соседей. Пока они там шептались, я спросила у Ника, почему он не общается с остальными.
- Да ну их... Мне и одному неплохо... Привык уже.
Во время всего нашего пути в Эдинбург, он практически не говорил. Только иногда отвечал на мои вопросы и то, если его не перебивал Андре или индонезиец, вдруг решивший, что вопрос относится к нему. Ник не обижался, а всего лишь часто и обреченно вздыхал.
В самом городе наша четверка была неразлучна. Хотя Ник постоянно то отставал, то наоборот убегал вперед, почти не участвую в разговоре, ибо его слова все равно редко слушали и то, если я акцентировала на его фразах всеобщее внимание. Иногда, увлеченная окружающей меня красотой Шотландии и интересными разговорами с людьми из разных уголков Земли, я теряла из вида моего американского друга, и наиболее частым вопросом дня стал: "Где Ник?" Обычно на него отвечали либо удивленными взглядами, либо грустными улыбками и "Скоро найдется сам". Я не могла понять такого отношения к этому милому и остроумному парню. Вроде бы он всех интересовал, потому что меня постоянно распрашивали о нем, но лично с Ником будто боялись заговорить.
Так и прошли три сказочных дня на севере Великобритании. С головой, заполненной новой информацией, и с фотоаппаратом, пополнивший свою память сотней-другой цветных картинок, я возвращалась в Лондон. Мы вчетвером договорились встретиться в городе на неделе. Трафальгарская площадь, под памятником Нельсона, 18.00.
В суете выходивших из поезда я опять потеряла Ника.
_______________

- Где Ник? - спросила я после пятнадцати минут ожидания на Трафальгарской площади.
- Он не придет.
- Ну почему? Мы же договорились.
- Я тебе точно говорю - он не придет.
- Давайте еще хотя бы пять минут подождем? - взмолилась я.
Но Ник так и не появился.
_______________

- Как ты думаешь, почему Ник тогда не пришел?
Мы с Андре сидели в пабе. Это был его последний день в Лондоне, и я приехала в центр попрощаться. Как невыносимо быстро летит время с хорошими людьми. Как трудно с ними расставаться. Будто отрываешь частичку себя и понимаешь, что скорее всего больше никогда не получишь ее обратно.
- Потому что он больше не был нужен тебе, - ответил Андре на мой вопрос.
Я удивленно округлила глаза. Бразилец вздохнул и продолжил:
- Ты придумала Ника, потому что боялась, была одинока, тебе нужен был кто-то для поддержки, для начала. Это твое первое самостоятельное путешествие в большой мир, за пределами...кхм...
- Психушки. Откуда ты...? Ха, так вот о чем вы там шептались в поезде с гидом. Я думала, все позади. Я думала, я здорова, - я чуть ли не плакала.
- Ты здорова! - воскликнул Андре, торопясь предотвратить потоп, что я собиралась устроить. - Ты ведь больше не видела Ника? Он больше не нужен тебе. Они, все остальные, придуманные тобой друзья не нужны тебе, потому что ты нашла нас, настоящих. Ты молодец, - Андре улыбнулся, и мы еще долго просидели в пабе, пока он не поднялся, чтобы попрощаться со мной.
Проводим его до выхода, я вернулась за столик, села и стала думать о его словах. Неужели он прав и я выздоровела? Неужели я теперь "нормальная" и могу наконец-то навсегда покинуть стены психбольницы? Ах, как жалко, что уже все разъехались. А мне еще неделю бродить по Лондону. Одной. В одиночестве. Опять. Сама с собой. Нет, нет и нет! Мне не страшно. Живут же люди в одиночестве...
- Но ты не такая, как остальные люди, - сказал Ник, присаживаясь с довольной улыбкой напротив меня.

[фЫрк]

А-36

"Родители опять ругались. Они закрылись в спальне, будто дверь могла приглушить их крики. Да, ор не взрывал барабанные перепонки, но все же я слышал каждое их слово. Отец опять напился, а мать в алфавитном порядке перечисляла всех тварей божьих, которые могут вонять, источать зло, быть неблагородными и тому подобное. А я сидел и ждал, когда же все закончится, и я смогу пойти смотреть новый сезон Южного Парка. И тут я услышал что-то более громкое, чем бас отца. Выстрел? Потом крик о помощи, еще выстрел. Прошла минута, другая...Тишина... Я решился приоткрыть дверь спальни. На полу лежали два трупа и пистолет. Потом я много раз прокручивал тот день в голове и пытался представить, как все было, и что я чувствовал. А я ничего не чувствовал. Внутри было тихо, как и в комнате с двумя трупами. Я решил сбежать. Я не хотел никаких приемных родителей, детских домов, монастырей или куда там еще могли меня запихнуть. Я хотел сам устроить себе жизнь, прославиться, разбогатеть... Ну, знаете, как во всех этих американских фильмах, где бедный сирота становится великим музыкантом. Мне было десять лет...
У меня получилось. Я сбежал и скитался около двух месяцев. Как крыса, только потребности чуть больше. Но меня нашли. Все-таки беспризорные дети бросаются в глаза, особенно если они питаются из мусорок одного ресторана. Кто-то из персонала меня сдал. Когда меня схватили, я визжал, кусался, пытался вырваться, а потом мне резко стало все равно, и я успокоился. Меня посадили в машину, куда-то везли час-два, а может и дольше, не помню точно - я уснул. Думаю, они меня чем-то усыпили, так как я не помню, как оказался в чистенькой беленькой пижамке лежащим в такой же сияющей от чистоты кровати. Потом мило улыбающаяся женщина принесла обед...или ужин. В палате не было окон, только стены. Сначала я подумал, что попал в псих-больницу. Примерно так выглядели карцеры в фильмах. Таким образом я просидел-пролежал в комнате черт знает сколько еще часов-дней.
Потом была моя первая вылазка. Пришел какой-то китаец в белом халате, прищурился, хотя, наверное, это у него такая улыбка, и пригласил пройти с ним. Снаружи был коридор со множеством дверей, скорее всего такие же камеры, как мои. Меня вели минут пять по коридорам и лестницами, пока мы не вышли в огромный зал. Повсюду сновали люди в белых халатах и дети, куча детей сидели за столами либо лежали на кроватях. Вокруг них копошились стайки врачей, или кто они там... Китаец начал задавать мне вопросы... Про мою семью, дом, знакомых. Я отвечал, а он делал заметки в своем блокноте.
Сейчас я сижу в своей палате. Сосед по комнате передал мне в щель за кроватью диктофон. Сказал, что записывает истории жизни всех, до кого сможет добраться. А мне что? Все равно делать нечего. Ох, опять этот китаец. Пора идти. Шшшшшшшшшшшшш...
- Ты проверил мальчишку? Точно никто его не хватится?
- Все чисто, миледи. Можем приступать к анализам, а завтра введем первую дозу. Вы хотите начать тестирование продукта А-36?
- Да, и чем скорее, тем лучше. Подготовьте мальчика, завтра начнем.
Шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш..."

На этом запись заканчивалась. Полутемный кабинет погрузился в тишину.
- Расскажите еще раз, как этот диктофон попал к вам? - уставший, но суровый женский голос прервал молчание.
- Я работаю в прачечной детского дома Сен-Фарма. Я никогда не видел детей, которым стираю одежду, да и никто из персонала их не видал. Только иногда, когда привозили новичков. Но никогда мы не замечали, чтобы оттуда кто-то выходил, - маленький мужчина, склонившийся над столом, поднял голову и посмотрел в глаза детектива. - А вчера в одной из пижамок я нашел это. Дюжина детских голосков, не понимающих что к чему. Детектив Тэтчетт, я просто не мог это оставить просто так. У меня у самого пара ребятишек только в школу пошли, - свидетель снова уронил голову.
- Я займусь расследованием, мистер Торрес. А пока, думаю, вам лучше вернуться на работу и держать нас в курсе событий. Если появится что-то, о чем вы хотели бы еще рассказать, мой номер вам известен, - Тэтчетт поднялась и проводила напуганного мужчину до двери кабинета. Потом вернулась к столу и нажала кнопку на диктофоне.

______________________

- Я хотела бы поговорить с начальницей детского дома, мы с ней договорились о встрече на сегодня, - детектив Тэтчетт стояла на пороге серого здания, похожего больше на тюрьму, чем на место, где заботятся о сиротах. Охранник проверил какие-то свои записи:
- Мисс Тэтчетт?
- Да, это я.
- Проходите. Шестой этаж, вторая дверь налево.
- Спасибо, - детектив прошла мимо отошедшего в сторону охранника. Внутри не было ни намека на присутствие здесь детей. Лифт. Кнопка шестого этажа. Девушка попыталась нажать на пятый, но панель запросила код. Зачем такие меры предосторожности? Шестой этаж, вторая дверь налево. Табличка на двери: "Доктор Маргарет Серройн". Тэтчетт постучалась.
- Войдите! - звонкий голос позвал из глубины комнаты. Детектив увидела красивую молодую женщину с густыми черными волосами, стоявшую лицом к окну. - Присаживайтесь, Мэг. Ведь вы не против, если я буду вас так называть? - это был скорее риторический вопрос. Было видно, что доктор редко принимала возражения.
- Конечно, доктор Серройн...
- Просто Маргарет, дорогая. Мы две молодые девушки, к чему такие формальности? - подмигнула ей доктор. - Хотите чаю? - спросила она, уже наливая вторую чашку.
- Спасибо...Маргарет, - Мэг немного скривилась, будто от боли, но после изобразила что-то вроде приятной улыбки. - Вы знаете, зачем я пришла?
- Надеялась услышать это от вас.
- Мне поступила запись...ммм...детей. И там был отрывок из очень странного разговора. Судя по всему, это были вы, доктор. И содержание было весьма странным. Поэтому я хотела бы посмотреть на детей, если можно.
Улыбка на лице Маргарет изменилась, она стала злобной, ехидной, но все же милой.
- Боюсь, что нельзя. Мне очень жаль, Мэг. Но все, что происходит в этом здании, защищается нашим правительством. И ни вы, ни какой-либо другой обычный детектив-полицейский не можете просто зайти и посмотреть.
В дверь постучали и вошел китаец в белом халате. Мэг сразу вспомнила слова мальчика с записи. Не заметив гостью, вошедший обратился к доктору Серройн:
- Миледи, ребенок... - Но запнулся, наконец увидев Мэг. - Доктор, вас ждут.
- Вы меня простите, дорогая, но дела-дела. Если вам больше нечего мне сказать, то я пойду, - заспешила Маргарет.
- Да-да, конечно. Спасибо, что уделили мне время, - детектив встала и вышла из кабинета.

_______________________

- Где я? Что вы со мной делаете?! - стараясь не паниковать, спросила Мэг у человека в маске, усаживавшего ее в кресло. Она была связана по рукам и ногам, а голова раскалывалась. Да, ей что-то вкололи тогда в такси. А потом...что было потом. Наверное, она отрубилась. Маска ей не ответила, только напевала ту песенку, которая уже неделю вертелась в голове детектива, колыбельная, которую она слышала на записи одного ребенка.
- Вам говорили забыть об этом деле? Вас предупреждали, а вы, дорогая моя, не послушались, - Мэг услышала женский голос за спиной.
- Я не из тех, кто бежит от правды...- прорычала она.
- Вы из тех, кто подрывается на мине, когда у вас в руках точный план, где указано, как она расположена.
Да, ее предупреждали. В тот же день, когда она впервые ходила в детдом, шеф подошел к ней и сказал, что дело закрыто. Он не выслушал ее, бросил на стол папку с новым делом и ушел. А она не могла...Детские голоса жили у нее в мозге и не хотели его покидать. Мэг продолжала копать...рыть себе яму. Еще неделю она следила за детским домом, наводила всевозможные справки по доктору Серройн и тому, чем она занималась с детьми. Как оказалось, Маргарет была заслуженным профессором химии и защитила диссертацию по особо опасным инфекциям десять лет назад. У нее был свой штаб ученых, которые помогали ей разрабатывать новые препараты. Особое внимание уделялось вечной молодости и оружию. Мэг уже была готова написать отчет шефу и просить открыть дело заново, но... Тем вечером в такси ее уже ждала Маска.
- Простите, Мэг, но информация такого рода не для ваших слишком правильных и неподкупных мозгов. Вы должны меня понять... Вы микроб в нашем организме. А я не люблю грязь. Мистер Ли, зовите Сэмми.
Впереди открылась дверь. Фигура хрупкого мальчишки выступила из потока света.
- Вколи ему А-36, - приказала доктор Серройн. - Полную дозу.
Человек в маске подошел к мальчику. В его руке был шприц. Сделав укол, он шепнул что-то на ухо парнишке. Тот стал подходить к Мэг. Детектив спокойно смотрела на приближающегося к ней ребенка. Что он мог ей сделать?
- Поцелуй тетю Мэг в щечку, мой хороший. Ты ведь хочешь сказать спасибо за то, что она навестила тебя? - слишком уж ласково проворковала сзади Маргарет.
Сэмми уже стоял вплотную к креслу Мэг. Он наклонился к ней, и она заглянула в его будто безжизненные, стеклянные глаза.
- Кто ты? - успела выдохнуть она, прежде чем ледяные губы ребенка коснулись ее щеки. По телу пробежала дрожь. Минуту ничего не происходило. А потом...потом она умерла. Мгновенно. Ее сердце перестало биться, и все тело обмякло.
- Замечательно... Дайте мой журнал, мистер Ли, - попросила доктор Серройн и поставила на листе под названием А-36 галочку напротив записи "Удачный опыт на людях".

[Skinny]

бедный Сэмми)))))

Можно было бы назвать поцелуй смерти, но тогда это раскрывало бы всю суть сразу, что не всегда хорошо.

Клоди..спасибо что растолковала заранее))))

а вообще не ну я конечно не пейсательский критик, но раз уж чёнить пишу, то напишу... короч как по мне так идея хорошая, а атмосферы маловато.. ну вот вобщем я незнаю, может больше подробностей нада, или слова более критичные и меткие выбирать, но надо тему глубже раскрывать, имхо конечно..

[фЫрк]

Сбежавший

- Опять сидишь в одиночестве?
- Почему же? Вокруг вон сколько людей.
- Ну-ну. Только люди там, а ты тут, подчеркиваю, в одиночестве.
- Неправда. Ты со мной.
- Да уж, приятная компания, чего уж там. Лучше поболтать с тем, из-за кого тебя несколько лет держали в психушке, так что ли? Сколько? Лет десять?
- Девять...
- Ах да. Ты же вылечился. То есть Они выбили всю дурь из тебя зарядами тока и, напичкав таблетками, со спокойной совестью отпустили. Смотри, какая цыпочка строит тебе глазки. Ей на вид лет двадцать, а то и девятнадцать. О-ох, какая бесстыдница, юбочка короткая, а ножки-то расставила. Ух-ты, бельишко красное! Твое любимое.
- Нет...твое любимое.
- Слух, голубчик, тебе надо наладить жизнь. А я уйду в сторонку, а потом и вовсе покину тебя, убежусь только, что у тебя все пучком.
- Уйдешь, говоришь?
- Честное слово. Зуб даю. Руку на отсечение. Чего там еще... Да поднимай ты уже свою задницу, Эд! Девушка начинает скучать и поглядывать на мужиков, посимпатичнее тебя.
Эдик неуверенно встал и подошел к барной стойке, у которой сидела хрупкая девушка. Он откашлялся и выпалил:
- Здрасте.
Видимо, это вышло слишком громко, потому что девушка чуть не упала с сиденья.
- Ох, это вы. А я уж думала, вы никогда не подойдете. Любовь, - сказала она, протянув тонкую руку с нарощенными длинными ногтями. Эд заторможенно рассматривал руку.
- Любовь?
- Да, имя такое. Любой еще звать можно, - девушка явно начинала сердиться.
- Ах, имя! Я Эдик, Эд. Очень приятно, - он наконец легонько пожал ручку Любы, будто боялся сломать ее хрупкие пальчики.
- Ну, что? Я тут в отеле неподалеку комнатку снимаю... - бросила на него томный взгляд Любовь.
- Э-э-э...ну-у...- Эд немного опешил от такого поворота событий, но потом, решив "была не была", подмигнул девушке. - Веди...крошка, - последнее слово далось ему с трудом. Но он решил, раз играть плохого мальчика, так до конца.
Девушка одной рукой забрала со стойки сумочку, а другой приобняла Эда за плечи и подтолкнула в направлении выхода.
Через десять минут они уже страстно целовались на кровати внушительных размеров. На Любе еще оставалось красное белье, но она явно в течение следующих минут собиралась от него избавиться.

Она такая вкусная...Я просто не могу больше сдерживать себя.

- Ты обещал уйти! - Эд резко вскочил с кровати. Девушка испуганно смотрела на него:
- Что такое? Куда уйти? О чем ты?

Пусти меня... Не сопротивляйся. Ты знаешь, я сильнее.

- Нет! Ты не сделаешь это! - крикнул Эд и метнулся в сторону ванной. Закрыв за собой дверь, он склонился над раковиной и посмотрелся в зеркало. На лбу выступили холодные капли пота, зрачки расширились, вены на висках пульсировали. Глаза отражали страх.

Я же все равно добьюсь своего, Эд.

Парень взвыл. Жуткая боль разрывала голову. В это время Люба вышла из оцепенения и тарабанила в дверь ванной.
- А эта девчонка беспокоится за тебя, - отражение уже было другим. В глазах не осталось ни капли страха, только голод, и какая-то звериная ухмылка на лице.

Не-е-ет! Не тронь ее! Слышишь?!

- Прости, малыш. Такова моя натура. Я честно пытался завязать. Ну, ты и сам видел. Но как-то не выходит. Может нам стоило еще на пару лет задержаться в психушке, что скажешь? - хитро улыбнулся преобразившийся Эд и полез правой рукой в карман брюк.
- Вах...да ты сохранил наш..мой ножик, - в его руке был маленький перочинный нож с тонким и блестящим лезвием. - Я думал, мы его потеряли.
- Эдик! Все в порядке?
- Не волнуйся, дорогая, я сейчас выйду, и все будет хорошо. Мне уже намного лучше, - Эд подмигнул своему отражению и открыл дверь.
- Эдик...- Люба смотрела на него, не зная, что сказать.
- Ты прекрасна, - он наклонился к ней, вдыхая аромат ее шелковистых волос, немного пропитавшихся сигаретным дымом. Тут она увидела в отражении нож, который Эд держал за спиной. Девушка попыталась оттолкнуться, но Эд уже крепко держал ее одной рукой, а другой нежно убирал мягкие локоны волос с шеи.
- Детка, ты не представляешь, как будет красиво, - прохрипел он ей на ухо.
Вдруг его всего свело судорогой, и он резко толкнул девушку от себя. Не в силах устоять на дрожащих ногах, Люба плюхнулась на кровать. Круглыми от ужаса глазами она наблюдала за Эдом и не была в состоянии ни шевельнуться, ни крикнуть. С парнем творилось нечто странное. Он будто корчился от боли, пытался совладать с телом, контроль над которым терял.
- Не-е-е, брат, уж я-то закончу начатое, - зло прошипел он и двинулся на Любу. Эд занес руку с ножом для удара. Девушка видела только его глаза, постоянно меняющиеся: то в них плясали бесы, бушевала ярость, то в них пробегал страх, смешанный с болью.
________________

- Ты слышал? Кто-то кричал.
- Ага, что-то было, точно.
В коридоре гостиницы стояли два парня-уборщика. Они переглянулись и направились к двери номера, откуда, по их мнению, донесся крик женщины. Они постучали, но никто не отвечал.
- Ну что? Откроем?
- Э-э..ну давай. Вдруг что серьезное.
Внутри стояла тишина. Шторы были задернуты. Комнату освещала только узкая полоска света из приоткрытой двери ванной. Один из только что вошедших зажег лампу.
- Твою ж налево! - вскрикнули они практически одновременно.
На огромной кровати лежала девушка, практически раздетая, в одном красном нижнем белье. По ее бледной коже текли ручейки крови...крови из перерезанного горла парня, что лежал на ней. Девушка приоткрыла глаза, повернула голову в сторону онемевших от шока уборщиков, выдавила "Они...он сам" и снова потеряла сознание. В руке мертвого парня был перочинный нож с гравировкой: "Эдику от Эда".

[Sofios]

ммм, как-то незаконченно, по-моему