О чем молчат...

[фЫрк]

Невинный убийца

Ей снова стало плохо. Голова в буквальном смысле разрывалась на части. Она попыталась сжать ее между ладоней, но наручники не позволили этого сделать.
- Мария? Мария, с вами все в порядке? - спросил ее с другого конца тяжелого металлического стола мужчина в черном костюме. Но девушка уже сползла со стула на пол, глаза ее были широко открыты, и она не моргала.

- Это уже третий раз за неделю, и только во время моих визитов. Я уверен, что в камере случается то же самое.
- Да, говорят, что она иногда ведет себя странно. Я расспрашивал тех, кто сидит с ней, - адвокат и врач шли по коридору здания тюрьмы после того, как девушку отправили обратно в камеру.
- Она больна, за ней нужен постоянный присмотр. Думаете, ей место в тюрьме?
- Ну, друг мой, подумайте сами, она похожа на холодного здравомыслящего убийцу?
- Нет, как-то не вяжется это все. Я еще приду завтра. Думаю, мы обойдемся без суда. Вы подготовите отчет по ее болезни?
- Да, Александр Львович, приходите после десяти, - они пожали руки и разошлись.

Вернувшись в свой кабинет, Александр включил запись, которую успел сделать сегодня:
- Итак, давайте все соберем по кусочкам, то есть начнем сначала и будем медленно вспоминать и складывать все воедино. Начнем с вас. Расскажите о себе.
- Меня зовут Станицына Мария Олеговна. Родилась в Оренбурге в 1980 году, переехала в Москву в 2003 году после смерти родителей. Сейчас мне 25 лет. Живу на юге города, работаю редактором журнала...
- Хорошо, думаю, этого достаточно. Теперь вернемся ко дню происшествия. Вы говорили, что пришли к друзьям...
- Да, это были старые друзья моих родителей. С их дочерью мы ходили в одну школу. И в тот день был седьмой день рождения ее сына. После обеда мы все сидели и разговаривали, как...
- О чем вы разговаривали, Мария?
- Обо всем: о наших работах, о семьях, о новостях, в конце затронули его... Депутата...
- Так... И что было дальше?
- Тут нас прервал муж Сони, ну, моей подруги, и сказал, что их сын хочет мне рассказать стишок, а то мы все о серьезном да о серьезном.

Утро. На солнышке жарко.
Кошка стоит у ручья.
Чья это кошка?
Ничья!
Смотрит на всех,
Как дикарка.

Мы объясняли дикарке:
- Ты же не тигр в Зоопарке,
Ты же обычная кошка!
Ну, помурлычь хоть немножко!

Кошка опять, как тигрица,
Выгнула спину и злится.
Кошка крадется по следу...
Зря мы вели с ней беседу. *

- Ну, это было необязательно...
- Что именно?
- Читать стих.
- А... Простите, я просто...
- Ладно, дальше.
- А дальше... Дальше ничего. Я помню только адскую головную боль, когда я очнулась посреди улицы с пистолетом в руке, рядом лежит этот несчастный, и вокруг воют сирены, и бегает милиция.
- Хорошо. Вы понимаете, что убили человека?
- Нет, не понимаю. Я даже его не знала. То есть лично. И я ничего не помню...
- Верно. У нас будет экспертиза врача, что вы больны. У вас частые приступы... Вы можете их объяснить?
- Это как будто я резко засыпаю и вижу сны.
- Что вы видите?
- Так... Картинки... Обычно совершенно не связанные. Это неважно. А-а-а-а...
- Мария?
На это запись заканчивалась. У Марии случился очередной припадок. Александр мерил комнату шагами, размышляя вслух: "Да, Мария, ты определенно больна. Не место тебе в тюрьме, не место..."

Суда не было. Было решено, что Станицына Мария отправится в лечебницу для умалишенных.
Приступы не прекращались, а наоборот стали чаще. То ли таблетки для психов так действовали, то ли общение с самими больными, но все чаще на Марии стали появляться ушибы и ссадины от частых падений в самых неподходящих местах. Кошмары ее с каждым днем становились четче и осмысленнее. Обычно во сне с ней разговаривал какой-то огромный мужчина, или это она была маленькой. На вид ему было лет тридцать, но все лицо было покрыто шрамами, одной брови вообще не было, губы то и дело расплывались в слащавой улыбке, обнажая два больших, сколотых по краям зуба. Он либо долго и серьезно что-то рассказывал ей, что она не могла разобрать - всегда мешал шум каких-то инструментов вроде пилы, либо протягивал ей конфету, брал за руку и вел в какой-то кабинет, напоминавший кабинет стоматолога. И всегда во сне в какой-то момент начинали будто бы прорезаться слова... Слова из того детского стишка. Они становились все громче и ближе, и именно тогда Мария просыпалась, окруженная медсестрами, в своей палате.
Первые два года в больнице ей было страшно. Она боялась каждой новой минуты, в любой момент тот огромный человек мог утащить ее обратно в сон. Обычно она забивалась куда-нибудь в угол, свернувшись, как напуганный ёж, только иголок не хватало, и, забываясь, бормотала под нос детский стишок про дикую кошку. Но еще за два года она научилась терпеть, перестала сопротивляться, пытаться контролировать сон, в общем, между приступами стала выглядеть как совершенно нормальный, здоровый человек. Во снах она стала замечать детали: окружение, интерьер здания, лица людей и детей.
Вот она идет по коридору, вокруг бегают мальчики и девочки ее возраста. Да, она ощущает себя на лет восемь-девять. Вот вереница лиц мелькает перед ней, и она узнает их, даже вспоминает некоторые имена. Да, точно, это тот лагерь, первый детский лагерь, куда ее отправили родители. По идее она должна была ехать туда со своей подругой, той, чей сын тогда справлял свой день рождения. Но почему-то она не смогла поехать... Опять к маленькой Марии подходит этот человек с шрамами. Но теперь она помнит его: дядя Лёша, так его звали все в лагере, директор всего этого. Он часто подходил к кому-нибудь из детей и уводил с собой, чтобы "провести беседу" с ним наедине. Единственное, что мог потом ответить ребенок на расспросы ребят, что ему давали конфеты и о чем-то говорили, но, по-видимому, это было неважно. Теперь дядя Лёша пришел за ней. Вот они идут по коридору, заходят в кабинет, как на прием к стоматологу. Он достает из кармана конфеты, предлагая выбрать любую. В соседнем помещении слышится какой-то скрежет и звук, будто пытаются разрезать что-то железное. А потом... Потом ничего. И сквозь это ничего проступает детский голос, читающий стишок...
Это был последний припадок Марии, больше не было снов. Прошло пять лет с момента ее заключения в больницу. Пару месяцев спустя ее отпустили за примерное поведение. Мария продолжила свою жизнь, будто ничего и не было. Ее приняли обратно на работу, квартира тоже осталась за ней. Она пыталась, если не забыть, то хотя бы закопать поглубже и воспоминания, и сны о еще более глубоких воспоминаниях.

Мария сидела на станции метро Октябрьская и ждала поезд. Был довольно поздний вечер воскресенья, поэтому поезд не спешил появиться. На лавочку сел кто-то еще:
- Знаете, у меня внучок есть. Сегодня со школы пришел и рассказал мне стихотворение. Оно вроде бы и детское, но все же...
За эти несколько секунд она успела взглянуть на мужчину преклонного возраста, который улыбался всем своим морщинистым и полным шрамов лицом, она узнала эти два сколотых зуба, выпиравших из его растянувшихся губ. Мария резко вскочила, но он уже начал читать: "Утро. На солнышке жарко..." И она встала как вкопанная. В туннеле светлело от фонарей приближающегося поезда. Нарастал гул. Он будто крался в нарастающем темпе к Марии, которая невольно с ужасом начала повторять за мужчиной слова стишка, медленно переступая ногами, двигаясь назад.
- Зря мы вели с ней беседу, - закончил "дядя Лёша" и уткнулся взглядом в газету, которая лежала у него на коленях. Мария сделала последний шаг назад. Послышался визг тормозов, пронзительный звук гудка. Мужчина аккуратно сложил газету, засунув ее за пазуху, и отправился на выход со станции. Позади него из вагонов выгружали людей, которые еще не знали, что произошло. Его чуть не сбили два милиционера, спешившие к поезду. Стоя на эскалаторе, он достал мобильный телефон:
- Ты не представляешь, кого я встретил. Девчонку из лагеря 1988-го года. Да... Да, прямо на станции метро. Я же говорил, что не только у Артема прорезалась память. Да я говорю тебе, она меня вспомнила. Я же показывал тебе ее дело и записи врача об ее снах. Нельзя было терять ни минуты. Все-таки в тех чипах была какая-то ошибка. В смене следующего года, во всяком случае, воспоминаний ни у кого пока не было. Ладно, главное, что пароль сработал. Ты же хорошо заплатил отцу того мальчишки, что читал ей стих? Вот и славно. Будем считать, что дело по Марии Станицыной закрыто... Да, покоится с миром, теперь точно уже ничего не вспомнит, - прежде чем сойти с эскалатора он еще раз посмотрел вниз, будто проверяя, не оставил ли за собой следов. Но единственное, что он увидел, это бесконечную череду голов, и, возможно, в какой-то из них так же, как и в голове Марии, была заложена эта бомба замедленного действия - чип невинного убийцы.
__________________________________________
*автор стихотворения - Агния Барто