Кто знает, где мой дух таится?
Я — череп. Это не беда.
Теперь вино во мне искрится,
А ум искрился не всегда.
Я жил, я пил когда-то, где-то,
Любовь минутную ловя.
Прошу, пригубь меня. Мне это
Милей, чем поцелуй червя.
В могиле затхлой и глубокой
Изглодан был бы я давно.
Но для божественного сока
Мне быть сосудом суждено.
Там, где недолго мысль мерцала,
Пускай иной огонь найдут.
Когда в коробке пусто стало,
Вино — отличный субститут.
Пей, друг мой, пей! Настанет время,
Смерть и тебе предьявит счет,
Но из земли другое племя
Тебя для пиршеств извлечет.
Так что ж! Ведь если в жизни бренной
Мы редко ждем от мозга благ,
То череп, полный влаги пенной,
Приносит пользу как-никак.
Прости! Коль могут к небесам
Взлетать молитвы о других,
Моя молитва будет там,
И даже улетит за них!
Что пользы плакать и вздыхать?
Слеза кровавая порой
Не может более сказать,
Чем звук прощанья роковой!..
Нет слез в очах, уста молчат,
От тайных дум томится грудь,
И эти думы вечный яд, —
Им не пройти, им не уснуть!
Не мне о счастье бредить вновь, —
Лишь знаю я (и мог снести),
Что тщетно в нас жила любовь,
Лишь чувствую — прости! прости!
Байрон...