Оборотни в мифах народов мира

[Бомж с Дробовиком]

Глава двенадцатая
МАРШАЛ ДЕ РЕЦ
СУД

Внешний вид маршала. — Пьер де Лопиталь. — Обвинительный акт. — Суд откладывается. — Встреча маршала со слугами. — Показания Анрие. — Пуату уговаривают признаться во всем. — Затяжной процесс. — Колебания герцога Бретонского

10 октября Николя Шато, секретарь герцога, отправился в крепость Шато-дю-Буффе, где сообщил узнику, что на следующее утро тот должен лично предстать перед мессиром де Лопиталем, президентом Парламента Бретани, сенешалом Ренна и верховным судьей герцогства Бретонского.
Сир де Рец, который числил себя уже членом кармелитского братства, встретил его в белых одеждах, распевая литании. Когда повестка о вызове в суд была оглашена, он приказал пажу угостить секретаря вином и лепешкой, а сам с благочестивым и покаянным видом возобновил молитвы.
Утром Жан Лаббе с четырьмя солдатами доставил де Реца в помещение суда. Маршал просил, чтобы его сопровождали Анрие и Пуату, но ему было в этом отказано.
Жиль де Рец надел все боевые знаки отличия, словножелал произвести впечатление на судей:
на шее у него висели массивные золотые цепи нескольких рыцарских орденов. Вся одежда, за исключением камзола, была белой в знак покаяния. Камзол из жемчужно-серого шелка украшали золотые звезды и алый кушак, с которого свешивался кинжал в алых бархатных ножнах. Ворот, обшлага и полы камзола были отделаны мехом белого горностая, на что имели право только самые родовитые велыюжи Бретани. Длинные остроносые туфли также были белого цвета.
Никто, глядя на сира де Реца, не подумал что он был настолько жесток и порочен, как считали. Напротив, лицо его, несколько бледное и печальное, отличалось спокойствием и задумчивостью. У него были светло-каштановые волосы и усы. Борода же, подстриженная клинышком, отличалась от всего остального черным цветом, который при определенном освещении отливал синевой. За эту особенность сира де Реца прозвали Синей Бородой, и под этим именем он фигурировал в фолыклоре, где события его жизни излагались несколько иначе.
Но более пристальный взгляд отмечал во внешности Жиля де Реца нечто напряженное: нервное дрожание губ, судорожное подергивалие бровей и главное — затаештую элобу в глазах. В вместе это оставляло странное и зловещее впечатление от этого человека. Порой он скрежетал зубами, подобно дикому зверю, готовому напасть на свою жертву, и тогда его губы плотно сжимались, словно исчезали вовсе.
Временами его вгляд становился настолько пристальным, а эрачки, в которых сверкало потаенное пламя, так расширялись, что радужные оболочки, казалось, заполняли круглые и глубоко запавшие глазницы. В эти мгновения лицо его покрывалось мертвенной бледностью, лоб, особенно на переносице, бороздился глубокими морщинами, а борода топорщилась и принимала явственно синий оттенок. Но проходил миг, и его черты снова разглаживались, на губах появлялась любезная улыбка, и лицо приобретало безмятежное выражение с налетом лёгкой печали.
— Господа,— заговорил он, приветствуя судей,— прошу вас поторопиться с рассмотрением моего злостного дела и по возможности скорее принять решение, ибо я преисполнен рвения посвятить себя Господу, отпустившему мне мои тяжкие грехи. Заверяю вас, я безотлагательно внесу пожертвования в храмы Нанта, а также раздам большую часть состояния бедным во спасение своей души.
— Монсеньер, — торжественно ответствовал Пьер де Лопиталь, — забота о спасении души — дело важное, но нас, с вашего позволения, ныне более беспокоит забота о спасении вашего тела.
— Я исповедался у настоятеля кармелитов, — безмятежно поведал маршал, — получил от него отпущение грехов и причастился, следовательно, я очистился от всякой вины.
— Человеческий суд отличен от Божьего суда, монсеньор, и я не могу сказать вам, каким будет приговор. Приготовьтесь к защите и выслушайте выдвинутые против вас обвинения, которые огласит господин помощник прокурора Нанта.
Чиновник поднялся и зачитал следующий обвинительный акт, который я привожу здесь в сокращении:
«Выслушав горькие жалобы от нижеперечисленных жителей Нантского диоцеза (далее следуют имена людей, у которых пропали дети), мы, Филипп де Ливрон, помощник мессира прокурора Нанта, уполномочили благородного и ученого мессира Пьера де Лопиталя, президента Парламента Бретани и пр., привлечь к суду высокородного и могущественного аристократа Жиля де Лаваля, сира де Реца, владетеля Машкуля, Энгранда и других поместий, маршала Франции и советника его величества короля, на основании того, что:
— упомянутый сир де Ред похитил или распорядился похитить многих детей, не десять или двадцать, а тридцать, сорок, пятьдесят, шестьдесят, сто, двести и более, бесчеловечно убил и у их, а затем сжег их тела, обратив в пепел;
— погрязши в пороке, упомянутый сир де Рец, невзирая на установленный велением Господа закон, по которому каждый должен повиноваться своему господину... напал на Жана Леферона, подданного герцога Бретонского, когда утюмянутый Жан Леферон был попечителем поместья Мальмор от имени брата своего, Жоффре Леферона, которому упомянутый господин передал во владение упомянутое поместье;
— упомянутый сир принудил Жана Леферона отдать ему упомянутое поместье, более того, при своил это владение вопреки приказу герцога и законному праву;
— упомянутый сир арестовал сержанта герцога, госнодина Жана Руссо, посланного от герцога с приказом, и избил его солдат их, же собственными дубияками, хотя эти люди находились под защитой его светлости.
Мы пришли к выводу, что упомянутого сира де Реца, во-первых, убийцу в действительности и в помышлениях, во-вторых, мятежника и преступника, надлежит приговорить к телесному наказанию и к реквизиции земель и имущества, которые принадлежат упомянутому аристократу, каковые земли и имущество должны быть конфискованы и переданы в распоряжение герцога Бретонского.
Требование конфискации было явно задумаяо с целью спасти сиру де Рецу жизнь. Обвинение в убийстве прозвучало без упоминания отягчающих обстоятельств и так, словно оно могло быть опроаергнуто, в то время как обвинения в мятеже и преступлении против государя Бретани выступили на первый план.
Жиль де Рец был, вне всякого сомнения, предупрежден о том, как надлежит вести дело, и приготовился отвергать все обвинения по первому пункту.
— Монсеньор, — обратился к нему Пьер де Лопиталь, будучи явно озадачен формулировкой обвинения, — что вы можете сказать в свое оправдание? Поклянитесь на Евангелии говорить правду.
— Нет, мессир! — заявил маршал. — Клятву должны приносить свидетели, обвиняемый не приводится к клятве.
— Верно, — ответил судья. — Но обвиняемого можно вздерыуть на дыбу и заставить говорить правду, если вам это больше по вкусу.
Жиль де Рец побледнел, стиснул губы и бросил на Пьера де Лопиталя взгляд, исполненный ненависти, но затем, взяв себя в руки, заговорил с самым невозмутимьтм видом:
— Ваша милость, не стану отрицать, я был не прав в случае с Жаном Руссо. В свое оправдание могу отметить, что упомянутый Руссо был безнадежно пьян и вел себя по отношешло ко мне настолько развязно, что в присутствии слуг я не мог этого допустить. Не могу отрицать и того, что действительно отомстил братьям Леферон. Жан Леферон заявил, что упомянутый государь Бретонский реквизировал мою крепость Мальмор, которую я ему продал, но за которую до сих пор не получил платы. А Жоффре Леферон повсюду распространял слухи, будто меня ожидает изгнание Бретани как бунтовщика и предателя. Чтобы наказать их, я вернул себе принадлежавшую мне крепость Мальмор. Что до остальных обвинений, то ничего не скажу о них, кроме того, что все это в мысел и клевета.
— Вот уж поистине! — воскликнул Пер Лопиталь, вскипев от негодования при виде злодея, который вел себя с неслыханной нагдостью. - Выходит, все свидетели, которые сообщили о том, что у них похитили детей, солгали под клятвой!
— Вне всякого сомнения, если они обвиняют в этих похищениях меня. Почему я обязан что-то знать о них? Разве я сторож этим детям?
— Вот ответ Каина! — воскликнул Пьер де Лопиталь, в волнении поднимаясь с кресла. — Как бы то ни было, поскольку вы твердо отвергаете обвинения, мы должны допросить Анрие и Пуату.
— Анрие, Пуату! — затрепетав, вскричал маршал. — Уж они-то меня ни в чем не обвиняют!
— Пока нет, их еще не допрашивали, но вскоре доставят в суд, и, я уверен, они не станут лгать перед лицом правосудия.
— Я протестую против того, чтобы моих слуг привлекали как свидетелей обвинения, — заявил маршал, и зрачки его расширились, а борода приняла явственно синий оттенок. — Господин не должен зависеть от сплетен и наветов своих слуг.
— Значит, вы допускаете, мессир, что ваши слуги будут свидетельствовать против вас?
— Я требую, чтобы меня, маршала Франции и барона герцогства Бретонского, оградили от измышлений черни, и я отрекусь от своих слуг, если они возведут напраслину на своего господина.
— Мессир, сдается мне, что вас следует отправить на дыбу, иначе мы ничего от вас не добьемся.
— Вот как! Я обращаюсь к его светлости герцогу Бретонскому и прошу отложить рассмотрение дела, дабы я мог посоветоваться по поводу выдвинутых против меня обвинений, которые я отрицал и продолжаю отрицать.
- Хорошо, я откладываю слушания до двадцать пятого числа сего месяца, чтобы вы могли подготовиться и ответить на обвинения.
На обратном пути в тюрьму маршал встретил Анрие и Пуату, когда тех вели в зал суда. Анрие сделал вид, что не заметил маршала, а Пуату разрыдался. Маршал протянул ему руку, и Пуату преданно припал к ней.
Помните, что я сделал для вас, и служите мне, как подобает верным слугам,— сказал де Рец.
Анрие с содрогавием отшатнулся от него, и маршал прошел мимо.
— Я все скажу, — прошептал Анрие, — ибо у нас есть иной господин, кроме жалкого сира де Реца, к тому же скоро мы все предстанем перед Всевышним.
Президент приказал писарю вновь зачитать обвинительный акт, чтобы оба предполагаемых сообщников Жиля де Реца услышали, в каких преступлениях обвивяется их господин. Анрие зарыдал, затрясся и завопил, что расскажет обо всем. Встревоженвый Пуату попытался помешать своему товарищу, заявил, что Анрие повредился в уме и все, что бы он ни сказал, окажется бредом сумасшедшего.
Ему велели замолчать.
— Я все скажу, — продолжал Анрие, — хотя страшусь поведать перед ликом Божьим обо всех ужасах, о которых мне известно. — И он указал дрожащей рукой на большое распятие над креслом судьи.
— Анрие, — простонал Пуату, хватая его за руку,— ты повредишь себе не меньще, чем господину.
Пьер де Лопиталь поднялся и торжественно окутал покрывалом образ Спасителя.
Анрие, с трудом поборов волнение, приступи к разоблачениям.
Вот их суть вкратце.
Окончив университет в Анжере, он получил должность чтеца в доме Жиля де Реца. - Маршал проникся к нему симпатией и сделал его своим наперсником.
Когда сир де Ла Суз, брат сира де Реца, вступал во владение крепостью Шантосе, Шарль де Соен побывавший в Шантосе, поведал Анрие, что обнаружил в потайном подземелье одной из башен трупы детей, обезглавленные или страшно изуродованные. Тогда Анрие подумал, что все это клеветнические домыслы сира де Ла Суза.
Некоторое время спустя сир де Рец вернул себе крепость Шантосе и уступил ее герцогу Бретонскому. Однажды вечером он вызвал Анрие и Пуату, а также некоего Робэна Малыша к себе в комнату; двое последних к тому времени давно уже были посвящены во многие тайны господина. Прежде чем довериться Анрие, де Рец взял с него торжественную клятву никогда не разглаштать то, о чем он узнает. По принятии клятвы сир де Рец, обращаясь ко всем троим, сказал, что на рассвете представитель герцога вступит во владение крепостью от имени своего господина, но перед его появлением необходимо очистить некий колодец от детских трупов, а сами трупы надлежит сложить в ящики и переправить в Машкуль.
Анрие, Пуату и Робэн Малыш, прихватив с собой крюки и веревки, отправились втроем в башню, где находились трупы. Там они трудились всю ночь, вытаскивая полуразложившиеся трупы и укладывая их в три больших ящика, которые затем поместили на судно и отправили по Луаре в Машкуль, где впоследстии сожгли.
Анрие насчитал тридцать три детские головки, но тел было больше, чем голов. Эта ночь, сказал Анрие, произвела на него неизгладимое впечатление, и с тех пор его постоянно преследовало видение детских головок, которые катятся, словно кегли, и, сталкиваясь, издают скорбный вопль. Вскоре Анрие начал поставлять детей для хозяина и присутствовал при их умерщвлении. Всех детей неизменно убивали в одном и том же помещении в Машкуле. Иногда маршал принимал ванну из детской крови. Он также охотно поручал Жилю де Силле, Пуату или Анрие мучить детей, испытывая невыразимое наслаждение при виде страданий несчастных. Но самой большой его страстью было купаться в детской крови. Слуги перерезали ребенку яремкую вену и направляли струю крови на барона. Иной раз кровью оказывалась залита вся комната. Когда совершалось ужасное деяние и несчастное дитя умирало, маршал исполнялся скорби при виде того, что совершил, и либо в слезах бросался на постель, либо падал на колени и принимался лихорадочно произносить молитвы и литании, пока слуги мыли пол и сжигали в огромиом очаге останки убитых детей. Вся одежда и вещи, принадлежавшие маленьким жертвам, также сжигались.
Нестерпимое эловоние распространялось по комнате, но маршал де Рец вдыхал его с упоением.
Анрие признался, что лично присутствовал при умерщвлении таким образом сорока детей и может описать часть из них, если нужно опознать тех, которые считаются похищенными.
- Невозможно... — заявил помощник прокурора, старавшийся сделать все, чтобы спасти маршала, невозможно сжечь тело в домашнем очаге.
— Но так оно и происходило на самом дел мессир, — ответил Анрие. — Очаг просто громадный, что в "Отеле де Ла-Суз", что в Машкуле. Мы помещали туда тело и обкладывали его большими охапками хвороста и поленьев. За несколько часов труп сгорал без остатка, и мы выбрасывали пепел через окно прямо в ров.
Анрие припомнил случай с двумя сыновьями Амлена и рассказал, что, пока одного ребенка мучили, другой стоял на коленях, плакал и молился, пока не пришел его черед.
— Ты рассказываешь о сире де Реце такое, — воскликнул помощник прокурора, - что больше похоже на вымысел и лишено всякого правдоподобия. Величайшие изверги не совершали таких преступлений, разве что какие-нибудь цезари в Древнем Риме.
— Ваша милость, именно деяниям этих самых цезарей и стремился гтодражать господин де Рец.
Я читал ему хроняки Светония и Тацита, где описаны жестокие поступки цезарей. Он с наслаждением это слушал и говорил, что отрезать ребенку голову — удовольствие гораздо более сильное, чем участие в торжественном обеде. Иногда он садился на ребенка и отсекал ему голову одним ударом ножа, а иногда только надрезал горло, чтобы ребенок подольше мучился, и обмазывал свои руки и бороду его кровью. Иногда он сразу отрубал детям руки и ноги, порой приказывал нам подвесить ребенка, а когда тот уже задыхался, — снять и перерезать горло. Помню, я как-то привел к нему трех малышек, просивших подаяния у ворот замка. Он велел перерезать им горло, а сам смотрел, как они умирали. Андре Брике наткнулся на девочку, потерявшую мать и плакавшую на ступеньках дома в Ванне. Он принес малышку на руках — это был грудной младенец — к моему господину, и тот приказал убить ее. Нам с Пуату было велено избавяться от трупа, и мы сбросили его в отводное отверстие одной из башен, но тело зацепилось за гвоздь и повисло на наружной стене, так что его было видно прохожим. Пришлось Пуату спускаться по веревке, и он с большим трудом отцепил тело.
— Как ты считаешь, сколько всего детей убил сир де Рец со своими слугами?
— Сложно подсчитать. Лично я сознаюсь в убийстве двенадцати детей собственноручно по приказу моего господина, а всего я привел к нему около шестидесяти детей. Мне известно, что подобные убийства происходили и до тото, как я был посвящен в эти тайные действа. Какое-то время замок Машкуль занимал сир де Ла Саж. Мой господин поспешил вернуть себе замок, так как знал, что там на сеновале спрятано много детских трупов. Там оказалось сорок тел, сухих и обугленных, как головешки. Одна из камеристок мадам де Рец случайно зашла на сеновал и увидела трупы. Роже де Бриквиль хотел ее убить, но маршал не позволил.
— Ты хочешь еще что-нибудь заявить?
— Ничего. Я только прошу моего товарища Пуату подтвердить мои показания.
Это свидетельство, обстоятельное и подробное, привело судей в состояние шока. В те времена человеческое воображение не могло постичь столь изощренной жестокости. По мере того как Анрие давал показания, изумленный и негодующий президент несколько раз осенял себя крестом. Порой он краснел и опускал глаза, трепеща от ужаса и потирая лоб, словно пытался удостовериться, не снится ли ему кошмарный сон.
Пуату до сих пор не принимал участия в откровениях Анрие, но после прямого обращения к нему последнего поднял голову, печально оглядел судей и вздохнул.
— Этьен Корнийан, прозываемый Пуату, во имя Господа и правосудия, я требую, чтобы ты рассказал. обо всем, что тебе известно.
Однако Пуату не подчинился приказу Пьера де Лопиталя и выглядел преисполненным решимости не свидетельствовать против своего господина.
Анрие обнял своего сообщника, заклиная его ради спасения души не упорствовать против воли Божьей и пролить свет на преступления, совершенные ими вместе с сиром де Рецем.
Помощник прокурора, который изо всех сил старался опровергнуть или смягчить обвинения, выдвинутые против Жиля де Реца, предпринял последнюю попытку противостоять убийственным показаниям Анрие, удерживая Пуату от дачи показаний.
— Монсеньор, — обратился он к президенту, — вы выслушали показания обо всех зверствах, в которых сознался Анрие, и, конечно же, вы, как и я, считаете их злейшим наветом со стороны вышеупомянутого, порожденным ненавистью и завистью, с целью очернения своего господина. А посему я требую, чтобы Анрие был подвергнут пытке и на дыбе уличил самого себя во лжк.
— Вы забываете,— ответил де Лопиталь,— что пытка назначается для тех, кто не сознается, а не для тех, кто охотно кается в своих преступлениях. А потому я требую, чтобы пытке подвергли другого обвиняемого, Этьена Корнийана, прозываемого Пуату, если он и дальше намерен молчать. Пуату, будешь ты говорить или нет?.
— Монсеньор, он будет говорить! — воскликнул Анрие. — Пуату, друг мой, не противься воле Божьей!
— Ну что же, ваша милость, — с чувством произнес Пуату, — я подчинюсь вам. Я не могу защитить моего господина от обвинений Анрие, который сознаётся во всем, убоявшись осуждения на вечные муки.
И он полностью подтвердил сказанное Анрие, добавив несколько подробностей, известных только ему.
Данные под клятвой показания Пуату и Аврие не ускорили отложенного суда. Поймать других
сообщников злодея было бы нетрудно, но герцог, осведомленньий о ходе расследования, не хотел раздувать скандал и увеличивать число обвиняемых. Он запретил производить обыски в замках и особкяках сира де Реца, опасаясь, что на свет могут всплыть доказательства иных, еще более ужасных и необъяснимых элодеяний, чем те, о торых стало известно.
Все пришли в смятение, порожденное ужасными разоблачениями, и требовали, чтобы столь возмутительно попранные религиозные и нравственные ценности были безотлагательно отомщены. Народ удивлялся проволочкам в вынесении приговора, и наконец в Нанте начали во всеуслышание говорить, что сир де Рец богат настолько, что может откупиться. Действительно, мадам де Рец взывала к королю и герцогу с просьбой помиловать её мужа, но герцог по совету епископа отказался влиять своим авторитетом на ход правосудия. Король прислал в Нант одного из своих советников для ознакомления с обстоятельствами дела и, получив его отчет, решил ни во что не вмешиваться.

[Бомж с Дробовиком]

Глава тринадцатая
МАРШАЛ ДЕ РЕЦ
ПРИГОВОР И КАЗНЬ

Суд отложен. — Маршал признает вину. — Дело передается вцерковный суд. — Елископ принимает меры. - Приговор. — Светский суд утверждает приговор. — Казнь


24 октября возобновился судебный процесс по делу маршала де Реца. Перед началом допроса узник явился в одежде ордена кармелитов, преклонил колени и молча помолился. Затем он обвел взглядом помещение суда и при виде дыбы, ворота и веревок слегка вздрогнул.
— Мессир Жиль де Лаваль, — приступил к делу президент, — вы предстаете перед нами во второй раз, чтобы ответить на некоторые обвинения, оглашенные господином помощником прокурора Нанта.
— Я готов отвечать со всей искренностью, монсеньор, — спокойно ответил упомянутый узник. — Однако я оставляю за собой право обратиться к всемилостивейшему вмешательству его величества короля Франции, у которого я нес и несу службу маршала и советника, что явствует из патента, выданного на мое имя и засвидетельствованного Парламентом Парижа...
— Король Франции не имеет отношения к настоящему делу, — прервал ею Пьер де Лопиталь. — Хотя вы являетесь маршалом и советником его величества, вы также являетесь вассалом его светлости герцога Бретонского.
— Этого я не отрицаю. Более того, я обращаюсь к его светлости герцогу с просьбой разрешить мне удалиться в кармелитский монастътрь, что замолить там свои грехи.
— Это уж как получится. Так сознаётесь вы — или мне придется применить к вам пытки?
— Не надо пыток! — воскликнул Жиль Рец. Я во всем Признаюсь. Но вначале скажи мне, что показали на допросе Анрие и Пуату?
— Они во всем сознались. Господин помощник прокурора зачитает вам их свидетельские показания.
— Не бывать тому. — Помощник прокурора все еще продолжал благоволить к обвиняемому. - Я считаю их клеветой до тех пор, пока мессир де Рец не подтвердит их под присягой, что запрещено в светском суде!
Пьер де Лопиталь гневным жестом отмахнулся от этого неслыханного выступления в защиту подсудимого и кивком велел секретарю зачитать показания.
Слушая недвусмысленные показания своих слуг о преступных деяниях, сир де Ред стоял будто громом пораженный. Он понял, что увиливать от ответа бесполезно и надо сознаваться во всем.
- Что вы на это скажете? — спросил президент, когда показания Анрие и Пуату были оглашены.
— Скажите, монсеньор, — вмешался Помощник прокурора, словно подсказьтвая обвиняемому направление, в котором тот должен действовать, — разве вся эта богомерэкая ложь и клевета не вымышлена с целью уничтожить вас?
— Увы, нет! — отвечал сир де Рец, смертельно побледнев. — Все, что рассказали Аврие и Пуату
истинная правда. Сам Господь отворил им уста.
— Монсеньор, снимите грех с души, немедленно покаявшись в преступлениях, — проникновенно сказал господин де Лопиталь.
— Господа! — после непродолжительного молчания сказал узник. — Истинная правда, что я похищал деток у их матерей, что я убивал этих малюток или приказывал их убивать, либо перерезая им горло ножом или киижалом, либо отсекая им головы топором. Иногда по моему приказу им разбивали головы молотком или палкой, а иногда отрубали конечности, одну за другой. Бывало и так, что я вспарывал им животы, чтобы рассмотреть сердца и другие внутренности. Изредка их вешали или постепенно удушали, и они умирали медленной и мучительной смертью. Потом я приказывал сжигать трупы и развеивать пепел.
И как давно вы начали заниматься этими богомерэкими делами? - спросил Пьер де Лопиталь, потрясенный откровенностью, с какой были сделаны эти ужасные признания. — должно быть, вами овладел нечистый.
— Это зародилось во мне самом, хотя, несомненно, по наущению дьявола. Как бы то ни было, эти жестокие истязаяня доставляли мне неиэъяснимое наслаждение. Тяга к ним началась восемь лет назад. Я покинул службу при дворе и перебрался в Шантосе, чтобы вступить во владение наследством от покойного деда. В библиотеке замка я обнаружил некую книгу на латинском языке, по-моему сочинение Светония, где описывались всевозможные зверства римских императоров. Я читал увлекательные рассказы о жизни Тиберия, Каракаллы и других цезарей, в том числе описание удовольствия, которое они испытывали, наблюдая за мучениями истязаемых детей. Мне захотелось превзойти этих самых цезарей, я в туже ночь я осуществил свое желание. Вначале держал все в глубокой тайне, но потом доверил кузену Жилю де Силле, потом господину Роже деБриквилю, а дальше пошли Анрие, Пуату, Россиньоль и Робэн.
После этого барон подтвердил показания, данные двумя его слугами, и сознался, что убивал около ста двадцати детей в год.
— Примерно восемьсот детей за семь лет! - ахнул Пьер де Лопиталь. — Поистине, мессир, выбыли одержимы дьяволом!
Показания барона оказалиь такими откровенными и подробными, что помощник прокурора не смог и слова сказать в его защиту. Однако он попросил, чтобы дело было направлено в церковный суд, ибо вперемешку с признаниями в убийствав в показаниях содержались данные о чернокнижии и колдовстве. Пьер де Лопиталь понял, что цель помощника прокурора состояла в том, чтобы дать мадам де Рец возможность снова обратиться с просьбой о помиловации, но не стал сопротивляться и дал согласие на передачу дела в епископальный суд.
Епископ отнюдь не намеревался затягивать дело и безотлагательно через сержанта приказал Жилю де Лавалю, сиру де Рецу, явиться на заседание духовного трибунала. Маршала потряс такой скоролалительаый вызов в суд, но он не стал жаловаться президенту и просто выразил полную готовность повиноваться. И вот он предстал перед духовным трибуналом, спешно соаванным по такому случаю.
Новый суд продолжался всего несколько часов.
Теперь маршал, окончательно устрашенный, не сделал ни малейшей попытки защищаться, но попробовал купить снисходительность епископа взяткой, пообещав передать все свои земли и имущество Церкви и умоляя разрешить ему удаляться в монастырь кармелитов в Нанте.
Просьбу безоговорочно отвергли, и барон был приговорен к смертной казни.
25 октября церковный суд огласял приговор, и решение было направлено в светский суд, у которою теперь не было повода затягивать ратификацию.
Однако по вопросу о способе казни мнения разошлись. Члены светского суда придерживались на этот счет разных точек зрения. Президент поставил вопрос на голосование и сам подсчитал голоса, после чего снова занял председательское кресло, покрыл голову и торжественно провозгласил:
— Невзирая на родство, чины и знатность обвиняемого, суд приговаривает его к смертной казни через повешение с последующим сожжением. В связи с этим я увещеваю приговоренного просить у Господа прощения и милости, чтобы умереть достойно в знак покаяния за совершение вышеупомянутых злодеяний. Названный приговор должен быть приведен в исполнение завтра утром, между одиннадцатью и двенадцатью часами.
Такой же приговор был вынесен Анрие и Пуату.
На следующий день, 26 октября, в девять часов утра, при большом стечении народа духовенство и епископ со Святыми Дарами вышли из собора и в сопровождении огромной процессии, включавшей едва ли не половину жителей Нанта, обошли все городские церкви до единой и везде отслужили мессы за отпущение грехов троим осужденным.
В одиннадцать часов узников доставили на место казни, которая должна была состояться на противоположном берету Луары.
Там уже стояли три виселиц, средняя выше остальных, и под каждой из них громоздились связки прутьев, смола и хворост.
Денек выдался славный: дул легкий ветерок и в синем небе не было ни единого облачка. Полноводная Луара молча катила к морю свои мутные волны, отражавшие блеск солнца и небесную синеву: Белоствольные тополя трепетали и шелестели листвой на ветру, а над рекой покачивались и колыхались ивы.
Виселицы окружила такая громадная толпа, что еле удалось проложить дорогу осуждённым, которые двигались к помосту, повторяя покаянный псалом De profundis. Зрители всех возрастов подхватили псалом и запели вместе с ними, так что могучая волна древнего григорианского хорала наверняка достигла ушей герцога и епископа, которые укрылись в замке на время казни.
После псалма вместо "Славы в вышних" был. исполнен реквием, и сир де Рец поблагодарил конвойных, обнял Пуату и Анрие и обратился к ним с последним словом, точнее, продоведью:
— Мои самые верные друзья и слуги, будьте стойкими имужественными, чтобы противостоять проискам дьявола, от всего сердца покайтесь, осудите собственные злодеяния и положитесь на милосердие Божье. Поверьте мне, нет на свете такого греха, сколь бы велик он ни был, которого Господь, по великой милости своей и человеколюбию, не отпустил бы молящему о прощении с покаянной душой. Помните, что Господь более расположен прощать грешника, нежели грешник — просить у него прощения. Более того, возблагодарим же Господа за то, что Он позволил нам умереть, раскаявшись в содеянном, а не покарал внезапно погрязших в злодействе. Обратим же к Господу нашу любовь и покаяние и не станем страшиться смерти, которая есть всего лишь боль во спасение, ведь без нее нам не дано узреть Господа во славе Его. К тому же нам не следует скорбеть, освобождаясь от уз мира сего, который есть страдание, ибо теперь мы устремляемся к вечному блаженству. Возрадуемся же, ибо, будучи мерзкими грешниками здесь, на земле, мы воссоединимся в раю, когда наши души покинут эти тела, и на веки вечные пребудем вместе, если только до последнего вздоха проникнемся чувством благочестивого и искреннео раскаяния. (История сира де Реца подтверждает, какая великая опасность подстерегает тех, кто в делах религии полагается на чувства. "Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюдя заповеди", — заповедал Господь. Сколь многие надеются попасть в рай только потому, что они исполнены благочестия!).
Затем маршал, кому предстояло первым принять казнь, покинул своих товарищей и вверил себя в руки палачей. Он снял шапку, преклонил колени, поцеловал расттятие и обратился к толпе с благочестивой речью, подобной Тому, что он сказал Пуату и Аврие.
Потом он начал читать отходную молитву, а палач надел веревку ему на шею и закрепил узел.
Маршал поднялся на высокий табурет, установленный у подножия виселицы в знак уважения энатности преступника. Костер зажгли, когда палачи еще не сделали свое дело.
Пуату и Анрие, все еще стоявшие на коленях устремили взгляд на своего господина и обратились к нему, протягивая руки:
— В свой последний час, монсеньор, оставайтесь верным и отважным воином Господа и вспомните о страдапиях Христа, искулившего наши грехи. Прощайте, и да встретимся мы в раю!
Табурет вьтбили из-под ног барона, и де Рец повис, раскачиваясь над помостом. Огонь взревел, и вокруг тела взвились и заплясали языки пламени!
Внезапно, в такт ударам кафедрального колокола зазвучал непередаваемо скорбный гимн Diesirae.
Толпа замерла, и в тишине гудело пламя и звучал торжественный распев гимна:


Сбудутся слова пророка:
Суд грядет по воле рока —
Скоро исполненье срока.
Судия тогда восставет,
Тайное все явным станет,
Каждый пред судом предстанет.
Кто мне, жалкому, поможет,
За меня вступиться сможет,
Когда ужас душу гложет?
Царь, чье имя — Откровеыье,
Путь в обитель воскресенья,
В милости Твоей — спасенье!
*
Я колени преклоняю
О прощенье умоляю!
И в расканье рыдаю —
В день отчаянья и страха
Из глубин земного праха
Мы к Сласителю взываем!
На Него лишь уповаем!
Ты, что был распят за нас,
Помоги нам в судный час!
Аминь.


Шесть женщин в белых одеждах, окутанные вуалью, и шестеро монахов-кармелитов прошли вперед, неся гроб.
В толпе шептались, что одна из женщин — мадам де Рец, а остальные принадлежат к самым знатным домам Бретани.
Веревка была обрезана, и тело маршала обрушилось в железный желоб, подготовленный заранее. Тело вынули, прежде чем огонь успел нанести серьезный урон, уложили в гроб, и монахи в сопровождении женщин отвезли его в Нантский кармелитский монастырь согласно воле покойного.
Тем временем совершилась казнь Пуату и Анрие: они были повешены и затем сожжены, а пепел развеян по ветру.
В кармелитском храме Пресвятой Девы Марии с большой пышностью были погребеньт останки высокородного, могущественного и прославленного Жиля де Лаваля, сира де Реца, бывшего советника Карла УII, маршала Франции!

[Бомж с Дробовиком]

Глава четырнадцатая
ГАЛИЦИНСКИЙ ОБОРОТЕНЬ


Жители австрийской Галиции. — Деревушка Поломия. — Летним вечером в лесу. — Бродяга Святек. — Теряется
девочка. - Пропадает школьник. — Исчезает служанка. -
Еще одного ребенка похищают. - Трактирщ ик из Поломии
делает открытие. — Арест Святека. — Перевод в Дабков. -
Самоубийство


В массе своей жители австрийской Галиции — люди тихие; незлобивые. Евреи, составляющие примерно одну двенадцатую часть населения, выделяются среди них умом, энертичностью и, конечно же, способностью делать деньги, хотя и т то есть мазуры, в этом от них тоже не отстают.
Самой достопримечательной особенностью королевства Валдимир можно считать значительно преобладание числа титулованных особ над нетитулованными. В 1837 году там наблюдалось следующее соотношение: на 32 190 дворян приходилось всего 2076 лавочников.
Число казненных преступников в среднем за год составляло девять человек на четыре с половиной миллиона населения — цифра небольшая по, всем меркам, учитывая крайнюю суровость правосудия в этой провинции. Однако именно в среде таких тихих и добродушных людей время от времени случаются самые зверские преступления, к тому же совершают их те, на кого не падает и тени подозрения.
Всего лишь шестнадцать лет назад в Тарновском округе, в Западной Галиции (эта провинция поделена на девять округов), произошло такое, о чем впоследствии светские дамы судачили у каминов долгие галицинские зимы налролет в течение многих лет.
Итак,, в графстве Паркост есть деревушка под названием Поломия, в которой только и всего что восемь лачуг да еврейский трактир.. Живут там в основном дровосеки, вырубающие в тамошнем лесу ели и доставляющие бревна к ближайшей речке, по которой древесина сплавляется дальше в Вислу. За аренду домов и земельных наделов денег они не платят, но обязаны отработать на землевладельца несколько дней в неделю — широко распространенный в Галиции обычай, чреватый всяческими обидами и притеснениями, если землевладелец требует от арендатора отработки именно в те дни, когда погода благоприятствует пахоте весной или сбору урожая осенью. Конечно, арендатор предпочел бы работать на своем клочке земли в такое время. Провинция небогата деньгами, и землевладельцы таким путем обеспечивают себе арендную плату.
Большинство селян в Поломии прозябают в крайней нищете: иное хозяйство держится на кукурузе, десятке кур да свинушке, разве что не давая умереть с голоду. Летом жители деревни собирают сосновую смолу, для чего с каждого дерева раз в двенадцать лет сдирается кусок коры, чтобы смола по капле стекала в глиняную посудину, установленную между корней. Зимой, как уже говорилось, они валят лес и скатывают бревна к реке.
Поломия не поражает красотой: она затерялась среди густого соснового бора, отчего деревушка выглядит мрачновато. Однако в погожий денёк старушки любят посидеть на солвышке перед домом, вдыхая ни с чем не сравнимый запах сосен, чей аромат нежнее прославленных специй с Молуккских островов, ибо этот тонкий запах не угнетает и не подавляет человека, а, напротив, бодрит и радует. Внимая напеву ветра в верхушках сосен, похожему на звуки арфы, бабушки вяжут бесконечные чулки, пока внуки резвятся среди кустов вереска и папоротника.
Ближе к вечеру свою прелесть являет ельник. Лучи солнца скользят меж стволов, окрашиваякору в золотистые тона, или падают на просеку, зажигая ее веселым, оранжевым цветом, который смотрится особенно нарядно на фоне дремучего леса, напоминающего по цвету спелую, сизую сливу. Птицы спешат вернуться в свои гнезда, высоко в небе кречет ловит последний солнечный свет, а веселая белка резвится и скачет среди ветвей, прежде чем устроиться на ночлег.
Солнце клонится к закату, но все еще светло. Из леса доносятся пронзительные крики и шипение дикого кота; шлепает по болоту цапля; на трубе шинка пристраивается спать на одной ноге. У-ху — просыпается сова. Прислушиваемся - из леса с песней возвращаются дровосеки.
Такова Поломия в летнюю пору, и подобных с деревушек много раскидано по лесу, на расстоянии нескольких миль друг от друга. В каждой имеетс своя пивная, обычно самое вместительное и прочное здание в деревне, а в некоторых есть и свои церквушки, заметные лишь благодаря колокольне.
Трудно поверить, чтобы от этой нищеты мог ожидать щедрот какой-нибудь иищий, и все же несколько лет назад именно в этих местах по воскресным дням у входа в церковь пристраивался один и тот же седобородый попрошайка и собирал подаяние.
Как известно бедняки жалостливы и великодушны, а потому старый нищий обычно получал несколько медяков, да кто-нибудь из женщин снабжал его нехитрой снедью.
Изредка Святек — так звали нищего — носил по деревням на продажу дешевые самодельные побрякушки и бусы, однако чаще всего выпрашивал милостыню.
Как-то рз после воскресной службы одна из деревенских семей пригласила Святека к себе в хижину, где его угостили пирогом и мясом. В доме было полно детей, и девочка лет десяти привлекла внимание нищего наивным кокетством.
Святек достал из кармана колечко с цветным стеклом и подарил ребенку. Та на радостях побежала хвастаться подарком перед другмми детьми.
— Это ваша дочурка? — спросил он.
— Нет, — ответила хозяйка, — это сиротка. Жила здесь одна вдова, потом умерла и оставила девочку одну-одинешеньку, вот я и взяла ее к себе. Господи благослови, одним ртом больше, одним меньше.
— Да, да! Конечно же, Господь блаюсловит вас за доброе дело, ведь Он особенно призревает сироток.
Девочка премиленькая, и никаких с ней хлопот, — отвечала женщина. — Вы ведь сегодня вечером возвращаетесь в Поломию?
Да. А! — воскликнул Святек, так как в этот миг девочка подбежала к нему. — Понравилось тебе колечко, красавица? Я подобрал его под большой елью, что растет в лесу слева от церковного двора, там их, может, найдется еще несколько дюжни. Надо три раза обежать вокруг дерева, поклониться луне и сказать "Забой!". После этого обязательно найдешь что-нибудь возле корней.
— Пошли туда! — закричала девочка, обращаясь к остальным детям. — Пойдем искать кольца.
— Искать должен каждый отдельно, — сказал Святек.
Дети в восторге побежали в лес.
— Я по крайней мере одно доброе дело сделал для вас, — засмеялся нищй, — избавил вас на время от ребячьего гама.
— Иногда приятно побыть в тишине, — сказала женщина, — дети так шумят, что не дают уснуть малышу. Вы уходите?
— Да, хочу добраться до Поломии засветло. Стар я, немощен и беден, очень беден, — привычно заныл он жалостным голосом — но я еще могу молиться Господу за вас.
И Святек ушел.
Сиротку больше никто не видел.
Австрийское правительство в последнее время усиленно насаждает просвещение среди бедных слонаселения, организуя школы по всей провинции.
Как-то раз, возвращаясь из школы, дети разбрелись среди деревьев: кто гонялся за полевой мышью, кто собирал ягоды можжевельника, а кто просто шел, сунув руки в карманы и беззаботно насвистывая.
— А где Петер? — спросил один из них своего спутника. — Нам троим идти в одну сторону, давайте держаться вместе.
— Петер! — громко позвал мальчик.
— Я здесь! — отозвался голос из-за деревьев. — Сейчас приду.
— Да вон он, я его вижу! — сказал мальчик постарше. — Там с ним кто-то разговаривает.
—Где?
— Вон там, под соснами. Ну вот! Теперь они отошли в тень, и их больше не видно. Кто бы это с ним мог быть? Вроде бы какой-то мужчина.
Мальчики подождали с час, но потом им надоело, и они отправились домой, намереваясь отлупить Петера за то, что тот заставил их столько времени ждать. Но Петера они больше так никогда и не увидели.
Спустя немного времени после этого исчеанонения пропала юная служанка, работавшая в лавчонке у русского хозяина в пяти милях от Поломии. Ее послали отнести пакет с продуктами в дом, располагавшийся неподалеку, но все же в стороне от основной деревни и к тому же окруженный соснами.
День клонился к вечеру, и хозяин встревожвлся, но еще подождал ее возвращения. Так что прошло несколько часов, пока он, так и не дождавшись девочки, позвал соседей на поиски.
Землю слегка прикрыла снежная пороша, и шаги девочки отчетливо выделялись там, где она оступалась с утонтанной тропинки. Там, где деревья особенно тесно обступили дорогу, следы двух пар ног сворачивали в сторону от тропинки, но деревья там росли слишком густо, и кроны их не пропускали снег, так что следы в этом месте обрывались. На следующее утро случился обильный снегопад и уничтожил все следы, какие еще можно было надеяться отыскать при дневном свете.
Служанку больше никто не видел.
Зимой 1849 года в этой местности особенно свирепствовали волки, так что народ связал таинственные исчезновения детей именно с ними.
Другого ребенка послали к источнику за водой: потом возле колодца обнаружили ведро, мальчик исчез. Народу на поиски собралась целая толпа, и волков слугнули, если они вообще водились.
Читатель наверняка уже представил себе Поломию, хотя все вышеописанные случаи происходилине в ней, а в окрестньих деревнях. Ниже станет ясно, почему мы так подробно описали именно эту деревушку, состоявшую из восьми неказистых лачуг.
В мае 1840 года хозяин трактира в Поломии недосчитался двух уток. Подозрения пали на деревенского нищего, которого он презирал от всей души, ибо сам был человеком трудолюбивым работящим, тогда как Святек кормил себя, жену и двоих детей попрошайничеством, хотя у не был вполне приличный надел пахотной земли, способной обеспечить прекрасные урожаи кукурузы и овощей, если, конечно, потрудиться как подобает.
Приближаясь к хижине Святека, трактирщик уловил запах жареного мяса.
— Заловлю-ка я этого нцщеброда с поличным, — решил трактирщик и со всеми предосторожностями подкрался к двери.
Резко распахвув дверь, он заметил, как Святек поспешно придвинул что-то ногой к себе и прикрыл длинной полой одежды. Трактирщик накинулся на него, схватил за горло и, обвиняя в воровстве, поднял со стула. Представьте себе, что за ужас и отвращение охватили его, когда из-под одежды нищего выкатилась голова девушки лет четырнадцати, аккуратно отрезанная от туловища.
Вскоре сбежались соседи. Достопочтенный Святек был посажен под замок вместе с женой, шестнадцатилетней дочерью и пятилетним сыном.
Хижину тщательно обыскали и обнаружили там расчлененные останки несчастной девушки. В большом чане были найдены голени и бедра, как сырые, так и тушеные или жареные. В ларе лежали внутренности, сердце и печень, выпотрошенные и очищенные весьма умело, впору хорошему мяснику. Под плитой стояла лохань со свежей кровью.
По дороге к мировому судье злодей то и дело валился на землю, вырывался из рук стражи и пытался покончить с собой, глотая комья земли с камнями, но сопровождающие держали его крепко.
На предварительном допросе в Дабкове он признался, что убил и — при участии своего семейства — съел шестерых. Дети, однако, определенно утверждали, что убитых было гораздо больше, чем он говорит, и их слова подтвердялись тем, что при обьиске в доме были обнаружены четырнадцать разных шапочек, наборы одежды девочек и мальчиков.
Вот показания самого Святека о том, как проявилось в нем это чудовищное извращение.
За три года до того, в 1846 году, по соседству сгорела принадлежавшая еврею таверна, и сам хозяин погиб при пожаре. Обшаривая пожарище, под обуглившимися балками Святек натккулся на обгоревший труп владельца таверны. В ту пору старый нищий никак не мог раздобыть пищу и страдал от голода. Вид и залах жареного мяса вызвали в нем неудержимое желание попробовать его. Он оторвал от трупа кусок мяса и насытился им — и с тех пор желание снова и снова ощущать, этот вкус полностью поработило его. Сиротка, которой мы уже рассказывали, была его второй жертвой. С тех самых пор, то есть целых три года, он частенько лакомился таким чудовищным образом и, благодаря этой пище, заметно поправился.
Раскрытие этих зверских преступлений вызвало настоящий шок. Несчастные матери, уже оплакивавшие утрату своих малюток, мучительно переживали вновь открьтвшиеся обстоятельства. Всеобщее негодоваттие достигло крайней степени: возникли опасения, что разъяренный народ способен разорвать преступника на части по дороге в суд. Однако меры предосторожности не понадобились, ибо преступник сам позаботился о собственной безопасности: первую же ночь в тюремной камере он повесился на оконной решетке.

[Бомж с Дробовиком]

Глава пятнадцатая
АНОМАЛИЯ.
ГИЕНА В ОБРАЗЕ ЧЕЛОВЕКА

Вурдалаки. — Рассказ из Форнари. - Цитаты из Апулея. — Случай, упомянутый Маркассю. — Осквернениемогил
в Париже. — Осквернитель обнаружен. — Показания Бертрана

На Востоке широко распространены истории об осквернителях могил. Суеверия приписывают отдельным людям страсть к выкапыванию и уродованию трупов. Лунной ночью к могилам крадутся странные фигуры, роются в них длинными острыми ногтями в надежде докопаться до трупа, прежде чем первый луч зари заставит их убраться прочь. Эти вурдалаки, как их называют, по поверьям, добывают мертвую плоть для колдовских и чародейских надобностей, но иногда занимаются этим исключительно ради того, чтобы нарушить сон мертвых, потревожить их вечный покой. По всей вероятности, вурдалаки — это не только плод воображения, но и вполне реальные похитители трупов. Человеческий жир и волосы трупа, которые продолжают расти в могиле, входят в состав многих снадобий некромантов, и ведьмы, готовящие такие бесовские смеси, выкапывают трупы, чтобы добыть необходимые составные части. То же самое творилось и во времена Средневековья. Страх перед вурдалаками достигал таких пределов, что в Бретани полагалось освещать кладбища фонарями все ночи напролет, чтобы отпугнуть ведьм, которые под покровом тьмы оскверняют могилы.
Форнари в своей "Занимательной и познавательной истории колдовства" приводит такой рассказ о вурдалаке.
В начале ХУ века в Багдаде у богатого пожилого купца был единственный сын, которого он очень любил. Купец решил женить сына на дочери другого купца, девушке малопривлекательной, но с богатым приданым. Абу-ль-Хасан, купеческий сын, увидев изображение девушки на портрете, затосковал и попросил отца отложить свадьбу, чтобы привыкнуть к мысли о такой жене. Однако, вместо того чтобы привыкать к этой мысли, юноша влюбился в другую девушку, дочку ученого, упрашивал отца дать согласие на брак с ней, пока тот не согласился. Старик сопротивлялся до последнего, но, обнаружив, что сын твердо намерен просить руки прекрасной Надиллы и не менеее твердо сопротивляется браку с богатой, но уродливой девицей, поступил, как поступают в таких случаях все отцы: смирился.
Свадьбу отпраздновали с подобающей пышностыо и торжественностью, и пришел черед медового месяца, который сулил бы молодым одно блаженство, не случись маленького происшествия, чреватого самыми серьезными последствиями.
Абу-ль-Хасан заметил, что его молодая жена покидает брачное ложе, удостоверявшись, что он заснул, и возвращается только перед самой зарей.
Ислолненный любопытства, Абу-ль-Хасан как-то ночью притворялся спящим и увидел, что его жена, как обычно встала и вышла из комнаты. Он осторожно пошел за ней,, и она привела его на кладбище. В неверном лунном свете он рассмотрел, как она вошла в одну из гробниц. Он последовал за ней.
Внутри его взору предстало отвратительное зрелище. Там собралась компания вурдалаков и устроила пир, угощаясь разложившимися трупами. Его собственная жена, к слову сказать дома никогда не ужинавшая, принимала в этом пиршестве самое активное участие.
Воспользовавшись возможностью незаметно скрыться, Абу-ль-Хасан вернулся домой и лег в постель.
На следующий день он ничего не сказал жене до самого ужина, от которого она снова отказалась. Он стал настойчиво угощать ее, но она сказала, что не хочет есть. Тогда он в гневе воскликнул:
— Готовишься пировать вместе с вурдалаками! Надилла молча задрожала, побледнела и, не говоря ни слова, легла в постель. В полночь она проснулась, набросилась на мужа, вцепилась зубами и нотгями ему в горло и прокусила вену, пытаясь напиться крови. Но Абу-ль-Хасан вскочил на ноги, отшвырнул ее на пол и убил одним ударом. На следующий день ее похоронили.
Три для спустя, в полночь, она снова появилась в доме и напала на мужа с намерением высосать из него кровь. Он убежал от нее, а утром открыл гробницу, сжег ее труп и развеял пепел над Тигром.
Этот рассказ объединяет вурдалаков и вампиров. В одной из предыдущих глав мы уже убедились, что и волки-оборотни тоже тесно связаны с вампирами.
Во времена античности уже существовало по верье, что ведьмы оскверкяют могилы, что подтверждается следующим эпизодом из "Золотого осла" Апулея, в частности речью глашатая.
— А в чем состоит, скажи на милость, обязанность этого могильного караулыцика? — спрашиваю я.
- Прежде всего, — отвечает глашатай, — всю ночь напролет нужно бодрствовать и открытыми, не знающими сна глазами смотреть на труп, неотвращая взора и даже на единый миг не отворачиваясь; ведь негоднейшие эти оборотни, приняв вид любого животного, тайком стараются проникнуть, так что очи самого Солнца, самой Справедливости могут легко обмануться. То они обращаются в птиц, то в собак, то в мышей, иногда да в мух. Тут от зловещих чар на караульщиков падает сон. Никто не может даже перечислить, к каким уловкам прибегают эти зловреднейшие женщины ради своей похоти. И за эту работу, такую опасную, обыкновенно полагается плата больше чем в четыре, шесть золотых. Да, вот ещё, чуть не забыл! В случае если наутро тело будет сдано не в целости, все, что пропадет, полносты или частью, караульщик обязан возместить, отрезав от собственного лица".
И здесь говорится об уродовании трупов, связаяном с оборотничеством.
Маркассю отмечает, что после продолжительной войны в Сирии стаи ламий — злых духов в женском облике — повадились на поле битвы по ночам, вырывая кое-как закопанные трупы павших воинов и пожирая их плоты. Их прогоняли и преследовали, и многих даже удалось убить. Днем же эти оборотни имели облик волков или гиен. Эти жуткие истории вполне могут иметь под собой основу, и в том, что у людей может развиваться извращенная страсть к пожиравию трупов, нас заставляет убедиться исключительное дело рассмотренное военным трибуналом в Париже не далее как 10 июля 1849 года.
Подробности этого дела освещаются в« Медико-психологическом ежегоднике» выпуска того же месяца и года. Они слишком омерзителыны, чтобы приводить их здесь. И все же я опишу это дело в самых общих чертах.
Осенью 1848 года на нескольких кладбищах в окрестностях Парижа обнаружклись вскрытые и оскверненные могилы. Студенты-медики явно не имели отношения к делу, потому что тела не были унесены, а валялись тут же, разорванные на части. Вначале сочли, что могилы разрыл какой- нибудь зверь, но найденные на сырой земле следы не оставили сомнений в том, что там действовал человек. После того как на кладбище Пер-Лашез было повреждено несколько трупов, там установили постоянное наблюдение, и поругание могил прекратилось.
Зимой осхвернейию подверглось еще одно кладбище, но только в марте 1849 года на кладбище Сен-Парнас сработала ловушка, и выстрел оповестил сторожей, что таинственный посетитель угодил в нее. Они ринулись к месту установленной ловушки, но увидели всего лишь, как темная фигура в военной шинели вспрыгнула на стену и скрылась во тьме. Пятна крови на месте свидетельствовали о том, что преступник был ранен этим выстрелом. Найденный там же синий лоскут ткани от шинели и стал той уликой, которая привела к опознанию осквериителя могил.
На следующий день наряд полиции обошел военные казармы, выясняя, не получал ли недавно пулевого ранения кго-нибудь из солдат или офицеров. Таким путем они обнаружили преступника. Им оказался младший офицер первого пехотного полка по имени Бертран.
Его поместили в госпиталь на излечение от раны, и по выздоровлении он предстал перед военным трибуналом.
История оказалась такова.
До того как в возрасте двадцати лет вступить в армию, Бертран обучался в духовной семинарии в Лангре. Он отличался скромностью, искренностью и честностью, товарищи любили его за приветливый нрав, хотя порой на него накатывали приступы хандры и уныния. В феврале 1847 года гуляя с приятелем по сельскёй местности, он забрел на кладбище, где были открыты ворота. За день до того там была похоронена женщина, но церковный сторож не успел полностью засыпать могилу, потому что полил проливной дождь и вынудил его искать укрытие. Бертран заметил лопату, брошенную возле могилы, и, по его собственному признанию, «…На меня что-то внезапно накатило, я словно повредился в уме, сердце бурно колотилось, я не владел собой». По каким-то надуманным предлогом он отделался от своего спутника, вернулся на кладбище, схватил лопату и принялся раскапывать полузасыпанную могилу.
«Вскоре я уже вытащил из-под земли труп и начал рубить его лопатой, не вполне соображая что делаю. Меня увидел проходивший мимо работник, и я кинулся на землю плашмя, прячась от него, а потом швырнул тело обратно в могилу. После этого я, обливаясь холодным потом, ушел в ближний лесок и, несмотря на проливной дождь, провел там несколько часов в полном изнеможении. Когда я пришел в себя, голова у меня кружилась, руки-ноги не слушались. Точно в таком же состоянии я находился после каждого приступа.
Два дня спустя я вернулся на кладбище, руками раскопал могилу, вытащил труп, разорвал его на части и бросил назад в яму. Руки мои кровоточили, но я не ощущал боли».
В течение четырех месяцев Бертран не испытывал подобных приступов, пока не вернулся с полком в Париж. Однажды он прогуливался по печальным тенистым аллеям Пер-Лашез, и внезапно на него нахлынуло то же самое чувство. Той же ночью он перелез через стену, раскопал могилу семилетней девочки и разорвал ее труп пополам. Через несколько дней он вскрыл могилу женщины, умершей при родах и похоронеккой две недели назад. 16 ноября он выкопал пожклую женщину лет пятидесяти, разрезал труп на части и разбросал их вокруг. Таким же образом он поступил с другим трупом 12 декабря. Мы привели лишь немногие из тех многочисленных случаев осквернения праха, в которых он признался. Ночью 15 марта он был ранен выстрелом из ружья-ловушки.
На суде Бертран заявил, что, находясь на излечении в госпитале, он не испытывал ни малейшего желания вернуться к выкапыванию трупов. Он полагал, что излечился от чудовкщных наклонностей благодаря тому, что рядом с ним в палате умирали люди: "Я излечился, так как теперь я боюсь мертвых".Изнеможение, следовавшее за припадкамивесьма характерно, поскольку оно, судя по описанию, точь-в-точь похоже на приступы боевой ярости норвежских берсерков, а также на состояние больных ликантропией.
Случай с Бертравом, бесспорно, уникальный. Трудно даже назвать это сумасшествием — это скорее, по всем признакам бесовское наваждение. Вначале приступы возникали после выпивки, впоследствии на него накатывало безумие без видимой причины. Способ уродования трупов он каждый раз использовал разный: одних рубил лопатой, других рвал на части зубами и ногтями. Иногда он раздирал рот и лицо до ушей, вспарыва желудки, отрывал конечности. Выкапывая мужские тела, он не испытывал стремления расчленять их, так как получал наслаждекие только от раздирания женских трупов. Его приговорили к годичному заключению.


Глава шестнадцатая
ПРОВОВЕДЬ ОБ ОБОРОТНЯХ

Лекции доктора Иоганна Гейлера. - Проповедь

Привожу любопытный образец позднесредневековой проповеди,. включенной в старинное немецкое издание речей доктора Иоганна Гейлера фон Кайзерсберга, известного проповедвика из Страсбурга. Сборник называется «Die Emeis Dis ist das Buch von der Omeissen, und durch Herr der Kunnig ich diente gern.Und sagt von Eigenschafft der Omeissen, und gibt underweisung von der Unholden oder Hexen, und von Gespenst, der Geist, und von dem Wutenden Heer Wunderbarlich». Эти необычные проловеди были произнесены в Страсбурге в 1508 году, собраны и записаны монахом-францискавцем, братом Иоганнесом Паули, и им же опубликованы в 117 году. Сам доктор умер в разгар Великого поста 1510 года, в воскресенье. Существует издание его проповедей на латинском языке, но я не могу сказать, те ли это проповеди или другие, поскольку не смог достать это издание. Издание на немецком языке снабжено потрясающе искусными гравюрами. Среди них есть изображения шабаша ведьм, Дикого охотника и вервольфа, напавшего на человека.
Проповедь была произнесена в третье воскресенье Великого поста. Текст не приводится, но имеется ссылка на соответствующее место в Евавгелии. Вот это выступление (В сборнике эта речь озаглавлена «Am dritte sontag a faste, occuli, predigt de doctor vo de Werwolffenn» - На третье воскресенье Великого поста, проповедь доктора о вервольфах).
- Что можно сказать о вервольфах? Ибо в вольфы существуют и рыщут вокруг деревень, набрасываясь на детей и взрослых. Как утверждают очевидцы, они очень быстро бегают, нападая на людей их называют бер-вольфы или вер-вольфы. Спросите меня, что я о них знаю? Я отвечу: ничего. Несомненно одно, это волки, пожираювщие детей и взрослых, и тому могут быть семь разных объяснений.
1. Esuriem - Голод
2. Rabiem - Свирепость
3. Senectutem- Старость
4. Ехреrientiam- Опыт
5. Insaniem - Безумие
6. Diabolum- Дьявол
7. Deum - Бог
Первое объяснение связано с голодом: когда волки не находят пищи в лесу, они вынуждены подбираться к человеку и, гонимые голодом, пожирают людей. Вы хорошо знаете, что в сильные холода олени выходят из леса и в поисках пищи приближаются к селениям, а птицы влетают прямо в дом, хватая корм со стола.
Второе объяснение заключается в том, что волки пожирают детей исключительно из врожденной свирепости, поскольку они свирепы от природы (propterlосит соtumi ferum). Прежде всего мера их свирепости зависит от условий жизни. Волки, живущие в холодных краях, обычно мельче, а потому свирепее остальных волков. Еще их свирепость зависит времени года они лютуют к концу зимы, к празднику Сретения Господня, и в это время их следует остерегаться более, нежели когда-либо. Как говорится помоги Гослодь тому, кто встретит волка на Сретение, крестьянина — в последний день Масленицы, а священника — в Великий пост. Кроме того, их свирепость зависит от того, есть ли у них молодняк. Когда в волчьей стае имеется молодняк, они становятся более свирепыми. Это присуще всем животным. Посмотрите, какой шум поднимает дикая утка, когда она защищает птенцов. Кошка сражается за своих котят — и волк поступают таким же образом.
В-третьих, волки могут нападать на человека из-за того, что стареют. Когда волк стареет, он становится немощным и хилым, а потому уже не может угнаться за оленями и тогда нападает на человека — ведь его догнать легче, чем дикое животное. К тому же людей и детей легче растерзать, чем диких животных, когда у волка портятся и выпадают зубы. Посмотрите на старух: зубы у них шатаются и выпадают, пока не выпадут вообще, и тогда их приходится кормить размягченной и протертой пищей.
В-четвертых нападения вервольфов связаны с опытом. Говорят, что мясо человека вкуснее всех других, так что, вкусив человеческой плоти, волк жаждет вкушать ее вновь и вновь. Он подобен старому пьянице, которого не проведешь подделкой, ибо он знает вкус настоящего вина.
В-пятых, нападения происходят по причине безумия. Бешевая собака ничего не соображает и может наброситься на любого человека, даже на собственного хозяина. А что такое волк, как не дикая собака, впавшая в бешенетво и нападающая на всех без разбору.
В-шестых, нападения исходят от дьявола, который оборачивается волком. Так пишет Винцент в своей книге «Sресиlит Нistоria1е». А он заимствовал это у Валерия Максима. Когда римляне воевали против народов Африки, к римскому военачальнику во сне пришел волк, вынул у него меч из ножен и утащил его. Это был сам дьявол в волчьей личине. Нечто подобное описывает Гийом Парижский: некий волк нападал на детей и пожирал и творил много других зол. И был там один человек, которому казалось, что он и есть тот самы волк. Впоследствии его нашли в лесу, мертвого, умершего от полного итощения.
В-седьмых, нападения происходят по воле Божьей. Ибо Бог иногда карает страны или селения, насылая волков. Вот что мы читаем о пророке Елисее. Когда вознамериля он подняться на Иерихон, озорные мальчишки насмехались над ним и кричали: «Лысый идет! Плещивый идет!» И что же? Он их проклял. И вышли две медведицы из леса и растерзали из них сорок два ребенка. Такова была воля Божья. Нечто подобное читаем мы о пророке, который ни во что не ставил повеления, полученные им от Бога, ибо его уговорили вкусить пищи в доме другого. Возвращаясь, он ехал верхом на осле. И появился лев и убил его, а осла не тронул. Такова была воля Божья. А посему человек должен обращаться к Богу, когда Он насылает диких зверей, чтобы проучить нас. Да не нашлет Он на нас таких зверей ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Как видно из этой необычной проповеди, доктор Иоганн Гейлер фон Кайзерсберг считал вервольфов не кем иным, как обычными волками, жадными до человеческой плоти. Он отвергает представление о том, что это люди в волчьем облике. Тем не менее он упоминает об этом суеверии в другой проповеди о диких людях из леса, но приписывает этих оборотней Испании.

[Кетрин]

Милая книжка, с хорошим описанием, конечно таких можно найти массу, единственное, что тут не показано, как в книжке - милые картинки. А так автор довольно научно подходит к это теме смешивая не только оборотней, но и другую нечисть....

[Бомж с Дробовиком]

Найти-то можно множество, сейчас любят писать все кому не лень. Только дело в том, что информацию берут из старых исследований, вроде этого.

[Кетрин]

я сомневаюсь, что информация из книги 1865 года издания, написанная священником, популярна и по сей день...многое меняется, так же как и верования в этих вервольфиков...новые издания основываются на сегодняшнем дне, а не на прошлых исследованиях старого священника..кто знает может он их выдумал или они основанные на эээ...псих. помешательстве)

[Бомж с Дробовиком]

Да автор данной книги скептически относился к существованию оборотней. Но тем не менее провёл вполне нормальное исследование, даже указал источники.

[Бомж с Дробовиком]

Вот закон подлости, как тока отмучился со сканами, появилась наконец в свободном доступе полная версия книги:
http://lib.rus.ec/b/432150/read