Оборотни в мифах народов мира

[Бомж с Дробовиком]

Текст из книги Сабин Бэринг-Гулда "Книга оборотней".

Глава первая
ВВЕДЕНИЕ


Ту ночь я не забуду никогда. Помнится, я путешествовал по Вьенне и оказался вынужден довольно поздно возвращаться с прогулки к, малоизвестному друидическому мегалиту, так называемому Губчатому Камню, , что в местечке Ла-Ровдель, близ города Шампиньи. Я узнал об этом кромлехе после прибытия в город, когда день уже клонился к вечеру, и, не рассчитан время, немедленно отправился на поиски древнего святилища. Величавый мегалит предстал передо мной в лучах заходящего солнца. Уже в сумерках я сделал несколько пейзажных зарисовок и отправился назад. Путь предстоял неблизкий, а я и без того был уже порядком изнурен, потому что с утра прошагал не меньше десятка миль. Вдобавок, карабкаясь по каменистым перевалам в поисках галльского кромлеха, я поранил ногу.
Увидев неподалеку от дороги деревушку, я направился туда в надежде взять у кого-нибудь из тамошних жителей двуколку и добраться на ней до ближайшего постоялого двора. Однако меня ожидало разочарование. Местные крестьяне вообще плохо понимали по-французски, а случайно встреченный священник в ответ на расспросы заверил, что лучшего транспортного средства, чем телега на деревянных колесах, в здешних краях не сыскать. Верховых лошадей тут, разумеется, тоже нет и в помине. Кюре был так добр, что пригласил усталого путника к себе на ночлег, но я был вынужден отказаться, не желая волновать понапрасну жену и детей, — на следующее утро мы собирались как можно раньше покинуть город.
Тут к нам подошел сельский староста и сказал на ломаном французском:
— Месье лучше не ходить никогда ночью через ту долину, ведь там... там... — его голос дрогнул, — там loups-garoux (Волки-оборотни (фр.).— Но он говорит, ему очень надо, — возразил старосте священник на местном наречия. — Неужели некому его проводить?
— Ах, кюре, да кто же из наших осмелится на такое? Ведь потом бедняге придется возвращаться домой в одиночку!
— Так пусть месье возьмет двоих провожатых, и тогда на обратном пути им будет не так страшно.
— Пику говорит, что нынче вечером своими глазами видел оборотня, — вмешался в разговор какой-то крестьянин, — вон на том гречишном поле. Солнце едва село, когда Пику услышал за спиной шорох, обернулся и обомлел: на краю поля стоял огромный волк, чуть ли не с теленка размером. Алый язык чудища был вывален из пасти, темные глаза горели недобрым огнем. MonDieu (Боже мой! (фр.). Да кто после этого сунется ночью на болота?! Ведь смертные даже вдвоем ни за что не смогут противостоять этакому монстру!
— Вряд ли стоит искушать судьбу, — сказал один из старейшим деревни. — Согласитесь, кюре, ведь Господь едва ли станет помогать безумцу, который сам обрек себя на верную гибель? Кажется, именно об этом говорилось в. проповеди, которую вы читали нам в первое воскресенье Великого поста? Да и в Святом Евангелии так написано.
Верно, — закивали остальные собравшиеся. Язык у чудища огромный, а глаза так и горят! — не унимался тот, чей друг Пику встретил оборотня.
- MonDieu! Если бы я такое увидел, я бы точно дал деру! — испуганно проговорил кто-то из толпы.
— В этом, Кортрэ, я даже не сомневаюсь, - пошутил староста.
— Ей богу, этот монстр размером с теленка! — продолжал наводить ужас рассказчик.
— И ладно бы это был просто огромный волк... — тут староста помедлил, косясь на священника, — так ведь. это сущий дьявол! Дьявол, вселившийся в человека и обративший его в волка, — Человеко-волко-дьявол!
— Но что в таком случае делать этому несчастному? — обратился к пастве святой отец, указывая на меня.
До этого момента я просто слушал, кое-как понимая местный говор, но тут решил вмешаться в разговор
— Не беспокойтесь, я как-нибудь сам доберусь,
а ежели повстречаю вашего loups-garou, отрежу ему
хвост и уши и пришлю вам, господин староста,
в знак моего почтения.
Раздался вздох всеобщего облегчения собравшиеся были явно рады, что я освободил их отответственности за мою дальнейшую судьбу.
— Il est Anglais (Это англичанин(фр.), что с него взять? — покачал головой староста, вероятно имея в виду, что к англичанам у дьявола особое расположение.
Я отправился по тропе через заболоченную долину, которая днем казалась мне безжизненной и пустынной, а в темноте производила довольно зловещее впечатление. На вечернем серо-синем небе не было ни облачка, всходила молодая луна, а на западе у горизонта еще догорала полоса заката. Во все стороны, насколько хватало глаз, простирались бесконечные торфяники: меж кочек блестела стоячая вода, и из этих лужиц доносилось громкое кваканье бесчисленных лягушек, нарушая тишину летней ночи. Болота заросли мхом и вереском, на низменных участках темнели густой камыш и осока, шелестевшие на ветру. Кое-где на небольших песчаных холмах виднелись одинокие сосны — их силуэты вырисовывались на фойе ясного неба. Кругом — ни души, ни огонька Единственный признак цивилизации — мощенная серыми плитами дорога, тянущаяся через болота многие-многие
мили.
Вполне возможно, что волки действительно обитали в той местности. Должен признать, что вдоволь наслушавшись баек, я счел за благо вооружиться и отломил довольно крепкий сук
первого же дерева, которое встретилось на пути.
Вот так я впервые столкнулся с верой в оборотней и убежденность тех сельских жителей собственной правоте настолько меня удивила, что я решил обратиться к истории этих мифологических существ, так сказать, изучить их нрав и повадки в теоретическом аспекте.
К сожалению, на практике мне до сих нор не посчастливилось ни заполучить образчик этого редкого создания, ни хотя бы увидеть его, притом что его следы обнаруживаются едва ли. не всюду. Таким образом, мои научные интересы отчасти сродни интересам палеонтолога, который реконструирует скелет и внешний облик какого-нибудь лабиринтодонта, имея в распоряжении лишь отпечаток его когтистой лапы в известняке, да обломок кости. Так и я, не сумев пленить ни одного оборотня для проведения непосредственных наблюдений, в то же время тешу себя надеждой написать довольно правдивый и исчерпывающий труд об этих удивительных существах.
На самом деле следы оборотней можно найти везде. Наверное, а наше время они просто стали редко встречаться в природе, как какие-нибудь динорнисы или дронты, зато в древности их даны ступали по глубоким снегам Севера, их вой нарушал покои почивших царей Востока. Античность и Средневековье буквально кишели оборотнями. Современному человеку, лишенному необходимости соседствовать с ними, а также с вампирами, упырями и прочей нечистью, как говорится, грех жаловаться. Хотя, вообще-то, кто его знает? Может быть, мы рано радуемся и в действительности оборотни вовсе не вымерли? Возможно, они до сих пор бродят где-нибудь в лесах Абиссинки или в степях Азии? Или томятся в обитых войлоком палатах психиатрических лечебниц?
В последующих главах я собираюсь обратитъся к упоминаниям об оборотнях в произведениях древних и античных авторов, в скандинавских сагах, а также в средневековых хрониках. Кроме того, я постараюсь не обойти вниманием и современный фольклор, связанный с явлением ликантропии.
В результате читатель поймет, что под мифами скрыта страшная реальность, а в основе народного суеверия лежит объективная истина.
Эта истина такова некоторым из нас от природы присуща жажда крови, которую в обычных условиях мы в состоянии сдерживать, однако в силу различных обстоятельств она может неожиданно брать верх над разумом, вызывать галлюцинациии и провоцировать каннибализм. В этой книге будут описаны случаи, когда в подобных условиях людям казалось, что они превращаются в зверей: новом обличье они впадали в дикую ярость, безжалостно убивали своих жертв, а потом пожирали их.
Впрочем, некоторые из описываемых мною злодеев вовсе не страдали от подобных галлюцинаций, не испытывали склонности к каннибализму и совершали убийства исключительно из прихоти, потакая собственной кровожадности.
В отдельных случаях, о которых также по речь в этой книге, выявленные акты каннибализма не сопровождались галлюцинациями и осуществлялись в здравом уме и трезвой памяти.

[Бомж с Дробовиком]

Глава вторая
ЛИКАНТРОПИЯ В ДРЕВНОСТИ

Что такое ликантропия? — Марцелл Сидийский. — Вергилий. — Геродот. — Овидий. — Плиний. - Агриопас. — Петроний. — Легенды Аркадии. — Толкование

Что такое ликантропия? Ликантропия это превращение мужчины или женщины в волка, способного нападать на людей и поедать их. Данное превращение либо производится намеренно при помощи волшебства, либо происходит ненамеренно и трактуется как Божья кара за какой-нибудь серьезный проступок.
Таково традиционное определение ликантропии. Разумеется, на самом деле это явление соотносится с определенной формой сумасшествия, которая часто диагностируется у пациентов психиатрических лечебниц.
В древности существовало несколько разновидностей этого расстройства: кроме лккантропии, были распространены также куантропия и боантропия, при которых людям чудилось, что они превращаются, соответственно, в собак или коров. На севере Европы, как вы вскоре убедиться, наиболее привлекательным для оборотничества животным оказался медведь, в Африке — гиена. Впрочем, о вкусах не спорят.
В дошедшей до нас главе о ликантропии из Медицинской поэмы Марцелла Сидийского говорится о том, что у людей, страдающих таким недугом, наблюдаются обострения в начале каждого года, особенно в феврале.
Несчастные в своем поведении полностью уподобляются волкам или псам, а ночами предтточитают уединяться на кладбищах.
В восьмой эклоге «Буколик» Вергилий пишет:

Трав вот этих набор и на Понте найденные яды
Мерис мне передал сам — их много родится на Понте
Видела я, и не раз, как в волiса от них превращался
Мерис и в лес уходил; нередко души умерших
Он из могил вызывал и сводил урожаи к соседу.

В «Истории» Геродота содержатся сведения народе невров, живущем в северных землях: «Невры, по-видимому, колдуны.. Скифы и живущи среди них элляны, по крайней мере, утверждаю? что каждый невр ежегодно на несколько дней об1 ращается в волка, а затем снова принимает человеческий облик» (книга IV, 105).
Помпоний Мела также рассказывает об этом народе: «В определенное время любой невр, если хочет, превращается в волка, а затем опять принимает прежний вид» (книга II, 1).
Широко известен античкый сюжет, к которому обращается Овидий в своей поэме «Метаморфозы»: Ликаон, царь Аркадии, в доказательство своего всемогущества принес в жертву IОпитеру младенца и за это был превращен в волка (см. Овидий «Метаморфозы», книга I, 237; а также Павсаний «Описание Эллады», кн. VIII, 2, § 1; Иоанн Цец «Схолии к Ликофрону», 481; Эратосфен «Катастеризмы», книга 1, 8).

...Воет, пытаясь вотще говорить. Уже обретают
Ярость былые уста, с привычною страстью к убийству
Он нападает на скот, — и довыле на кровь веселится!
Шерсть уже вместо одежд; становятся лапами руки.
Вот уж он — волк, но следы сохраняет прежнего вида:
Та же на нем седина, и прежняя в морде свирепость,
Светятся так же глаза, и лютость в облике та же.

Плиний Старший, Ссылаясь на Эванта, повествует о том, что в ходе праздлеств в честь Юпитера Ликейского в роду Антея принято было выбирать юношу для своеобразного приношения.
Его отводили на берег Аркадского озера, где он разоблачался и, прыгнув в воду, оборачивался волком. Через девять лет волк мог вернуть прежний облик, но только если за этот срок он не вкусил человечьей плоти, причем после повторного превращения оборотень выглядел на девять лет старше.
Агриопас рассказывает о некоем Демэнете, который во время человеческих жертвопринений Совершавшихся в Аркадии в честь Юпитера Ликейского, позвал вкус плоти, превратился в волка и оставался в этом обличье в течение десяти лет, после чего вновь стал человеком и даже принял участие в Олимпийских играх.
В «Сатириконе» Петрония находим следующий эпизод:
«… На мое Счастье, хозяин по каким-то делам уехал в Капую. Воспользовавшись случаем, я уговорил нашего жяльца проводить меня до пятого столба. Это был солдат, сильный, как Орк. Двинулись мы после первых петухов — луна сияет, светло как днем. Дошли до кладбища. При- ятель мой остановился у памятников, а я похаживаю, напевая, и считаю могилы. Потом посмотрел на спутника; а он разделся и платье свое у дороги положил. У меня душа в пятки: стою ни жив ни мертв. А он обмочился вокруг одежды и вдруг обернулся волком. Не думайте, что я шучу; ничьего богатства не возьму, чтобы соврать.
Итак, на чем я остановился? Да, превратился он в волка, завыл и ударился в лес! Я спервоначала забыл, где я. Затем подошел, чтобы поднять его одежду, — ан она окаменела. Если кто тут перепугался до смерти, так это я. Однако вытащил я мечч, и всю дорогу рубил тени, вплоть до самого дома моей милой. Вошел я белее привидения. Едва духа не испуетил; пот с меня в три ручья льет, глаза закатились; еле в себя пришел . Мелисса моя удивилась, почему я так поздно.
«Приди ты раньше, — сказала она, — ты бы нам пособил; огромный волк ворвался в усадьбу и весь скот передушил: словно мясник, кровь им выпустил. Но хоть он и удрал, однако и ему не поздоровилось: один из рабов копьем шею ему проткнул».
Как услыхал я это, так уж и глаз сомкнуть не мог и при первом свете побежал быстрей ограбленного трактирщика в дом нашего Гая. Когда поравнялся с местом, где лежала окаменевшая одежда, вижу: кровь, и больше ничего... Пришел я домой. Лежит мой солдат в постели, как бык, а врач лечит ему шею. Я понял, что он оборотеаь, и с тех пор куска хлеба съесть с ним не мог, хоть убейте меня. Всякий волен думать о моем рассказечто хочет, но да прогвеваютея на меня ваши гении, если я соврал».
В античньтх мифах Юпитер превращался в быка, Гекуба — в собаку, Актеон — в оленя, спутвики Улисса — в свиней, а дочери Протея отправились пастись на луг, решив, будто стали коровами исторонились людей, покуда их не взяли на привязь.
Августин Блаженный в трактате «О граде Божьем» упоминает одну знакомую пожилую женщину, которая якобы умеет силою колдовства превращать людей в ослов.
В осла с помощью Чудесной мази превращается и главный герой замечательного романа Апулея «Золотой осел».
Следует отметить, что особенное распространение ликантропия получила в Аркадии. Возможно, это было обусловлено рядом причин. Местное население активно занималось сельским хозяйством, Разводило скот, а волки наверняка наносили стадам существенный урон. Чтобы избавиться от напасти, пастухи приносили в жертву богам, скорее всего, младенцев, о чем косвенно свидетельстпуст миф о Ликаоне. По-видимому, в мифе нашел Отражение факт человеческого жертвоприношения, который ассоциировался с именем царя, положившего начало такому обряду.
Однако, с другой стороны, сюжет этого мифа слишком широко известен, чтобы рассматривать его в сугубо историческом контексте и связывать с конкретным событием, происшедшим в определенной местности.
В прошлом почти весь мир верил в оборотней, а кое-где эта вера оказалась настолько сильва, что сохранилась и поныне. Вряд ли скандинавские вервольфы поддерживали непосредственную связь с оборотнями Аркадии. Очевидно, мы имеем дело с очень древним суеверием, одинаково глубоко укоревившимся в умах викингов, тевтонов и греков задолго до рождения царя Ликаона. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к литературе Древнего Востока, где подобные сюжеты так же весьма популярны.


Глава третья
ОБОРОТНИ СКАНДИНАВИИ

Скандинавские традиции. — Виды оборотничества. — «Песнь о Вёлунде». — «Сага о Волсунгах». — «Сага о Хрольве Жердинке». — «Фарерская песня». — «Песнь о Хельги. — «Сага о людях из Озерной Долины». — «Сага о людях с Песчаного Берега»

В Норвегии и Исландии когда-то жили люди, которых называли eigi einhamir (букв. меняющие шкуру). Предания о них явно имеют языческие корни. Как гласят легенды, эти люди могли менять свое обличье и становиться самыми разными существами. Их тело после превращения — «другая шкура» — ничем не уступало их исходному облику и даже называлось точно так же — hamr. В древнескандинавском языке имелись специальные слова и выражения, обозначавшие, например процесс превращения оборотня, «смену шкур», — at skipta homumили athamaz, а также путешествия и деяния оборотня — hamfor. В результате превращения оборотень приобретал сверхъестественные способности — его физическая сила удваивалась, а то и утраивалась, он обретал ловкость и хитрость того зверя, в которого превратился, и отныне назывался hamrammr.
Изменение облика происходило по-разному. Иногда человеку оказывалось достаточно накинуть на себя шкуру животного, чтобы тотчас превратиться в него. В других случаях душа оборотня на время переселялась в зверя, оставив человеческое тело в состоянии каталепсии, ничем не отличимой от смерти. Тело зверя либо заимствовалось, либо специально создавалось для превращения. Был и третий вид оборотничества: некоторые колдуны, ни в кого на самом деле не превращаясь, при помощи особых заклинаний могли вызывать галлюцинации у окружающих, так что те начинали видеть вместо них зверей, птиц или любые другие объекты.
Единственный способ узнать «сменившего шкуру» (eigeeinhamir) в зверином обличье — посмотреть ему прямо в глаза, потому что лишь взгляд после превращения остается неизменным. «Сменивший шкуру» подчиняется инстинктам животного, в облике которого пребывает, сохраняя при этом человеческий рассудок, а значит, может все, на что способно его звериное тело, и все, что замыслит его человеческий разум. Такой оборотень летает, как птица, плавает, как рыба, а если превратится в волка, то отправляется на охоту – ganadreid, и тогда горе любому кто попадется на его пути.
Давайте рассмотрим все три вида оборотничества на конкретных примерах из скандинавских источников. Фрейя и Фригг могли облачаться в соколиное оперение и летать всюду в образе (лов. По преданию, Локи однажды взял Фрейя и обернулся соколом, но его выдали глаза — в отличие от птиц, Локи не мог не моргать, ктому же во взгляде его всегда читались хитрость и злоба. В «Песни о Вёлунде» находим следующий эпизод:

1
С юга летели
над лесом дремучим
девы-валькирии
битв искавшие;
на отдых у озера,
лен драгоценный
начали прясть.
2
Первая дева, —
нет ее краше, —
на плечи Эгилю -
руки вскинула
Сванхвит вторая,
в одежде белой
из перьев лебяжьих;
а третья сестра
Вёлунда шею
рукой обвила.

В предисловии к «Песни» Сэмунд Мудрый вкратце пересказывает читателю ее содержание: оказывается, что эти три девы были пойманы когда сняли с себя лебяжье оперение и, следовательно, утратили способность летать.
Подобным же образом для оборотничества использовались волчьи шкуры. Например, в «Саге о Волсунгах» есть такой сюжет:
«…Надо теперь сказать о том, что Синфьотли показался Сигмунду слишком молодым для мести, и захотел он сперва приучитъ его понемногу к ратным тяготам. Вот ходят они все лето далеко по лесам и убивают людей ради добычи. Сигмулду показался мальчик похожим на семя Волсунгов, а считал он его сыном Сиггейра-конунга и думал, что у него — злоба отца и мужество Волсунгов, и удивлялся, как мало он держится своего рода-племени, потому что часто наломииал он Сигмунду о его злосчастии и сильно побуждал убить Сиггейра-конунга.
Вот однажды выходят они в лес на добычу и находят дом некий и двух людей, спящих в доме, а при них толстое золотое запястье. Эти люди были заколдованы, так что волчьи шкуры висели над ними: в каждый десятый день выходили они из шкур; были они королевичами.
Сигмунд с сыном залезли в шкуры, а вылезть не могли, и осталась при них волчья природа, и заговорили по-волчьи: оба изменили говор. Вот пустились они по лесам, и каждый пошел своей дорогой. И положили они меж собой уговор нападать, если будет до семи человек, но не более; и тот пусть крикнет по-волчьи, кто первый вступит в бой.
— Не будем от этого отступать, — говорит Снгмунд, — потому что ты молод и задорен, и может людям прийти охота тебя изловить.
Вот идет каждый своею дорогой; но едва они расстались, как Сигмунд набрел на людей и взвыл по-волчьи, а Синфьотли услыхал, и бросился туда, и всех умертвил. Они снова разлучились. И недолго проблуждал Синфьотли по лесу тому, как набрел он на одиннадцать человек и сразился с ними, и тем кончилось, что он всех их зарезал. Сам он тоже уморился, идет под дуб, отдыхает.
Тут пришел Сигмунд, и Синфьотли молвил:
— Ты звал меня на помощь, чтоб убить семерых, а я против тебя по годам ребенок, а не звал на подмогу, чтоб убить одиннадцать человек.
Тут Сигмунд прыгнул на него с такой силой; что он пошатнулся и упал: укусил его Сигмунд спереди за горло. В тот день не смогли они выйти из волчих шкур. Тут Сигмунд взваливает его к себе на спину и несет в пещеру: и сидел он над ним, и посылал к троллам волчьи те шкуры.
(«Сага о Волсунгах», глава VIII «Сигмуцд с сыном надевают волчью шкуру»).
В той же саге есть еще один примечательный фрагмент (см. главу V «Гибель Волсунга»):
«…Тут велит он сделать, как она просила, ивзяли большую колоду, и набили ее на ноги тем десяти братьям на некоем месте в лесу; и вот сидят Они там целый день до ночи. А как сидели они в колоде той о ПОЛуЩ,Чи, вот Выходит к ним из лесу Старая волчица; была она и велика, И собой безОбразна. Удалось ей загрьхэть одного из них на- Смерть; затем сьела она его без остатка и пошла прочь. А на утро то послала Сигшо к братьям своим человека, которому больше всех доверяла, узнать, что делатся; а когда он вернулся, то сказал ей, Что умер один из них. Очень ей покаладось тяжко, Что все они так умрут, а она им помочь не может.
Коротко сказать, девять ночей кряду придодила эта самая волчица в полночь и заедала одного из них до смерти, пока все погибли и Сигмунд один остался. И вот, когда настала десятая ночь, Послала Сигю верного своего человека к Сигмунду-брату, И дала в руки ему меду, и велела, чтоб он смазал лицо Сигмуида, а немного поло жил ему в Рот. Вот идет тот к Сигмукду и делает, как ему ведено, и возвращае домой. Ночью приходит Iутэта самая волчиха по Своей привычке, и думала она загрызть его насмерть как братьев; и тут чует она дух тот медвянь и лижет ему все лицо языком, а затем запускает язык ему в рот. Он не растерялся и прикусил волчице язык,
Стала она крепко тянуть и с силой тащить его назад и так улерлась лапами в колоду, что та расселась пополам; а Сигмупд так мощно сжал зубы, что вырвал ей язык с корнем, и тут ттриключмлась ей смерть. И сказывают иные так, будто эта самая волчиха была матерью Сиггейра-конунга, а приняла она такое обличье через свое волшебство и чародейство.
Еще один интересный сюжет на ту же ‘i встречаем в «Саге о Хрольве Жердилке и его воинах»:
«…Теперь речь пойдет о том, как Уппдалиром на севере Норвегии правил конунг, которого знали Хрилг. .У него был сын по имени Бьёрн. Как рассказывают, когда королена скончалась, колуяг очень горевал, как и многие другие люди. Его советники и жители страны просили его снова же- ниться, и случилось так, что он послал людей г южные страны искать ему жену. Но навстречу i пришла ужасная непогода и сильные штормы, i пришлось развернуть корабли и держать курс ветру, и тогда было решено направиться на сене в Финнмёрк и пробыть там эту зиму.
Вот они высадились на берег и нашли какую-то хижину. Там внутри сидели две женщины красивой внешности. Они приветствовали их и спросили, с куда они прибыли. Посланцы рассказали им о ем путешествии и о своем задании. И они спросили откуда эти женщины и по какой причине они, такие красивые и достойные, оказались здесь в одиночестве, столь далеко от других людей.
Старшая ответила:
— Меня зовут Ингибьёрг, а дочь мою Хвит; я наложница конунга финнов.
Людям конунга очень понравились эти женщины, и они решили узнать у них, не поедет ли Хвит С Ними, чтобы вьтйти замуж за конунга Хрякга, Она согласилась, и ол вернулись и встретились с Конунгом Хрингом, и сразу же посланцы спросили, будет ли конунг жениться на этой девушке, или она должна возвратиться той же дорогой. Конунгу очень понравилась невеста, и он тотчас еде- дал ей свадебный подарок. Его даже не заботило, что она была небогата. Конунг ёще не был стар и скоро привык к королеве.
Неподалеку от конунга жил один старик, у него была жена и один ребенок — дочь по имени Бера. Она была юна и красива. Сын конунга Бьёрн и дочь старика Бера в детстве вместе играли и очень подружились, у старика было мною богатств, которьте он завоевал в молодости в походах, и был он великим воином. Бера и Бьёрн очень полюбили друг друга и часто встречались.
Вот прошло некоторое время, когда ничего не Происходило. Сын конунга Бьёрн очень вырос и сделался высоким и сильным, Он преуспевал во всех умениях. Конунг Хринг надолго уезжал из страны в походы, а Хвит оставалася, дома и правила страной. Она не дружила с простолюдинами, а с Бьёрном была очень ласкова, но это ему мало нравилось.
И однажы, когда конунг Хринг уезжал из дома, королева посоветовала ему, чтобы его сын Бьёрн остался править страной вместе с ней. Конунг нашел это разумным, не Бьёрн не одобрил это, однако конунг оставил ею и уехал из страны с большим войском.
Бьёрн после разговора со своим отцом пошел домой, недовольный и красный от гнева. Королева пришла поговорить с ним, она хотела развеселить Бьёрна и сказала, что хотела бы подружиться с ним Он попросил ее уйти прочь. Она сделала так на этоГ раз. Однако она часто приходила беседовать с ним и говорила, что было бы хорошо, если бы они спали вместе, пока колунг будет в отьезде, и обещала, что вместе им будет гораздо лучше, чем если у нее будет такой старый муж, как конунг Хринг.
Бьёрн тяжело воспринял такие речи, дал ей пощечину, и приказал ей убираться прочь, и о толкнул ее. Юна сказала, что не ожидала, что будет отвергиута и избита:
— И тебе кажется лучше, Бьёрн, обнимать старикову дочь, и что ты этого достоин, и считаетл бесчестным насладиться моей любовью и нежностью, но не бывать по-твоему из-за упрямства твоего и глупости.
Тут она ударила его перчаткой из волчьей шкуры и сказала, что он превратится в медведя, дикого и свирепого:
— И не кормись теперь никакой иной пищей, кроме стад твоего отца. Будешь ты убивать больше, чем тебе понадобится, и никогда не освободишься от этих заклятий, а память об этом будет для тебя хуже всего.
После этого Бьёрн пропал, и никто не знал, что с ним сталось. Когда люди заметили исчезновение Бьёрна, то отправились его искать, но, конечно же, никого не нашли. И рассказывается, что с тех пор скот конунга начал погибать десятками, и повинен в этом был один серый медведь, огромный и жестокий.
Одним вечером случилось так, что дочь старика увидела этого свирепого медведя. Медведь подошел к ней и повел себя с ней дружелюбно. Ей показалось, что она узнала у этого медведя глаза Бьёрна, конунгова сына, и она не убежала. Тут зверь отошел от нее, а она пошла за ним, и в конце концов они пришли к какой-то пещере. И едва она подошла к этой пещере, оттуда вышел человек и поприветствовал старикову дочь Беру. Она узнала Бьёрна, сына Хрилга, и то была очень радостная встреча. Некоторое время они оставались в пещере, потому что она не хотела покидать его. Он сказал, что ей не подобает оставаться там рядом с ним, потому что он становился зверем днем, а человеком ночью.
Вот конунг Хрииг вернулся из похода домой, и ему рассказали, какие случились новости, пока он отсутствовал, об исчезновении его сына Бьёрна ио большом звере, который Появился в стране и погубил большую часть его скота. Королева подстрекала убить это животное, но конунг не спешил с охотой.
Одной ночью, когда Бера и конунгов сын лежали рядом, Бьёрн начал рассказывать:
— Страшусь я, что завтра будет день моей Смерти, и они меня затравят, и, хотя нет мне в жизни счастья из-за наложенного на меня проклятия, одно мне в радость, что мы с тобой вместе, однако и это теперь заканчивается. Я дам тебе это кольцо, что у меня под левой рукой. Утром ты увидишь людей, которые будут ловить меня, и, Когда я буду мертв, иди к конунгу и попроси его отдать тебе то, что будет под левой лопаткой зверя, и он пообещает тебе это.
Он поведал ей много других вещей, а потом превратился в медведя. Медведь вышел наружу, она пошла за ним оглянулась и увидела множество охотников за горным перевалом, и много больших псов бежало перед ними. Медведь выбежал из пещер и спустился со склона. Собаки и люди конунга встретили его, но трудно было им его одолеть до того как они совладали с ним, он покалечил много людей и убил всех собак. Наконец они взяли его в кольцо, он метался внутри и понял, что любом случае не сможет вырваться. Тогда он повернул туда, где стоял конунг, схватил того чело века, что стоял перед ним, и разорвал его живым на части. Медведь был так измучен, что упал на землю пластом. Тогда они быстро напали на медведя и убили его.
Это видела дочь старика. Она подошла к конунгу и сказала:
— Не отдашь ли мне то, господин, что под левой лопаткой этого зверя?
Конунг согласился, сказал, что, если там что-то и окажется, он с радостью ей это подарит.
Люди конунга начали свежевать медведя. Бера подошла туда и забрала кольцо, постаравшись чтобы никто не увидел, чтб она взяла, хотя за ней и не присматривали. Конунг спросил, кто она такая, потому что не узнал ее. Она ответила, как приличествовало, но назвалась другим именем.
Вот конунг поехал домой, и Бера присоединилась к конунгу. Королева очень радовалась, хорошо ее приняла и поинтересовалась, откуда она. Она, как и раньше, не сказала правды. Теперь королева устроила большой пир и велела приготовить к столу мясо медведя. Старикова дочь была в покоях королевы и не могла уйти прочь, потому что королева заподозрила бы, кто она.
Быстрее, чем ожидалось, королева пришла с тарелкой, в которой было медвежье мясо, и попросила Беру отведать. Та не захотела есть.
Это отвратительно, — сказала королева, — ты воротишь нос от еды, которую сама королеоказа тебе честь, предлагает тебе. Бери скорее, не то хуже будет.
Она отрезала для нее кусочек, и так произошло, она съела этот кусочек. Королева отрезала тогда другой и положила ей в рот, и маленькая часть от этого куска пошла вниз, но остальное она выплюнула изо рта и сказала, что больше не будет есть, даже если она будет ее мучить или убьет.
Королева сказала:
— Кажется, этого достаточно,— и рассмеялась.
В одной фарерской песне о деяниях Финна есть такие строки:

Понял Финн, что попал в беду,
Что подлался колдовству,
В волка был тогда обращен:
Много жизней волк загубил.

Во «Второй песни о Хельги, убийце Хундинга» также находим упоминание об оборотничестве (См. строфу 33):

...Пусть не разит
меч твой в битве
разве что сам ты
сражен им будешь!
Было бы местью
за гибель Хелги,
если б ты волком
скитался в чаще,
нищим и сирым,
вечно голодным,
разве что трупы
тебя б насыщали!

Во всех приведенных примерах речь идет о изменении внешнего облика. Далее мы обратимся к рассмотрению случаев, когда одна душа по очереди переселяется то в человека, то в зверя. Например, в «Саге об Инглингах» говорится об Одине следующее: «Один мог менять свое обличье. Тогда его тело лежало, как будто он спал или умер, а в это время он был птицей или зверем, рыбой или эмеей и в одно мгновение переносился в далекие страны по своим делам или по делам других людей» (глава УII). Подобным же образом датский король Гарольд послал В Исландию колдуна в обличье кита, причем человеческое тело, покинутое душой, все это время лежало дома, хладное и неподвижное. В ранее упомянутой «Саге о Хрольве Жердинке» также есть аналогичный пример: Бёдвар Медвежонок (Бёдвар Бьярки) оборачивается огромным медведем и нападает на врагов, окруживших дворец его короля, а его человеческое тело остается во дворце, и всем кажется, будто этот воин, лежащий подле очага мертвецки пьян.
В «Саге о людях из Озерной долины» упоминаются три финна, которые на три ночи оказались заперты в хижине, хотя прежде обязались по приказу вождя норвежцев Ингимунда отправиться в Исландию и разузнать все об этой стране, потому что он собирался ее завоеть. Тела финнов были неподвижны, души покили их и устремились выполнять поручение, так что, очнувшись через три дня, посланцы представили Ингимунду подробный отчет об Озерной Долине, где мечтал побывать вождь. В саге, однако, не уточняется, в каком обличье (птичьем или зверином) путешествовали в Исландию души воинов, покинув тела.
Третий способ превращения, который мы упоминали, предусматривает не изменение облика, а наложение заклятия на окружающих людей, которым начинает казаться, что они видят не колдуна, а некий иной предмет или животное. Тому есть немало примеров в сагах, например в «Саге о Хромунде, сыне Грейпаи в "Саге о названных братьях". ИнтеСев в этой связи и следующий фрагмент "Саги Людях с Песчаного Берега":
"Гейррид, хозяйка хутора на Чаечном Склоне, послала на Жилой Двор сообщить, что ей стало доподлинно известно, что руку Ауд отрубил Одд, сын Катлы.
Когда Торарин и Арнкель услыхали об этом, они выехали с десятью спутниками на Чаечньий Склон и провели там ночь. Наутро они выехали Холму, и на хуторе увидели, как они скачут. Дома никого из мужчин, кроме Одда, не было.
Катла сидела на поперечной скамье и мотала пряжу. Она велела Одду сесть рядом:
- Не беспокойся и сиди тихо.
Она велела женщинам оставаться на своих Местах:
- Я буду отвечать за нас всех.
Прибыв на место, Арнкель и его люди тут ж вошли в дом. Когда они зашли в покои, Катла приветствовала Арнкеля и спросила о новостях. Арнкель ответил, что рассказывать нечего; он спрашивает, где Одд. Катла сказала, что он уехал на юг к Широкому Заливу.
— И он бы не стал избегать встречи с тобой если бы был дома, потому что мы верим в твое благородство.
— Все может быть, — говорит Арнкель, — однако мы хотим обыскать здесь жилище.
— Это как вам угодно,— говорит Катла и велю кухарке посветить им и открыть ради них чулан, — других запертых помещений здесь у нас нет.
Они видели, что Катла мотает пряжу с челнока. Вот они обыскивают помещение, не находят Одда и после этого уезжают прочь. Не успели они далеко отьехать от ограды, как Арнкель остановился и сказал:
— Неужто Катле удалось заморочить нам голову? Ведь Одд, ее сын, был на хуторе —- там, где нам казалось, будто мы видим прялку.
— На это она вполне способна, — говорит Торарин, — и мы поедем обратно.
Когда на Холме увидели, что они возвраются, Катла сказала женщинам:
— Оставайтесь на своих местах, а мы с Оддом пройдем в сени.
А когда Катла с Оддом вышли в сени, она стала напротив входной двери и принялась расчесывать своего сына Одда и обрезать ему волосы. Арнкелъ и его люди ворвались в дом и увидели, что Катла стоит и играет со своим козлом, равнивает ему бороду и хохол и вычесывает лохмы. Они прошли дальше, но Одда нигде не обнаужили; прялка Катлы лежала на скамье, и они уверились, что Оддом там и не пахло. Затем они вышли во двор и уехали прочь. Но когда они проехали примерно до того места, что в первый раз, Арнкель сказал:
— Не кажется ли вам, что Одд скрывался под личииной козла?
— Точно уже не узнаешь, — говорит Торарин, — но если мы снова повернем обратно, то смосхватит Катлу за руку.
Попытаем счастья еще раэ, — говорит Арнкель, — и посмотрим, что получится. И они снова поворачивают обратно. Когда на хуторе заметили, как они едут, Катла велела Одду идти с ней. Они вышли во двор и подошли к куче золы; тогда Катла велела Одду лечь под кучей:— И оставайся на месте, что бы вокруг ни происходило.
Когда Арнкель и его люди прибыли на хутор, они сразу ворвались в покои; Катла сидела на скамье и пряла. Она приветствует их и говорит, что они сделались тут частыми гостями. Арнкель отаечал, что так и есть. Его спутники взяли прялку и разрубили на куски.
Тут Катла сказала:
— Теперь уже нельзя будет сказать вечером, что вы напрасно съездили сюда на Холм, раз вы порубили прялку.
Затем Арикель и его люди пошли искать Одда и доме и на дворе и не увидели ничего живого, кроме одного ручного борова, который пасся у Катлы на выгоне и лежал возле кучи золы. После этого они уехали прочь.
Когда они прошли поллути к Чаечному Склону, то увидали Гейррид, выехавшую на встречу одним работником. Она спросила, как прошла их поездка, и Торарин рассказал ей. Она отвечала что они искали Одда спустя рукава.
— И я хочу, чтобы вы еще раз повернули о ратно. Я поеду вместе с вами, и Катле вряд л снова удастся проскочить под парусом из лопуха.
Затем они повернули обратно. На Гейррид был синяя накидка. И когда их заприметили на Холме, Катле доложили, что едет четырнадцать челове и один из них в крашеной одежде.
Тогда Катла скааала:
— Не иначе как сюда явилась троллиха Гейррид и одними заморочками спастись теперь не удастся.
Затем она поднялась с поперечкой скамьи и убрала подушку, на которой сидела; под скамьей была створка, ведущая в подпол. Она велела Одду спускаться туда, а сама, как и прежде, уселась сверху, сказав, что у нее тревожное предчувствие.
На сей раэ, когда те вошли в покои, приветствий не было. Гейррид сбросила с себя накидку, подошла к Катле с мешком из щкуры тюленя, который. она привезла из дома, и накинула его Катла на голову (Шкура тюленя часто использовалась как средство против колдовства и порчи: "Сага о Гисле, сыне Кислого" и "Сага о людях из Лососьей Долины"). После этого они связали ей ноги. Затем Гейррид велела сломать скамью; Одда обнаружили и тут же связали: После этого Катлу с Оддом отвезли на Выпасную Скалу, и Одд был там повешен... Катлу же забили камиями до смерти у подножия Скалы (см. главу 2О).

[Бомж с Дробовиком]

Глава четвертая
О ПРОИСХОЖДЕНИИ
СКАНДИНАВСКИХ ВЕРВОЛЬФОВ

Причины интереса к древнескандинавской литературе. — Облачение в медвежью и волчью шкуру. — Берсерк. — Ярость берсерка. — История Торира. — «Сага об Эгиле».— Квёльдульв — Вечерний Волк. — Скаллагрим и ело сын. — Об этимологии слов Hamrи Vargr. - Оборотни вне закона. — Превращение в вепря. — Некоторые выводы

Одной из основных причин интереса исследователей к древнескандинавскойлитературе является то, что ее изучение позволяет получить точные сведения об истоках различных суеверий, распространенных во всем мире. Скандинавская эпическая традиция прозрачна, словно воды фьордов, так же ясно и происхождение отдельных ее элементов.
Средневековая мифология, необычайно богатая и разнообразная, компилятивна посвоей природе — её можно сравнить со сплавом наподобие коринфской бронзы, в котором соединилось множество элементов, или с быстрой полноводнойрекой, питаемой несколькими, порой весьма удаленными друг от друга притоками. Вередлевекоюй мифологии смещались кеьпкпе, теiчговские, скандинавские; итаийские и арабские традиции, которые взаямио доЛолнили и обогатили друг друга, что существенно осложняет работу иседедователя-мифолога.
Акджело Паччиукелли пишет: "Анио впадает в Тибр — кристально чистые воды рек сливаются в общий поток, и Анио теряется в Тибре, образуя с ним единоецелое". Такова и средневековая мифология. Любая национальная традиция,ассимилированная ею, становится ее неотьемлемой , частью, утрачивая свою индивидуальность. Анализируя конкретный миф, исследователь не должесразу обращаться к средневековому этапу его генезиса. Вместо этого следует изучить более ранний этап, когда миф только зародился в недрах определеннойтрадиции и еще не влился в общее русло средневековой мифологии. Именио этим мы и займемся. Обратившись к скандинавским мифам, мы найдем тамбогатейший материал по нашей теме, в происхождении которого сомневаться неприходится, — как не приходятся сомневаться, например геологам в ледниковомпроисхождении моренных обломков. Изучив скандинавские саги, можно выявить истоки веры в оборотней, бытовавшей среди викинюв, что, в своюочередь, будет способствовать идеитификации исконво скандинавских традиций в сложном комплексе вере ний, называемом средиевековой мифологией
У древних скандинавов был распространен такой обычай: воины одевались в шнуры убиты ими зверей, для тото чтобы утюдобиться им по силе и ярости и навестиужас на врагов.
О данном обычае речь идет в некоторых сагах причем, судя по тексту источников, используемые при этом шкуры сами по себе не являются’ волшебными, а скорее выполняют функции, свойственные обычной одежде. Например, в "Саге о Ньяле" упоминается воин в козлиной шнуре (i geithedni). На службе у норвежского конунга Харальда Прекрасноволосого (Харальд Хорфагер) состояли берсерки, которые носили волчьи шнуры, при чём слово ulfhednir, буквально обозначавшее "облачённый в волчью шкуру", иногда использовалось как антропоним. Так, в "Саге о Хёрде и островитянах"говорится о некоем Бьёрне, сыне Ульвхедина (Ulfhedin), носившего волчью шкуру, сыне Ульвхама (Ulfhamr)волкоподобного, сыне Ульва (Ulf) — волка, сыне Ульввхама (Ulfhamr) -- оборотня".
Наиболее точные сведения о берсерках содержатся в "Саге о людях из Озерной долины": "Те берсерки, что назывались волколодобными (ulfhednir), облачались в волчьи шкуры поверх одежды". (глава 16). Само слово "берсерк" (berserk) первоначально, по-видимому, употреблялось для называния данной категории воинов, носивших звериные шнуры (судя по этимологки слова, по преимуществу медвежьи: berserkr — ср. анг. bearsark — букв. "медвежья рубашка, одежда из медвежьей шкуры). Только потом оно стадо обозначать особую группу воинов, обладавших сверхъестественной силой и способностьювпадать в дикую ярость. Разумеется, мне известна весьма популяри на сегодняшний день гипотеза о происхождении слова берсерк, предложенная Бьёрном
Хальдорсоном: berserkr — ср. англ. bare of sark — кв. "голый, не носящий одежды". Однако, например, Свейнбьёрн Эгильссон, чей авторитет кажется мне непререкаемьим, считает точку зрения Хильдорсона ошибочной и придерживается мнения, которое разделяю и я.
Разумеется, одежда из волчьей или медвежьей шкуры была очень теплой и удобной, и воины, которым приходилось стойко переносить любую вен огоду, не могли этого не оценить. Кроме того, шкура придавала берсеркам Вониственный вида должна была вселять ужас в сердца врагов, также она смягчала удары противников в бою.
Среди мирных жителей берсерки пользовалж дурной славой: их боялись и ненавидели. Обычным делом для берсерка было вызвать какого-нибудьземлевладельца на поединок. В соответствии с правом, действовавшим тогда в Норвегии, мужчина, отказавшийся принять брошенный ему вызов, должен был признать себя побежденным, передать во владение победителю всю своюсобственность, в том числе жену, ибо трус недостоин он обладать чем бы то нибыло. Соответственно, бросая вызов мирному землевладельцу берсерк в любом случае оказывался в выигрыше: если противник выходил на поединок, берсерклегко одолевал его, убивал и присваивал ею имущество, если же тот отказывался сражаться, то терял право собственности. Берсерки приходили незваными на любыеторжества и веселились от души, правда в несколько своеобразной манере: например, им ничего а стоило переломить хребет или раскроить череп кому-нибудь из гостей или хозяев праздника, если те имели несчастье вызвать ихнедоволыство, а то и просто так, тренировки или забавы ради.
Учитывая все вышеизложенное несложно понять, почему берсерки вселяли ужас в сердца мирных жителей. Страх перед этими головорезами медвежьих и волчьих шкурах был настолько велик, что люди невольно начинали верить, будто берсерки обладают силой и яростью зверей, шкуры которых они носят.
Вера в сверхъестественную природу свирепых воинов со временем крепла, а легенды о них, которые крестьяне, дрожа от страха, пересказывали другу, обрастали все новыми подробностями. В конце концов этим нарушителямобщественного порядка стали приписываться качества, которыми до той поры паделялись только тролли и ётуны.
В "Саге о Волсунгах" есть упоминавшийся нами ранее фратмент, когда Сигмунд и Синфьотли заходят в дом и видят там слящих воинов, над которыми висят волчьи шкуры. Если считать, эти шкуры разновидностью одежды, то данныйсюжет , не кажется, таким уж невероятным. В этом Чае можно предположить, что на самом деле мунд и Синфьотлм взяли себе эти шкуры чтоих носить, соверщив банальное воровство ия отнюдь не собираясьпревращаться в волков.
Аналогичным образом "Сага о Хрольве Жердинке", своим сюжетом отчасти напоминающая "Красавицу и чудовище", утрачивает свою фантастичность, еслипредположить, что Бьёрн, оказавшись в изгиани, поселился в горах и стал носить медвежью шкуру. Он заворачивался в нее весь, а если представить, что его голову закрывала голова медведя, те становится Понятным, почемутолько глаза выдавали в нем человека, — только их видно было сквозь медвежьи глазницы. Уже само имя героя — Бьёрн является одиокоренным к Ьеr - медведь, и волшебная фабула данной саги, очевидно, могла сформироваться в результате совладения всех этих вполне реальных обстоятельств. В Конечном счете, если исключить из повествования все элементы чудесного, сага превратится в историческую хронику о том, как конунг Хринг, правивший Уппдалиром, не поладил с сыном и тот стал берсерком, поселился в лесу со своей возлюбленной и жил там, пока его не убил собственный отец.
Мне кажется очень важной деталь, ко упоминается во всех аяалотичВых сагах: челове переккнувшегося зверем, легко узнать по глаза потому чтоего взгляд остается прежним. Логи нее всею объяснить эту особенность тем, что человек просто облачался в шкуру животного, сI, новясь подобным зверю лишь внешне.
Был у мирных жителей Скандинавии и один повод для того, чтобы относиться к берсеркам с подозрением и считать их существами иномирными.
Ярость берсерков описана во вполне достоверных источниках, и представление о ней укоренилось в качестве стереотипа, связанного со скав1т навскимивоинами. Часто это явление цитировалось как форма дьявольской одержимости По многочисленным свидетельствам, берсерк могли впадать в бешенство и тогда в них всел лись демоны, наделяя их сверхъестественной лой и побуждая совершать поступки, на которь они в обычной жизни были не способны. Пр этом берсерки становились неуязвимы и не чу ствовали боли, совсем как янсенисты-КОНВУЛЬС оперы во время сборищ на кладбище Святого дарда Разъяренных берсерков не брал ни огоня ни меч — остановить их можно было разве сильным ударом дубины, желательно по годо Глаза взбешенного берсерка горели безумным нем, зубы скрежетали, изо рта шла лена В нете ленин перед битвой такие воины вонзали в собственные щиты и якобы иногда даже прокусывали их насквозь. Когда же дело доходило до драки, они бросались в бой с диким воем, словаолки или бешеные псы. (У него (Сиральда) было семь сыновей, все могущественные колдуны, и они часто впадали в бешенство и дико выли, кусали свои щиты, глотали горячие уголья и проходили сквозь огонь; их ярость могла смягчить разве что крепкая цепь или кровопролитие. Причиной тому безумию был их собственный кровожадный нрав или злоба демонов, которые вселялись в них. — Saxo Gramm [aticus. Gesta Danorum] (Саксон Грамматик.Деяния датчан), УII.)
Историки Древней Скандинавии едины во мнеии, что ярость берсерков сталапроявляться реже после того, как эти воины приняли крещение. Распространение христиаяства привело к сокращению числа берсерков.
Не следует, однако, думать, что данная форма безуумия или одержмости была присуща лишь тем, кто сам хотел власть в такое состоянйе В некоторых случаяхподобными припадками бешенства страдали люди, совсем не желавшие этого.Например, в "Саге о людях из Озерной долины" говорится о Торе, сынеИнгимунда, который "временами впадал в ярость берсерка, когда сам не ведал, что творит, и это было для него настоящим несчастьем".
Торир излечился от своего недуга весьма необычным способом,продемонстрирован редкую для язычника добродетельность:
"Торгрим с Птичьей реки имел сына от любовницы Верейдр. Когда его жена узнала о ребенке, она приказала Торгриму убить его...
Братья (Торстейн и Торир) часто встречались, как-то раз пришел черед Торстейну навестить Торира, а Торир решил проводить его назад. По роге Торстейн спросил Торира, кто, по его нию, первый среди братьев. Торир ответил; ответ прост, ибо ,,ты первый средь нас по ум способностям, Ёкуль не знает равных в - и храбрости, а что до меня, то я наименее дост ный из братьев, потому что страдаю от тяжК припадков ярости берсерка, чему сам не ра хотел бы я, чтобы мой мудрый брат придумал, помочь мне”.
Тогда Торстейн сказал:
— Слышал я, что наш родич Торгрим вынужден по приказу жены избавиться от собственного ребенка. Это несправедливо. Другая несправе ность же состоит в том, что ты страдаешь оттс что отличаешься от других.
Торир опять спросил, как ему избыть свое счастье...
И ответил Торстейи:
— Я немедленно поклянусь Тому, кто Солнце, что я спасу сына Торгрима и воспитаю его, как надлежит, во славу Его, чтобы только исцелил тебя, ибо верю я, что это в Его власти. Клянусь, что сдержу свое слово.
Они сошли коней и стали искать ребенка, раб Торира нашел его на берегу реки Маррам. Лицо младенца было закрыто платком, дитя задыхалось, но из последних сил отчаянно сопело.
Они взяли мальчика, и отвезли в дом. Торира и назвали его Торкелем Сопящим, и его честь ло чести. А припадки берсерковой яр. тв более не беспокоили Торира. (глава 37).
Наиболее интересные, с моей точки зрения, подробности, связанные с той же темой, содержит "Сага об Эгиле":
"Жил человек по имени Ульв (др.-исл. Ulf - волк). Он был сын Бьяльви иХалльберы... Никто не мог сравтшться с ним ростом и силой. В молодости он ходил в викингские походы... У него было много земли и добра.
Рассказывают, что Ульв был хорошим хозяином. Он обычно рано вставал и обходил работы, шел к своим ремесленникам, или же осматрии поля. А иногда он беседовал с людьми, которые спрашивали его совета. Он мог дать добрый совет в любом деле, потому что отличался большим умом. Но каждый раз, когда вечерело, он начинал избегать людей, так что лишь немногим удавалось завести с ним беседу. К вечеру он делался сонливым. Поговаривали, что он оборотень, и прозвали его Квельдульвом (Вечерним Волком)(Глава 1).
Мне кажется, что в этом и последующих абзацах саги слово hamrammr используется не в прямом значении (оборотень), а в переносном, для называния человека, страдающего припадками дьявольодержимостк во времякоторых физическая сила существенно возрастает. Для подтверждения правоты приведу фрагменты из той же саги, где описываются припадки Квельдульва:
"Летом Квельдульв и Скаллагрим плыли у самого берега и постоянно разведывали, что происходит вокруг. Скаллагрим был очень зорок. Он заметил корабль Халльварда, плывший на север, и узнал его... Скаллгрим выследил, в какую бухту Халльвард и его спутники зашли вечером. После этого он вернулся к своим и рассказал Квельдульву о том, что видел... Тогда они снарядили большие лодки и взяли по двадцать человек в каждую. На одной из лодок начальствовал Квельдульв, а на другой — Скаллагрим. Они взялись весла и направились к тому месту, где стоял корабль Халльварда. Здесь они высадились на берег. Халльвард и те, кто был с ним, спали в шатре на своем корабле. А когда Квельдудьв со спутника приблизился к кораблю, стража, сидевшая на берегу у сходней, подняла тревогу, крича, чтобы люди на корабле вставали, что идет враг. Халльвард и все другие бросились к оружию.
А Квельдульв и его люди, подойдя к кораблю стали набираться по задним сходням, Скалладрим же поднимался на передние. В руках у Квельдува была секира. Поднявшись на корабль, он велел своим людям идти вдоль борта и рубить шесты которых держался шатер. Сам он повернул верхней палубе на корме. Говорят, что его охватило бешенство, как бывает с берсерками, и многие из его спутников тогда тоже буйствовали, как берсерки. Они убивали всех, кто попадался им навстречу. То же самое делал и Скаллагрим, пробираясьпо кораблю. Отец с сыном остановились только после того, как на корабле неосталось ни одного человека из, спутников Хадльварда.
Когда Квельдульв подошел к верхней палубе на корме, он с размаху ударил Халльварда секирой по шлему так, что та до топорища в голову. Тогда Квелыдульв с такой силой рванул секиру на себя, что взметнул Халльварда в воздух и швырнул его за борт. Скаллагрим очищал носовую часть корабля иубил Сиггрюгга. Многие из защищавших корабль прыгали в море, но люди Скаллагрима подходили к ним на лодке и убивали всех, кто держался на воде. Всего из людей Халльварда погибло более пяти десятков человек. А Скаллагрим с Квельдульвом взяли корабль со всем богатством.
Потом Скаллагрвм и его спутники подвели корабль вместе с грузом к своим кораблям. Они перенесли на него весь груз с того своего корабля, который был поменьше, а на пустой корабль наносили камней, сделали в нем. пробоины и затопили его. Как только подул попутный ветер, они вышли в открытое море.
Про берсерков рассказывают, что, пока они буйствовали, они были такими сильными, что их никто не мог одолеть, но, как только буйство проходило, они становились слабее, чем бывали обычно. То же самое случилось с Квельдульвом. Когда боевое бешенство прошло, он почувствовал большую усталость от битвы и так обессилел, что слёг. (глава 27).
Подобно отцу, Скаллагрим тоже оказался подвержен припадкам ярости:
"Эгиль с Тордом играли против Скаллагрима и Скаллагрим устал, потому что им было легче играть, чем ему.
Вечером же, после захода солнца, дело пошло у Эгиля с Тордом хуже. Скаллагрим сделался таким сильным, что поднял Торда и так швырнул его оземь, что переломал у него все члены, и тот сразу умер. После этогоСкаллагрим схватвл Эгиля. Одну из служанок Скаллагрима звали Торгерд Брак. Она ходила за Эгилем, когда тот был ребенком. Юна была рослая и сильная, как мужч и умела колдовать. Торгерд сказала:
— Озверел ты, Скаллагрим, на собственного сына бросаешься!
Тогда Скаллагрим отлусгил Эгиля и бросююя нее. Она уверкулась и убежала, а Скаллагрим - за ней. Так они выбежали на мыс Дигранес, и она прыгнула со скалы в пролив. Скаллагрим бросил ей вслед большой камень и попал ей между лопаток. После этого она больше не выплыла. Этот пролив теперь называют Бракарсунд, Пролив Брак" (глава 40).
Как мне кажется, в приведенных фрагме "Саги об Эгиле" слова ad hamaz, hamrammr и др. употребляются не в смысле оборотничества как внешнего превращения, хотя их буквальное значение именно таково. Эти слова происходят от корня hamr, "шкура, обличье", и имеют соответствия в других индоевропейских языках, что свидетельствует об общеиндоевропейском происхождении этого слова, в древности, по-видимому, использовавшегося дляназываяня шкуры животного. Приведем некоторые примеры родственных слов вдругих языках: в санскрите — carmma; в хиндустании саm — "покров, шкура" исamra — "кожа"; в фарси game - "покров, одежда"; в готском ham или hams —"шкура, кожа"; в итальянском саmicia и во французском сhemise — "рубашка,сорочка". (Подробнее об этом см. в главе Мифологические источки оборотничества)
В этой связи кажется вполне воаможным, первоначально слово ad hamaz употреблялось для обозначения людей, которые облачались в шкуры дикихживотных и занимались грабежом и разбоем. Страх перед этими головорезами ускорил растранение веры в их сверхъестественную силу, а также в то, что они могут превращаться в зверей, шкуры которых носят. Постепенно глагол ad hamaz приобрел значение "превращаться, оборачится зверем". В результате дальнейшего развития семактикй слово стало использоваться применительно к людям, подверженным припадкам одержимости, бешенства и дикой ярости.
Еще одно слово, повсеместно способствовавшее формированию веры в оборотней, — это слово vargr древнескащщнавском языке оно имело двазнаения: прямое — "волк" и переносное — "безбожник". Именнонеоднозначность семантики этого
слова во многом обусловила появление большей части фольклорных текстов об обоборотыях. Vargr (от uargr) буквально означает "беспокойный, неугомонный"; корень argr соответствует прилагательному в алгло-саксонском— "спокойный, тихий, трусливый". Исходное слово vargr в английском языке трансформировалось в were как часть слова werevolf "оборотень" и в garou или varouво французском. В датском языке есть аналогичное слово varulf, в готском— vaira-ulf. В "Романе о Гарене Лотарингском" — это Leu warou, sanglante beste(букв. "Оборотень, окровавленный зверь"), в "Житии Святого Хильдефонса".Готье де Куанси:

Тот обеэумевший волк, тот оборотень, -
Это диавол, который душу
Не оставит до самой нашей смерти.

Здесь оборотень (loup-garou) является воплощением дьявола. Англосаксы использовали слово wearg в значении "злой, дурной человек", в готском языке слово vargs означало "злодей, одержимый". Таким образом, в большинстве контекстов слова с данным корнем относились к обычным преступникам. Фредерик Плюке в своем собрании народных сказок повествует о том, что у древних норманнов был закон в соответствии с которым за определенные виды преступлений виновных отправляли в изгнание, и слово wargus относил как раз к таким людям, объявленным вне закона.
Аналогична по содержанию и статья 87 Рипуарской правды: "Варг есть тот, кто изгнан". В законах Кнута такого преступника называют вервольфом (verevulf)(см.: Leges Canuti, Schmid, I, 148). Статья 57 Салической правды гласит: "Если кто выроет мертнеца или разграбит могилу, быть ему варгом".
Сидоний Аполлинарий пишет: "Одна женщина была похищена варгами, как называют разбойников-туземцев".). (См.: Аполлинарий Сидоний "Сочинения: Письма, книга УI, 4.) Из этого предложения становится ясно, что слово "варг" могло использоваться в значении "разбойник, грабитель".
Подобным же образом сэр Фрэнсис Палгрейв в своем труде "Возникновение иразвитие английской государственности" пишет, что у англов и саксов человек,объявленный вне закона, назывался utlargh (ср. out-law в современном английском языке) и часто изображался с головой волка. Если же представить, что слово "варг" (vargr) использовалось применительно не только к волкам, но и к людям, изгнанным из общества, уподобившимся диким зверям и всеми травимым, подобно волкам, становится понятно, почему народная молва окружила этих изгоев ореолом загадочности и наделила их способностью превращаться в волков.
Сама лексика скандинавских языков в немалой степени содействовала формированию этого суеверия. Например, в ислалдском языке довольно много таких выражений, которые могут быть истолкованы двояко.
В повествоваиши Снорри Один не только сам стоянно меняет свой облик, но исвоими чарами может, например, превратить врагов в диких свиней. В "Саге о людях из Озерной Долины" ведьма Льот заявляет, что легко обратила бы Торстейна и Ёкуля в вепрей и обрекла бы их навеки жить среди зверей (глава ХХУ1). Выражение "стать вепрем" вообще довольно распространено в сагах.
"В этот миг подоспели люди Торарина. Нагли оказался из них самым проворным, но, едва он увидел, как враги хватают оружие, его объял ужас; он поворотился ипобежал в гору, и обернулся вепрем... Тут Торарин и его люди прибавили ходу,потому что они хотели спасти Нагли, дабы он не бросился в море или не забрался высоко в горы". ("Сага о людях с Песчаного Берега", глава ХУIII). Аналогичное выражение встречается в тексте "Саги о Гисли, сыне Кислого". В "Саге о Хрольве Жердинке" один из героев — тролль, перекинувшийся кабаном, которому всепоклоняются и воздают почести. В "Саге о людях с Килевого Мыса" воины сравниваются с дикими свиньями: "и стали они подобны диким свиньям,ибо те точно так же ведут себя, когда дерутся -друг с другом, все в пене (глава ХУ). На основе этих примеров можно сделать вывод, что на самом деле выражение "стать вепрем" означало "6ыть вне себя от возбуждения или страха, однако буквальное значение этого фразеологического оборота наверын послужило основой для множества невероятных историй об оборотнях.
Мы с вами достаточно подробно рассмотрелискандинавские мифы о различных превращенияж в частности об оборотничестве, потому что именно эти мифы, как мне кажется, помогают выявить истоки средневековых суеверий, ведь вскандинавском эпосе эта тема развита наиболее полно. На осноне приведенныхцитат и ссылок можно сделать определенные выводы, которые сводятся, в частности, к следующим положениям.
На самом деле фабула всех этих волшебных историй о превращеишях основывается на одном реальном факте: среди населения Скандинавии былараспространена особая форма сумасшествия или одержимости, при которой людиначинали вести себя так, будто превращались в диких зверей,— они терялирассудок, с диким воем нападали на других, ими овладевала жажда крови, и в своей ярости безумцы действительно становились подобвы волкам, медведям, в шкуры которых они часто облачались.
Постепенно людям, страдающим этим заболеванием, стали приписыватьразличные сверхъестественные способности. В связи с этим я уже рассмотрел семантику слов, использовавпшхся для описания сумасшествия, в скавдинавскю языках с диахронкческой точки зрения. Кроме того, я упоминал и о двойном значении слова vargr,а также приводил фрагменты саг, описывающие симптомы этого вида бешенства. В Средние века и позднее, хоть до настоящего времени, отдельные случаи одержимости, подобной ярости берсерка, были отмечены не только в Скандинавских странах, но и Франции, Германии и Англии. Так стоит лиобвинять сказителей и хроникеров во лжи? Не лучше ли постараться отыскать в их чудесных историях зерно истины?
Всякое суеверие обусловлено определенными реальными причинами. А еслиречь идет о столь широко распространенном в мировых масштабах явлении, как миф об оборотне, то здесь нельзя не быть уверенным в наличии у этого суеверия некоего рационального обоснования. Суть его в том, что существовала либо существует особая форма сумасшествия, при которой больным кажется, что они превращаются в зверей, и они начинают вести себя как звери.
В некоторых случаях эта болезнь прогрессирует, перерастая в одержимость, и тогда страдающие ею люди совершают столь отвратительные и жестокиепоступки, что от одних лишь их описаний кровь стынет в жилах.

[Бомж с Дробовиком]

Глава пятая
ОБОРОТНИ В СРЕДНЕВЕКОВЬЕ

Олаус Магнус о вервольфах Ливонии. — Из сочинечта епископа Майолуса. - Об Альбертусе Перикофциусе. - Аналогичный случай в Праге. — Святой Патрик. - Повествование Иоанна Нюрнбергского. - Бисклавре. - Оборотни в Курляндии. — Пейре Видаль. — Ликантроп в Павии. — Рассказы Бодена об оборотнях. - Случай ликантропии, описанный Форестусом. —
Неаполитанский оборотень

В труде Олауса Магнуса находим следующие сведения:
"В Пруссии, Ливонии и Литве население постоянно страдает от прожорливых волков, нападающих на скот, который отбивается от стада и забредает в лес. Однако эту беду местные считают менее тяжкой, чем злодеяния, чинимые людьми, что обращаются в волков.
В ночь накануне Рождества Христова множество волков-оборотней собираются в условленном месте и оттуда разбегаются стаями, яростно круша все, что попадется им на пути, и безжалостно убивая людей и домашний скот. От этих набегов тамошнее население страдает гораздо сильнее, чем от ущерба, прячиняемого обычными волками. Ведь если случится стае оборотней заприметить в лесу одинокий хутор, он будет осажден; оборотни станут пытаться выбить двери, и, коли им это удастся, они ворвутся в дом и сожрут всех его обитателей, людей и домашних животных, а потом спустятся в погреб и осушат весь запас меда и пива, причём пустые бочки водрузят одну на другую, тем самым показывая, что здесь побывали не просто волки... На границе Литвы, Ливонии и Курляндик сохранились руины старого замка. У его стен по ночам иногда собираются тысячи оборотней, чтобы посостязаться в прыгучести. Те, кто окажется не в силах запрыгнуть на стену замка (обычно такое случается с теми, кто порядком разжирел), безжастно караются вожаками — их немедленно убивают". (Olaus Magnus. Historia de Gent[ibus] Septent[rionalibus]. Basil. 15. Lib.XVIII. Cap. 45.). В главе 47 Олаус повествует о некоем дворянине, который однажды, путешествуя в сопрождении нескольких крестьян, заблудился в чаще леса. Надо сказать, что крестьяне те кое-что смыслили в колдовстве. Когда настала ночь, путникам оказалось негде заночевать. К тому же они были очень голодны, а припасы еды у них иссякли. Тогда один крестьянин предложил остальным, что добудет ягненка, если они поклянутся впредь молчать об этом. Все поклялись.
Крестьянин удалился в лес и перекинулся волком. В этом обличье он капал на стадо которое паслось неподалеку, схватил ягкенка и принес его в зубах своим спуткикм. Те чрезвычайно обрадовались. Оборотень же вновь удалился в лес и там
превратился в человека.
Жена ливонского - дворянина сказала как-то своему слуге, что сомневается в том, чтобы люди могли на самом деле превращаться в животных. Слуга же выразил готовность немедленно представить ей доказательства того, что такое возможно. Он вышел из комнаты, а через мгновекие под окнами жешцина увидела волка. Собаки погнались за ним, и одной из них удалось вырвать глаз. Когда на следующий день слуга явился к хозяйке, она увидела, что он окривел.
Епископ Майолус и Каскар Пейцер приводят в своих сочинениях следующие сюжеты из жизни населения Ливонии (Majoli Episc. Vulturoniensis, Dies Canicul[ares]. Helenopolis, 1612. Tom. II. Colloq. 3. // Peucer K. Comment[arius] de Praecipuis Divin[ationum] Generibus. 1591. P. 169.).
В Рождество хромоногий мальчик бродит по округе и сзывает многочисленных служителей дьявола. Все они покорно устремляются к условленному месту; тех же, кто не хочет туда идти или идет неохотно, погоняют железными плетьми их же товарищи, в кровь раздирая несчастным спины.. Собравшиеся утрачивают человеческий облики превращаются в волков. И тех оборотней — тысячи и тысячи. Стаю возглавляет вожак с железным кнутом, все следуют за ним, "будучи глубоко убежденными, что на самом деле стали волками". Они нападают на стада коров и овец, но, как правило, не причиняют вреда людям. Если путь стае преграждает река, вожак может хлестнуть кнутом по водам, и те расступятся, пропуская оборотней на другой берег. Это суеверие открыто порицалось Церковью. Епископ Бурхард взывал к верующим: "Неужелии вы уверовали в то, во что привыкли верить некоторые, будто некие существа называемые у непросвещенных парками, существуют и на самом деле обладают той властью, которой их наделяют непросвещенные? То есть неужели, когда рождается человек, они могут предопределить его судьбу как захотят; независимо о воли самого человека, они способны превратить его в волка, того, что непросвещенные называют вервольфом, или придать ему любой иной облик?
Подобным же образом святой Бонифаций в своих проповедях призывал бороться с суевериями относительно "ведьм и людей, обращенных в волков" (Проповедь цит. по сочинению Э. Мартена и Ю. Дюрана, IX: 217.).В научной диссертации Мюллера о ликантропии со ссылкой на Клувериуса и Даннхаверуса (Acad. Homilet, часть II) приводится повествование о некоем Альбертусе Перикофциусе из Московии, который был известен своим дурным нравом и плохим отношением к слугам. Однажды ночью его не было дома, а на следующее утро выяснялОЁь, что все стадо скота, которое он в качестве подати выбил из своих крестьян, пало. Когда хозяин вернулся, ему сообщили о случившемся. Злодей разразился ужасными проклятиями и в конце концов крикнул: "Пусть тот, кто загубил мое стадо, теперь сожрет трупы и меня вместе с ними, коли на то воля Божия".
Едва Альбертус это проговорил как с его рук на землю закапала кровь, а сам благородный днорянин вдруг обратился в дикого пса, помчался на луг, где лежало мертвое стадо, и принялся пожирать падаль, может бьггь, он там и поныне. Жена хозяина в то время была на сносях; не выдержав ужасного зрелища, бедняжка умерла от страха. Об этом событии известно не понаслышке, а от непосредственных свидетелей. В другой истории со сходным сюжетом речь идет о некоем господине, жившем неподалеку от Праги, который нещадно обирал своих крестьян и притеснял их всевоаможными способами. Как-то раз он забрал у бедной вдовы, оставшейся с пятью детьми, последнюю корову.Господь покарал злодея, и на следующий день его огромное стадо погибло. Когда иечестивец принялся богохульствовать, Господь превратилего в пса, оставив от человеческого облика лишьголову.
По легеще, святой Патрик превратил валлийского короля Веретикуса в волка. Святой Наталий в свою бытность настоятелем монастыря предал анафеме довольно знатный ирландский род, такчто с той поры все женщины и мужчины в проклятом семействе на семь лет обращались в волков с жалобяым воем бродили по лесам и без утодяя голод мясом овец, унесенных из крестьянских стад. (Hartung Phil[ipp]. Conciones Tergeminx [in festa totius anni...] Pars II. P. 367.) Епископ Майолус рассказывает о прусском герцоге, который должен был судить собственного крестьянина за то, что тот нападал на скот соседей. Перед герцогом предстал несчастный человек с окровавленным лицом, весь искусанный собаками, которые якобы потрепали его, когда он ещё был в обличье волка. Про подсудимого говорили, будто он превращался в волка два раза в год:
под Рождество и в середине лета, а перед этим всякий раз, едва на его теле начинала расти волчья шерсть, становился сердит и нелюдим.
Оборотня посадили в тюрьму и вели за ним постоянное наблюдение, чтобы он, не дай бог, не принял обличье волка и не сбежал. Однако ничего примечательного не произошло. Если Олаус Магнус в своем сочинении упоминает именно этого оборотня (что вполне вероятно, судя по сходному месту и времени), то в конце концов, видимо, беднягу погребли заживо.
Иоанн из Нюркберга рассказывает о таком случае (John Eus. Nuremberg. De Miracul. in Europa. Lib. II. Cap. 42.): как-то раз один священник путешествовал в чужой стране и заблудился в лесу. Вдруг за деревьями он увидел свет и тотчас поспешил туда. На поляне горел костер, а у огня сидел волк. Зверь заговорил с ним человеческим голосом: он попросил святого отца не бояться и объяснил, что принадлежит к оссирийской расе и каждый представитель его племени должен проводить семь лет в обличье волка. После этого те, кто уцелеет, могут вернуться из леса и возвратить себе человеческий облик. Волк попросил священника навестить его тяжелобольную жену и не отказать ей в последнем причастии. После некоторых колебаний святой отец согласился, ибо поверил, что перед ним впрямь не звери, но люди: волк жестикулировал передними лапами, как руками, а его жена стянула с головы волчью шкуру и стала обычной старухой.
У Марии Французской в "Лэ об оборотне"находим следующие строки (Переложение того же сюжета об оборотне можно найти в сборнике Дж. Эллиса. См.: Ellis G. Early English Metrical Romances):

В Бретани звался бисклавре,
В Нормандии — гарваф.

Историй есть о том немало,
Ведь раньше часто так бывало,
Что люди с этакой душой
Жили зверьми в глуши лесной.

В "Breslauische Sammlungen" (Supplement III. Curieuser und nutzbarer Anmerkungen von Natur und Kunstgeschichten, gesammelt von Kanold. 1728.)есть интересная статья Ранеуса о вервольфах Курляндии. Автор, в частности, пишет: "Многие истории об оборотнях основыаются не на слухах, а на бесспорных фактах, которые подтверждают лишь, что Сатана (если только мы не сомневаемся также и в его существовании) держит в своей власти всех детей тьмы. На тех же, кто страдает ликантропией, он воздействует тремя способами
1) в некоторых обстоятельётвах они ведут себя как волки, например нападают на овец, убивают скот и т.п., но при этом на самом деле не превращаются в волков (в оборотней не верит никто из ученых мужей Курляндии), а остаются в людском обличье, однако им самим при этом кажется, что они стали волками, причем эта Галлюцинация распространяется и на всех, кто видит несчастных в этом состоянии, - им чудится стаи волков, хотя перед ними не волки, а люди;
2) страдающие ликантропией видят сны, в которых они нападают на скот, а поутру верят, что и вправду было, хотя на самом деле всю ночь они провели в своей постели под властью видеий, насылаемых дьяволом;
З) демоны могут вселяться в обычных волков, заставляя их вести себя необычным образом, а потом являют эти сцены в видениях страдающим ликантропией, так что, проснувшись, несчастным кажется, будто они в волчьем обличье совершили
всё увиденное во сне".
Чтобы проиллюстрировать каждый из указанных способов дьявольского искуса на конкретном примере, Ракеус приводит три истории об оборотнях, которые, как он отмечает, основаны на вполне достоверных фактах. В первоЙ речь идет о некоем господине, которому однажды случилось увидеть как волк тащит овцу из его стада. Разгневанный хозяин выстрелил в зверя, ранив его, так что тот взвыл от боли и скрылся в чаще. Когда же этот господин вернулся домой, то выяснилось, что вся округа полнится слухами будто он стрелял в одного из своих арендаторов, трактирщика Микеля. Жена трактирщика по имени Лебба рассказала все, что знала, а многочисленные свидетели подтвердили: ее муж посеял рожь и хотел устроить праздничный обед по этому поводу, но не знал, где взять мяса. Жена умоляла его ни в коем случае не покушаться на хозяйский скот, зная, что все стада охраняют злые собаки. Однако муж ее не послушал и решил-таки украсть овцу, за что и поплатился. Раненый Микель кое-как доковылял до дому, а там от обиды и ярости набросился на собственную лошадь и прокусил ей горло. Это произошло, в 1684 году.
В том же году охотнику, вьследившему стаю волков и совсем уже было собиравшемуся откры по ним стрельбу, был голос:
— Эй, приятель, не стреляй! Так и знай, ничего хорошего из этого не выйдет!
Третья история рассказывает о несчастн страдающем ликавтролией, который предстал перед судом по обвинению в колдовстве. Посколь у законников не было никаких доказательств преступлення, они подослали к подсудимому местко крестьянина, чтобы тот выведал правду. Крестьянин должен был попросить оборотня помочь ему из мести загубить корову соседа, но сделать это осторожно, желательно в обличье волка. Обвиняемый сперва не соглашался, но после долгих уговоров услил. На следующее утро в хлеву была найдена задранная корова, однако охранники, сторожившие заключенного, дружно поклялись, что ни на миг не спускали с него глаз и точно знают, что подсудимый не покидал камеру и всю ночь крепко спал. Видели лишь, как он шевельнулся во сне.
Виериус и Форестус, ссылаясь на Гийома Брабантского, рассказывают о некоем знатном господине, который был настолько одержим дьяволом, что ему то и дело начинало казаться, будто он волк. И тогда он устремлялся в лес и иногда даже нападал на маленьких детей. Однако в конце концов Господь сжалился над несчастным и вернул ему рассудок.
Наверняка сходным психическим расстройством страдал и знаменитый провансальский трубадур Пейре Видаль. Якобы он был влюблен в некую даму из Каркассона по имени Лоба (что на местном диалекте значит "волчица") и от избытка чувств выл, словно волк, бродя по округе, более напоминая неразумного зверя, чем человека. Волчья страсть нашла отражение в одном из стихотворений трубадура — A tal Donna (Bruce Whyte [A.] Histoire des langues romanes [et de leur litterature...] [Paris, 1841]. Tom II P. 248.):

Увенчан счастьем я безмерным,
Оно дороже всех корон:
Ведь я любим, и я влюблен
И буду ей вовеки верным.
Как Ричард, я богат точь-в-точь:
Платок дала мне графа дочь.
Что мне Анжуй? Зачем Турен,
Когда есть рук любимых плен?
Я даже волком стать готов,
И оборотнем называться,
И по пустым лесам екитаться,
Пугая праздных пастухов;
Ни дом не нужен, ни кровать —
Готов в лесу я зимовать:
Меня согреет, вновь и вновь
В любой мороз моя любовь.
Волчица, Лоба, пред тобой
Тот, кто обрел в тебе святыню,
Тот, кем владеешь ты отныне,
Теперь я навсегда лишь твой.

Иов финцелиус в своем трактате (Fincelius [H.] De Mirabilibus. Lib. XI.) приводит трагическую историю одного крестьянина из Павии, который, перекинувшись волком, нападал на людей и разрывал их в клочья. Когда злодея в конце концов поймали, он пытался убедить судей в том, что, по сути, ничем не отличается от обычного волка: просто у волка шерсть растет наружу, а у нёго — внутрь. Члены магистрата, тоже, видимо, личности весьма кровожадные, повелели отрубить обвиняемому руки и ноги, чтобы проверить, правду ли он говорит От тяжелых увечий подсудимый умер. Происшествие датировано 1541 годом. Встречающийся в этом рассказе мотив ношения шкуры шерстью внутрь является очень древним: латинское слово versipellis (букв: "вывернутая наизнанку шкура") использовалось применительно к людям в произведениях Петрония, Луцилия и Плавта имело уничижительное или даже оскорбительное значение. Сходную семантику могло иметь и слово hamrammr в скандинавских языках
Финцелиус также рассказывает, что в 1542 году в окрестностях Константинополя развелось столько вервольфов, что сам имттератор выехал из города во главе своего войска, чтобы сразиться с ними. В той битве погибло полторы сотни оборотней.
Спрангер повествует о трех молодых дамах которые, превратившись в кошек, напали на своего работника, однако мужчина сумел дать отпор кошкам и ранил их. Наутро всех трех барышень, истекающих кровью, нашли в постелях.
У Майолуса находим рассказ о некоем человеке, страдающем ликактропией, которого однажды привели к Помпонацци. Крёстьяне обнаружили несчастного в стогу сена. Когда они попытались приблизиться, бедняга закричал, что он оборотень и что лучше им бежать прочь и спасаться, пока он не набросился на них. Крестьяне позвали подмогу, скрутили оборотня и совсем уже было собирались содрать с него шкуру, чтобы посмотреть, правда ли у него волчья шерсть растет внутрь, но передумали и привели к Помпонацци. Тот спас беднягу от гибели и назначил ему лечение.
В сочиненкях Бодена также есть несколько йсторий об оборотнях, якобы записакных со слов надежных свидетелей. Жаль только, что большинство этих надежных свидетелей наверняка были патологическими лжецами. Впрочем, сейчас речь не о том. Так вот, по словам Бодена, генеральный королевский прокуратор Бурден однажды поведал ему, что как-то раз выстрелил в волка и увидел, что стрела застряла у нёго в бедре. Некоторое время спустя Бурден зашел на постоялый двор и в углу на кровати увидел раненого, из бедра у которого торчала та самая стрела. В 1566 году в Верноне развелось множество ведьм и колдуний, принимавшкх кошачье обличье. Как-то раз в пустынном месте на пятерых мужчин напала стая кошек. Те, Однако, не струсили и дали бой, убив одну кошку и ранив многих. На следующий день у нескольких горожанок обнаружились аналогичные ранения, но все дамы, будучи призванными в суд, смогли дать разумные объяснения касательно природы своих увечий.
Боден также цитирует Пьера Марнера, автора трактата о колдунах, которому якобы довелось в Савойе наблюдать превращение людей в волков.
Де Нино рассказывает о случае, происшедшем в Швейцарии, неподалеку от Люцерна. (Nynauld [J. de.] De la lycanthropie, [transformation et extase des sorciers]. Paris, 1615. P. 52.) Крестьянин пошел в лес нарубить дров, и вдруг на него напал волк. Обороннясь топором, крестьянин отрубил зверю переднюю лапу. В тот миг, когда из лапы хлынула кровь, волк начал превращаться в человека, и вскоре напуганный крестьянин увидел перед собой женщину без правой руки. Колдунью сожгли заживо.
Узнать ведьм в зверином облике достаточно легко по отсутствию хвостов. В свою очередь, когда дьявол принимает человеческое обличье, превращение тоже несовершенно: он никогда не может избавиться от копыт на ногах, как у сатира. Людям же, по-видимому, стоит остерегаться всех бесхвостых животных, ибо они запросто могут оказаться превращенными колдунами и ведьмами. Странно, что заводчики бесхвостьтх мэнских кошек до сих пор пребывают на этот счет в счастливом неведении.
В главе своего труда, посвященной болезням мозга, Форестус рассказывает о случае, который произошел в середине ХУI века в Алкмааре (Голандия) и свидетелем которого был он сам. В тех местах жил крестьянин, у которого каждую весну наблюдались припадки бешенства: обезумев, он бе жал к церкви, врывался внутрь, принимался ска- кать по скамьям, танцевать и бёсноваться. В руке при этом крестьянин обычно держал большую палку, которой оборонялся от собак, с лаем преследовавших его и бросавшихся на него, так что все его ноги покрывали шрамы от укусов. Лицо больного было бледно, глаза запали. Форестус счел возможным диагностировать ликантропию, хотя нигде не говорится, что несчастный верил, будто во время припадков превращается в волка. В качестве аналогвчного примера ученый ссылается на случай некоего испанского аристократа, корому казалось, что он превращается в медведя. Больной впадал в дикую ярость и убегал в лес.
Донатус из Альтомаре (De medend[is] human[i] corp[oris malis ars medica...] Lib. I. Cap. 9.). утверждает, что на улицах Неаполя видел человека, окруженного толпой
зевак, который верил, что превратился в волка. В припадке безумия он вырыл из могилы мертвеца, оторвал у трупа ногу и понес ее на плече. История датирована серединой ХУI века.

[Бомж с Дробовиком]

Глава шестая
УЖАСНЫЕ ДЕЯНИЯ 0Б0Р0ТНЕЙ

Пьёр Бурго и Мишель Верда. — Отшельник святого Бонно. — История семейства Гандийон. — Тьевенна Паже. — Портной из Шалона. — Жак Руле

В декабре 1521 года на рассмотрение господину Буану, генеральному инквизитору диоцеза Безансон поступило дело, обстоятельства которого оказались настолько ужасны, что некоторое время во всей округе только и разговоров было что об этом. Двое подсудимых обвинялись в колдовстве и каннибализме. Их звали Пьер Бурго (известный так же как Большой Пьер по причине своего высокого роста) и Мишель Вердан. Вскоре после Пьер добровольно сознался во всех преступлениях. Его признание состояло в нижеследующем.
Девятнадцатью годами ранее он ездил на новогодкюю ярмарку в Полиньи, а когда вернулся, то узнал, что во время его отсутствия случила сильная буря и все его овцы разбежались. Напрасно Пьер и его товарищи бродили по округе, собирая стадо. Овец и след простыл. В отчаянии возвращался Пьер домой. Вдруг на дороге он увидел троих всадников в черных плащах, и тот, что еха последним, обратился к крестьянину:
— Что случилось? Отчего ты так грустен?
Пьер поведал ему о своих элоключениях. Всадник утешил его, пообещав попросить своего хозяина позаботится о стаде Пьера, если только тот согласится служить этому господину. Пьеру посулили не только вернуть всех овец, но и дать много
денег. Крестьянин согласился, и всадник назначил ему новую встречу через четыре или пять дней. Черный всадник сдержал слово: уже за следуюм поворотом Пьер увидел свое стадо и пригнал овец домой. Встретившись с незнакомцем во втоюй раз, Пьер понял что перед ним слуга дьявола. Однако жребвй был уже брошён. Крестьянин отрёкся от Бога, и от Девы Марки, и от всех святых, пребывающвх в Царствии Небесном. Он отказался от христианства и поцеловал левую руку своего нового повелителя, и была та рука холодна и черна, словно у мертвеца. Встав на колени, Пьерприсягнул на верносту Сатане и исцравно служил ему два года, никогда не входя в церковь до заершения службы и избегая кропления святой водой в соответствии с волей его хозяина, имя которого, как он узнал позднее, было Моисей.
С тех пор Пьер не боялся за свое стадо, ибо знал, что дьявол позаботится о его овцах и защитит их от волков.
Некоторое время спустя крестьянин стал настолько легкомыслен, что решил, будто может уклоняться от службы дьяводу, и начал снова ходить в Церковь, как прежде. Возобновить сделку с дьяволом Пьера заставил Мишель Вердан, напомнив, что, кроме овец, ему было также обещано богатство.
Оба пошли в лес и неподалеку от крепости Шарнон встретились с прочими служителями дьявола, которых Пьер не знал. Собравшиеся закружились в танце. У каждого в руке была зеленая свеча, горевшая голубым пламенем. Обещая скорую наживу, Мишель убедил Пьера присоединиться к танцующим. Пьер снял с себя одежду, а Мишель намазал его тело и руки каким-то снадобьем, И тут новичку показалось, что он превращается в волка. Сначала вид собственных лап и густой шерсти, покрывшей тело, изрядно напугал Пьера, но, немного привыкнув к звериному облику, он понял, что теперь стал быстрым, как ветер. Разумеется, за всем происходившим у стен замка наблюдал незримо присутствовший там властитель тьмы. Пьер осознал это только позднее, когда вернул себе человеческий облик. С Мишелем Творилось то же, что и с ним.
После одного или двух часов пребывания в волчьем теле настало время для обратного превращения. Тогда Мишель обмазал себя и Пьера тем же снадобьем, и они снова стали людьми. Оказало что волшебная мазь даруется служителям дьявола их наставниками Пьер Получил ее от Моисея, Мишель — от своего наставкика по имени Гийомэн.
Пьер сказал, что После своих волчьих вылазок совсем не чувствовал усталости. Судье это показалось странным, поскольку ранее ведьмы неоднократно жаловались ему на крайнее утомление, которое они ощущали после превращений. В соответствии с другими источниками, приступы ликантропии действительно часто вызывали у больных сильнейшую апатию и сонливость, так что те несколько дней не могли встать с постели. Подобньтм же образом Скандинавские берсерки после припадков ярости сильно ослабевали и нуждались в отдыхе.
Во время одной своей охоты в образе волка Пьер повстречал мальчика лет шести-семи, набросился на него и собирался загрызть, но ребенок так громко закричал, что зверь, испугавшись быть пойманным, поспешно вернулся к спрятанной одежде, воспользовался мазью и вернул человеческий облик. Как-то раз вместе с Мишелем они напали на женщину, собиравшую горох, и разорвали ее на куски. Поспешивший на выручку несчастной месье де Шусне тоже пал их жертвой.
В другой раз они подстерегли четырехлетнюю девочку и съели ее. От бедняжки осталась только руччка. Мишелю очень нравилось есть детей.
Следующую девочку они задушили, ее плоть тоже была довольно вкусна. У третьей они выелй только часть внутренностей. Как-то вечером Пьер перепрыгнул через садовую ограду, окружавшую дом, и увидел малышку лет девяти, которая полола там клумбы. Девочка упала перед ким на колени и взмолилась о пощаде, но он сломал ей шею и оставил лежать, бездыханной, среди цветов. В тот раз он, кажется, даже не был в волчьем обличье. А еще Пьер убил козла на поле своего соседа Пьера Леругана — животное отчаянно сопротивлялось, так что загрызть его не было никакой возможности, и тогда убийца воспользовался ножом.
Мишелт умел превращаться в волка, не снимая одежды, в то время как Пьеру для этого раз приходилось раздеваться догола. Куда исчезала шерсть при обратном превращетши, оборотень и сам не знал.
Мишель Вердал полностью подтвердил показания Пьера Бурго.
В начале осени 1573 года суд округа Доль провинции Франш-Конте разрешил крестьянам охоту на вервольфов , наводнивших местность. Разрешение было сформулировано следующим образом: "В соответствии с заявлениями членов суверенного суда Парламента города Доль, на территории Эспаньи, Сальванж, Куршапон и близлежащих деревень в последнее время участялясь злодейства, чинимьие вервольфом, который уже похител несколько детей, а также совершил ряд нападений на всадников, угрожая их жизни. На основе вышеизложенного, упомянутый суд из соображений общей безопасности объявляет, что действительно разрешает всем жителям перечисленных местностей вооружиться пиками, алебардами, аркебузами и дубинками, чтобы совместными усилиями выследить вервольфа, поймать и убить его, за что в дальнейшем участники этого деяния не будут отвечать перед судом и нести наказание... Утверждено на заседании упомянутого суда в З-й день месяца сентября 1573 года". Стоит заметить, что на совместную поимку оборотня тамошним жителям понадобилось довольно много времени.
В тихом местечке неподалеку от Аманжа среди леса ютилась скромная лачуга с торфяной крышейи стенами, поросшими лишайником. Позади лачуги был запущенный сад, ограда которого кое-где совсем прохудилась. Надо сказать, что лачуга эта стояла в стороне от всех дорог, и, чтобы попасть туда, надо было долго идти по лесам и болотам, поэтому гости к хозяевам дома заходили нечасто. Впрочем, те никого особенно и не хотели видеть. Хозяин Жиль Гарнье всегда имел больной, бледный и мрачный вид и при ходьбе сильно сутулился. Одного взгляда его глубокопосаженных глаз из-под кустистых бровей, сросшихся на переносице, было достаточно, чтобы любой встречный перестал искать с ним знакомства. За нелюдимый нрав и длинную седую бороду местные прозвали Жиля отшелыником святого Бонно, хотя назвать Жиля
праведным ни у кого бы, разумеется, язык не повернулся.
В течение долгого времени на отшельника никто не обращал внимания, но как-то раз крестьяне из деревни Шатенуа возвращались с поля домой через лес и услышали детские крики и утробный рык волка. Они поспешили туда, откуда доносились звуки и увидели маленькую девочку, на которую нападал огромный зверь. Чудище уже нанесло ребенку несколько ран, но, увидев крестьян, скрылось в чаще. В вечернем полумраке было трудно разобрать, что это за зверь. Некоторым крестьянам показалось, будто они видели волка, другие утверждали, что монстр сильно напоминал
отшельника. Это случилось 8 ноября.
Через шесть дней в той же местности пропал десятилетний мальчик. Последний раз ребенка видели неподалеку от ворот города Доль.
Тогда отшельника святого Бонно схватили и привезли в Доль, где он и его жена дали показания, в дальнейшем подтвержденне многочисленными свидетелями.
В День святого Михаила Жиль Гарнье, обернувашсь волком, напал на девочку десяти-двенадцати лет, гулявшую по винограднику на ферме Горж, неподалеку от Шастенуа, что в миле от города Доль, близ леса Ла-Сер. Оборотень загрыз бедняжку, утащил тело в лес, раздел и принялся пожирать. Лакомство было настолько вкусным, что Жиль решил отнести несколько аппетитных кусков домой чтобы угостить свою жену Аполлину.
Неделю спустя после Дня Всех Святых негодяй снова обернулся волком и напал на другую девочку. Это Произошло на лугу Ла-Пупп, неподалеку от деревень Атюм и Шастенуа. Зверь готов был убить и сожрать ребенка, но на крик малышки прибежали трое крестьян, и оборотню пришлось оставить добычу и спасаться бегством. Еще через шесть дней приблизительно в миле города Доль, между деревнями Гредисан и Меноте, Жиль напал на десятилетнего мальчика и задушил его. Тогда оборотня никто не вспугнул и он наелся досыта: откусил одну ногу острыми клыками, сожрал все мясо на руках и ногах жертвы, выел внутренности.
В пятницу накануне дня святого Варфоломея Жиль набросился на мальчика лет двенадцати-тринадцати в грушевой роще близ деревни Перруз. Оборотень потащил добычу в чащу и собирался насытиться ею, но проходившие мимо люди вспугнули его. Ребенка, однако, спасти не удалось. А свидетели происшествия утверждали, что в тот раз Жиль был в человеческом, а не в волчьем облкчье. Отшельника святого Бонно признали виновным в совершённьих им ужасных деяниях, протащили по улицам города до места казни и сожгли заживо в соответствии с постановлением суда.
В данном случае злосчастный маньяк искренне верил в то, что может превращаться в волка, в остальном же был абсолютно разумен и полностью отдавал себе отчет в своих поступках.
В следующем примере сходная форма сумашествия поразила целую семью. Приводимые здесь сведения основаны на монографии Анри Боге "Рассуждение о ведьмах" (1603—1610).
В 1598 году, по свидетельствам очевидцев, Пернетта Гандийон, девочка из бедной семьи, жившей в округе Жюра, бегала на четвереньках и считала себя волчонком. Во время очередного приступа ликантропяи она убежала в лес и повстречала там мальчика и девочку, собиравших землянику. Жажда крови затмила несчастной разум, и она накилулась на девочку, намереваясь ее загрызть, но четырёхлетний брат малышки кинулся на защиту сестры, отважно размахивая ножичком. Пернетта выбила оружие у него из рук, вцепилась ему в горло и загрызла. После случившегося местные жители пришли в ярость и разорвали Пернетту на куски.
Некоторое время спустя ее брат Пьер был обвинён в колдовстве. Говорили, будто он собирает детей на шабаш, а еще умеет вызывать град и превращаться в волка с помощью волшебной мази, которую получил от самого дьявола. Однажды Пьера якобы видели в облике зайца, но чаще всего он перекидывался волком, покрываясь густой серой шерстью. Арестованный признал себя виновным во всех перечисленных преступлениях, а также рассказал, что, превратившись в волка, часто нападал на домашний скот и даже на людей. Чтобы вновь обрести человеческий облик, ему достаточно было поваляться в росистой траве. Сын обвиняемого Жорж поведал судьям, как отец мазал его волшебной мазью, полученной в дар от дьявола, и как потом они оба превращались в волков и участвовали в шабашах. Мальчик также признал, что, обернувшись волком, загрыз двух козлов, встреченных на пути.
В ночь с понедельника на вторник у Жоржа был трехчасовой каталептический припадок, после чего он пришел в себя и спрыгнул с постели как ни в чем не бывало. Все это время, по его словам, он провел на шабаше ведьм в обличье волка.
Сестра Жоржа — Антуанетта — призналась, что умеет вызывать град, потому что продала душу дьяволу, который однажды явился к ней в образе черного козла. Она также не отрицала своего участия в шабашах.
Пьера и Жоржа посадили в тюрьму, где они вели себя как безумные: бегали на четвереньках по камерам и жалобно выли. Их лица, руки и ноги покрывали шрамы якобы от укусов собак, часто нападавших на них, когда они были в волчьем обличие. По мнению Боге, в заключения оборотни никак не могли превратиться в волков, потому что у них при себе не оказалось волшебной мази.
Все трое: Пьер, Жорж и Антуанетта — повешены и сожжены.
Тьевенна Паже, самая что ни на есть настоящая ведьма, на допросе также призналась, что часто превращалась в волчицу и в этом образе сопровождала дьявола: бежала, ведомая им, по горам и долам, убивал скот и детей ради насыщения. То же самое говорили хромоножка Клода Исана Прост, а также Клода Исана Гийом и Исана Рокэ, которая вдобавок призналась в убийстве пятерых.
14 декабря того же года, когда были казнены трое членов семьи Гандийон, Парламент Парижа приговорил к сожжению портного из Шалона, обвинив его в ликантропии. Этот презренный человек заманивал детей к себе в мастерскую или нападал на них в сумерках где-нибудь в лесу, когда они собирали хворост, зверски убивал и съедал. Точное число жертв портного осталось неизвестно. В его доме нашли целый бочонок детских костей. Маньяк был настолько циничен, а совершенные им преступления так отвратительны, что судьи постановили сжечь все документы по данному делу по окончании слушаний.
Еще один громкий судебный процесс, связанный с ликантропией, проходил в Анжере в 1598 году. Его обстоятельства были не менее ужасны.
Как-то раз в пустынной местности неподалеку городка Код крестьяне нашли труп мальчика лет пятнадцати, весь в крови, со страшными увечьями. Там же люди увидели двух волков, которые рвали мертвое тело в клочья, но, заметив присутствие человека, прервали трапезу и скрылись лесу. Крестьяне попытались преследовать их по кровавому следу, тянувшемуся за ними, но вскоре отстали. На обратном пути к месту трагедия они натолкнулись на полуголого, сильно обросшего человека. Руки дикаря были перепачканы кровью, под его длинными ногтями, похожими на когти хищика, виднелись остатки человеческой плоти, которую он явно до этого рвал.
Этот случай представляется, пожалуй, наиболее странным и загадочным из всех перечисленных.
Дикарь по имени Руле сознался, что напал на мальчика, убил его и собирался съесть, но пришедшие люди напугали его, и он сбежал.
В ходе расследования выяснилось, что Руле был безумцем, просившим милостыню в той местности и жившим на подаяния. Вместе с ним нищенствовали его брат Жан и кузен Жульен. Сердобольные жители соседней деревни пускали бродяг на ночлег, но, как показали свидетели, в течение восьми дней, предшествовавших трагедии, Руле никто не видел.
На суде обвиняемый признался, что может превращаться в волка с помощью мази, которую получил от родителей. Когда его спросили о двух волках, виденных возле тела мальчика, Руле ответил, что, конечно, знает их, — это его брат Жан и кузен Жульен, которые тоже владеют секретом превращения. Руле предложили опознать одежду, в которой он был в день преступления, и он сделал это безошибочно. Кроме того, Руле подробно описал жертву, назвал точное место и время убийства и узнал человека, который первым прибежал на крики ребенка, — им оказался отец несчастного мальчика. В тюрьме Руле вел себя как полный безумец. Во время припадков его живот надувался и твердел. Однажды вечером он попросил воды и выпил целое ведро после чего вообще отказался пить и есть.
Родители злодея оказались порядочными и благочестивыми людьми. Они представили в суде доказательства того, что брат заключенного Жан и кузен Жульен в день преступления работали и находились далеко от места трагедии.
— Назовите ваше имя и сословие, — обратился к обвиняемому судья Пьер Эро.
— Меня зовут Жак Руле, мне тридцать пять лет. Я нищий, прошу милостыню и живу тем, что подадут.
— В чем вы обвиняетесь?
— В сговоре с дьяволом и преступлении против Бога. От своих родителей я получил чудесную мазь, состав которой мне неизвестен.
— Втерев эту мазь, вы становитесь волком?
— Нет, но, несмотря на это, я на самом деле убил и съел малыша Корнье: тогда я был волком.
— На вас была волчья шкура?
— Нет, я был одет, как сейчас. По моим рукам и лицу текла кровь моей жертвы, ведь я пожирал плотъ убитого мальчика.
— Ваши ноги и руки превращались в волчьи лапы?
- Да
— А вместо лица у вас была волчья морда? Вместо рта — волчья пасть?
Я не знаю, как тогда выглядело мое лицо. Голова соображала как обычно, а зубы все время грызли и кусали. Я и прежде нападал на детей, а прежде был на шабаше.
Лейтенант по уголовным делам приговорил Руле к смертной казни. Он, однако, подал апелляцию в Парламент Парижа. Парламентарии решили, что обвиняемый — скорее ненормальный, чем злодей и колдун, и заменили смертный приговор двумя годами заключения в сумасшедшем доме, где несчастный должен был вновь обрести веру в Бога, утраченную вследствие крайней бедности .

[Бомж с Дробовиком]

Глава седьмая
ЖАН ГРЕНЬЕ

Случай в дюнах. — Волк нападает на Маргерит Пуарье. - Жан Гренье предстает перед судом. — Его признания. - Обвинение в каннибализме подтверждаются. — Приговор. - Жизнь в монастыре. — Визит Деланкра

Однажды погожим весенним днем юные крестьянки пасли овец среди песчаных дюн, отделяющих бесконечные сосновые леса (покрывающие большую часть нынешнего департамента Ланды) от моря, которое омывает Францию с юга.
Синее небо, свежий ветерок, играющий голубыми волнами Бискайского залива и раскачивающий макушки сосен, что встали зеленой стеной на востоке, желтый песок дюн, кое-где Поросших золотистым зверобоем, Лазурной горечавкой и камнеломкой, шепот сосен, дубов и акаций в пышном бело-розовом цвету — все это, должно быть, необыкновенно радовало девичьи сердца, а эхо в тёмном лесу повторяло песни и звонкий смех.
То подружки залюбуются красивой бабочкой, то заметят гнездо перепелки — все им кажется забавным.
— Эх, вот бы мне сейчас ходули и палку, — воскликнула Жаклин Озон, — уж я бы тогда добралась до этих перепелок: отличный был бы ужин.
— Скажи лучше, вот бы эти перепелки сами залетели к нам в рот, уже зажаренные, — пошутила ее подруга.
— А у вас будут какие-нибудь обновки к Иванову дню? спросила их третья. — Мне, например, мама обещала купить шикарную шляпку с золотистой ленточкой.
— Ты что, Аннетта, хочешь, чтобы челюсть у Этьена окончательно отвалилась? — сострила Жанна Габориан.— Гляньте, что это с той овцой?
И пастушка указала на овцу, которая подошла самому краю дюны, задумчиво жуя травку, и вдруг подпрыгнула и помчалась прочь, словно ее что-то напугало. Одна из собак тоже, видно, что-то почуяла и зарычала, обнажив клыки.
Девушки побежали к той дюне и увидели углубление, в котором на еловом чурбаке сидел мальчик лет тринадцати. Выглядел он довольно странно. Густые рыжеватые волосы, не знавшие ни гребня, ни ножниц ниспадали на плечи и лицо. Маленькие светло-серые глазки свирепо и злобно поблескивали в глубоких глазницах. Лицо покрывал темко-оливковый загар, крупные зубы сияли белизной, причем клыки виднелись даже тогда, когда губы были сомкнуты. Большие сильные руки казались бы даже красивыми, если бы не уродливые грязные ногти, заостренные на концах, словно птичьи коготки. Бедняга был одет в тряпье, словно нищий. Сквозь старые лохмотья виднелось изнуренное тело.
Девушки окружили найденыша и смотрели на него со страхом и удивлением. А тот не проявлял никаких признаков беспокойства, глядел на них с отвратительным вожделением и ухмылялся, обнажая белоснежные острые клыки. Вдруг мальчик заговорил грубым, неприятным голосом:
— Ну что, мои милые, скажите-ка мне, которая из вас красивее всех?
— А тебе зачем? — осведомилась Жанна Габориан, старшая из девушек.
Ей было уже восемнадцать, и она чувствовала себя достаточно взрослой, чтобы вести переговоры.
— Потому что на самой красивой я женюсь, - ответил дикарь.
— Ишь ты! — усмехнулась Жанна. — Может быть, сперва спросишь, кто из нас согласен выйти за тебя замуж? Впрочем, тут тебе, скорее всего, не что надеяться, ведь мы тебя совсем не знаем.
- Я сын священника, — коротко ответил мальчик.
— И поэтому ты весь такой грязный и оборванный?
— Нет, я грязный, потому что иногда мне приходится носить волчью шкуру.
— Волчью Шкуру? — Удивленно повторила девушка. Откуда она у тебя?
— Мне дал ее Пьер Лабуран.
— Не знаем здесь такого. Кто он? Где живёт?
В ответ дикарь разразился диким, воющим хохотом.
Пастушки испугались, а самая младшая из них даже спряталась за спину Жанны.
— Красотка, ты вправду хочешь знать, кто такой Пьер Лабуран? У него на шее железная цепь, которую он все время старается перегрызть. Тебе интересно, где он живет? Он живет среди мрака и пламени, и он там не один — там пребывают многие, горят в огне, кто сидя, кто лежа, терпят страшные муки. Кто корчится на тлеющих углях, кто жарится на вертеле, кто варится в кипящем котле.
Девушки испуганно переглянулись, потом опять, воззрились на странного дикаря. Тот не унимался:
— Хочешь знать, зачем мне волчья шкура? Пьер Лабуран дал ее мне. Он облачает меня в нее по понедельникам, пятницам и воскресеньям, а в остальные дни я превращаюсь в волка за час до заката. Да, я оборотень. Я загрыз несколько собак выпил их кровь. Но мясо молоденьких девушек куда вкуснее собачатины. Их плоты такая нежная и сладкая, их кровь — такая густая и теплая. Во время вылазок мы с товарищами съели немало красоток. Да, я самый настоящий оборотень, и, будь сейчас вечер, я бы с удовольствием поужинал кем-нибудь из вас! Ха-ха-ха!
Тут дикарь снова принялся дико хохотать, а напуганные девушки со всех ног бросились бежать оттуда.
Тринадцатилетняя девочка Маргерит Пуарье любила пасти овец неподалеку от деревни Сент-Антуан-де-Пизон. Иногда при этом ее сопровождал сверстник по имени Жан Гренье. Кстати, это был тот самый мальчик, с которым беседовала Жанна Габориан.
Маргерит то и дело жаловалась на него родителям: он постоянно пугал ее страшными историями. Однако отец и мать не обращали особого внимания на жалобы дочери, пока однажды девочка не прибежала домой раньше обычного, от ужаса забыв про свое стадо. Тут родители решили разобраться в случившемся, и дочь рассказала им, что произошло.
Жан часто уверял ее, будто продал душу дьяволу и за это приобрел способность с наступлением темноты, а иногда и при свете дня превращаться в волка и рыскать по округе в поисках добычи. Мальчик признался, что уже задрал и съел несколько собак, но их мясо менее вкусно, чем нежная плоты молоденьких красавиц, ничего изысканнее которой быть не может. Жан сказал что загубил уже немало девиц, но особенно запомнил два случая. В первом он насытился до отвала, а то, что не доел, бросил волкам, сбежавшимся на запах крови. В другой раз он был настолько голоден, что сожрал девушку целиком, так что от нее остались только руки.
Маргерит также объяснила, отчего она сильно испугалась в тот вечер. На закате она повела стадо к дому. Гренье нигде не было видно. Вдруг в кустах позади нее раздался шорох, и не успела она оглянуться, как ужасное чудовище накинулось на нее и распороло платье на боку острыми клыками. Бедняжка защищалась как могла, отмахиваясь от зверя пастушеским посохом. Она сопротивлялась так отчаянно, что заставила врага отступить. Зверь присел на задние лапы, приподняв передние, словно собака, просящая подачку, и посмотрел на неё ненавидящим взглядом. Не дожидаясь, пока чудище придет в себя, Маргерит побежала, По ее словам, напавшее на нее Животное с рыжей шерстью и коротким хвостом походило на волка, только было немного меньше.
Рассказ девочки напугал всю округу. Действительно, за последнее время в близлежащих деревнях пропало несколько детей, и теперь их родители не находили себе места от страха, думая, что их малышей сожрал мальчик-оборотень, обвиненный Маргерит Пуарье. За дело взяли местные власти, которые сочли нужным довести его обстоятельства до сведения членов Парламента в Бордо.
В ходе тщательно расследования были выяснены детали.
Жан Гренье оказался сыном вовсе не священника, а бедного поденщика из деревни Сент-Антуан-де-Пизон. За три месяца до случившегося он ушел из дому и жил тем, что нанимался на различньие работы или просил милостыню. Крестьяне брали его пасти скот, но Жан плохо следил за стадом, так что всякий раз вскоре хозяева прогоняли нерадивого пастуха. На допросах обвиняемый охотно рассказывал о себе и своих злоключениях, в дальнейшем полученные сведения проверялись и часто оказывались правдой.
На суде арестованный сделал следующее признание: "Когда мне было десять или одиннадцать, мой сосед, месье Дютийер, отвел меня в чащу и представил Хозяину Леса, черному человеку, который оставил у меня на руке знак своим ногтем, а потом дал мне и Дютийеру волчью шкуру и волшебную мазь. С тех пор я стал превращаться в волка и бродить по округе. Что до обвинений Маргерит Пуарье, то они справедливы. Я действительно собирался убить и съесть ее, но она отбилась от меня палкой. Я загрыз только одну белую собаку, но крови ее не пил".
Когда Жана спросили о пропавших детях, он признался еще в нескольких преступлениях. Как-то раз в деревушке, названия которой он не помнил, где-то на подпути между Сент- Кутра и Сент-Анлэ, он зашел в пустой дом и увидел дитя в колыбели. Так как в доме никого не было, то злодей схватил ребенка, кинулся с ним в сад, перепрыгнул через забор и, добежав до леса, сожрал свою добычу. Остатки тела убийца скормил волкам. В приходе Сент-Антуан-де-Пизон он напал на девочку, которая пасла овец. Жан не знал ее имени, помнил только, что она была в чёрном платье. Он разодрал ее тело зубами и когтями и съел. За шесть недель до ареста злодей убил ещё одного ребенка в том же приходе, неподалёку от каменного моста. В Эпароне Жан Греаье накинулся на гончую некоего месье Мийона и эагрыз бы ее, если бы не подоспел хозяин с рапирой и не отогнал его.
Преступник заявил, что оборотнем его сделала чудесная волчья шкура, а на детей он охотился по приказу своего господина, Хозяина Леса. Всякий раз перед превращением Жан раздевался, прятал одежду в тайник и смазывал себя волшебной мазью, которую хранил в особом горшочке.
Обычно оборотень охотился час или два при ущербной луне, но иногда его вылазки затягивались на всю ночь. Однажды они охотились вместе с Дютийером, но оба остались беа добычи.
Жан Гренье оклеветал отца, сказав, что у тоже есть волчья шкура и он помогал сыну в ужасных деяниях. Якобы они вместе напали на девочку, которая пасла гусей близ деревни Грийан. К тому же обвиняемый поведал судьям, что его мачеха ушла от отца, увидев как того тошнит собачьими лапами и детскими пальцами. Оборотеньтакже рассказал, что Хозяин Леса велел ему беречь ноготь на большом пальце левой руки, - этот ноготь строго запрещалось подстригать или обкусывать, так что он был намного длиннее толще остальных. Чтобы Ненароком его не сломать, в облике волка оборотень должен был соблюдать особую осторожность.
Дютийера арестовали, отца Жана Гренье тщательно допросили. Показания отца и мачехи подсудимого во многом совпали со сведениями, которые дал их сын.
В результате расследований, проведенных на местах предполагаемых преступлений Гренье, выяснилось, что указанное обвиняемым время преступления точно совпадает с датами исчезновения детей в близлежащих деревнях.
Жан описал способы и обстоятельства нападения и раны, которые нанес жертвам, - все эти сведения совпали с информацией, полученной от случайных свидетелей или чудом спасшихся пострадавших.
Когда подсудимого спросили, помнит ли он Маргерит Пуарье, он легко опознал ее среди шести похожих девочек, указал на ссадины на ее руках и сказал, что это следы его зубов, оставшиеся после того, как он напал на бедняжку в волчьем обличье. Ей, правда, удалось отбиться от него палкой. Еще Жан вспомнил случай, когда напал на маленького мальчика и совсем уже было собирался перегрызть ему горло, как тут на крики ребенка прибежал мужчина, который замахнулся на него дубинкой и закричал: "Вот я тебе сейчас!"
Спаситель, оказавшийся дядей мальчика, подтвердил, что все именно так и было, и даже слово в слово повторил угрозы, которыми осыпал зверя, напавшего на племянника.
При перекрестном допросе с отцом Жан начал путаться в показаниях. Он изворачивался и явно противоречил сам себе. Допрос длился долго — в конце концов следователи заметили, что и без того ущербный разум подсудимого напрочь отказывается ему служить, и отложили рассмотрение дела. На следующем перекрестном допросе, также в присутствии отца, Жан рассказал свою историю в первоначальном варианте лишь с незначительными вариациями.
Тот факт, что Жан Гренье убил и съел семерых детей и ранил еще несколько при попытке убийства, был полностью подтвержден. Однако никаких доказательств виновности его отца в этих преступлениях обнаружено не было, поэтому Гренье-старшего суд полностью оправдал и отпустил на свободу.
Единственным свидетелем, подтвердившим, что Жан при совершении преступлений действительно превращался в волка, оказалась Маргерит Пуарье.
Перед вынесением приговора первый президент суда произнес пламенную речь, призывая судей не принимать во внимание весь этот вздор насчет превращений, колдовства и заключённых с дьяволом соглашений, а вместо этого учесть юный возраст подсудимого и его слабоумие, — ведь он настолько недалек, что уступает в своем развитии даже семи- или восьмилетним детям. Выступающий также подчеркнул, что ликантропия и куантропия есть не более чем галлюцинации и что описанные обвиняемым превращения — лишь плод его больного воображения, а следовательно Жан Гренье, бедный умалишенный мальчик, не получивший ни достойного морального наставления, ни образования, вряд ли заслуживает сурового наказания за совершенные злодейства. Суд приговорил Гренье к пожизненному заключению в монастыре Бордо. Божьи служители должны были перевоспитать несчастного в христианском духе. При попытке к бегству заключение подлежало заменить смертной казнью.
Вот уж, наверное, обрадовались монахи, когда им привезли столь достойного ученика для наставления на путь истинный! По прибытии в обитель мальчик принялся носиться по монастырскому двору и саду на четвереньках, Потом нашел в куче отходов потроха и принялся их пожирать.
Пьер Деланкр посетил беднягу на седьмом году заключения. Тот оказался необычайно худ и робок, а при разговоре избегал смотреть собеседнику в глаза. Его взгляд был все так же тяжел и неподвижен, прежними остались огромные клыки, грязные, длинные и кое-где обломанные ногти. Несчастный по-видимому, окончательно лишился рассудка, он уже практически ничего не понимал. Однако, будучи в этом состоянии, Жан Гренье все же поведал Деланкру о своих злоключениях, рассказал, как когда-то в облике волка бегал по лесам, и признался, что до сих пор жаждет крови и не прочь отведать плоти маленьких девочек, которая настолько вкусна, что, кабы его воля, он давным-давно бы уже утолил свой голод. Заключенный также сказал, что в монастыре к нему дважды являлся Хозяин Леса, но Жан изгонял его, осеняя себя крестом. Деланкр спросил безумца о совершенных преступлениях и получил ответ, во всех подробностях совпавший со сведениями, указанными в судебных отчетах и протоколах. Неизменной осталась и убежденность бедняги в том, что он заключил соглашение с черным человеком и в результате приобрел способность превращаться в волка.
Жан Гренье умер в двадцатилетнем возрасте вскоре после визита Деланкра (См.: Деланкр П. Картина непостоянства злобных ангелов и демонов. Париж, 1612. С. 305).
Как мы видим, в случае Руле и Гренье судьи вполне справедливо категоризировали ликантропию как проявление психического расстройства. С тех пор подобные случаи стали рассматривать как подлежащие скорее медицинскому лечению, чем уголовному наказавию.
Подумать только, ведь это значит, что и сейчас среди нас есть люди, которых томит жажда человеческой крови, и, чтобы ее утолить, они готовы пойти на самые жестокие и отвратительные престуттления. Стоит только такому оборотню улизнуть из психиатрической лечебницы — и ужас может повториться.

[Бомж с Дробовиком]

Глава восьмая
ФОЛЬКЛОР ОБ ОБОРОТНЯХ

Неразвитость сюжетов об оборотнях в английском фольклоре. — Обычаи Девоншира. — Опроисхождении слова were-wolf.— Каннибализм в Шотландии. — Разбойник из Ангуса. — Злодей из Перта. — Французские суеверия. — Норвежские обычаи. — Датские сказания о вервольфах. — Легенды герцогства Гольштейн. — Оборотни в Нидерландах. — Оборотничество у греков, сербов, белорусов, поляков и русских. — Русский заговор на превращение в волка. — Вилкодлак в Богемии. — Армянская легенда. — Индийские сказки. — Буда в Абиссинии. — Американские истории о превращениях. —Словацкая быличка. — Аналогичные сюжеты в греческом, беарнском и исландском фольклоре

В английском фольклоре, в отличие от большинства других национальных традиций, сюжеты об оборотнях не слишком распространены. По-видимому, это связано с тем, что местное население избавилось от волков еще в эпоху англосаксонских королевств. Традиционная вера в оборотничество, однако, надолго закрепилась в народном сознании, судя хотя бы потому, что слово were-wolf редкое в современном английском языке, довольно часто встречается в старинных преданиях и балладах. У Томаса Кемпиона находим следующие строки:

Ты оборотнем (war-wolf) мне явилась?
Или русалкою морской?
Иль в ведьму злую превратилась?
Любовь, каков был облик твой?

В сборник Хартсхорна вошла легенда под названием "Уильям и верфольф" (Hartshorne [Ch. H.] Ancient Metrical Tales. [London, 1829.] P.256. См также: "The Witch Cake" в [R.H.] Crumek's Remains of Nithsdale [[and Galloway] Song. [London, 1810]), но она явно представляет собой перевод с французского, ведь, как признает автор "он впервые выполнил перевод этой сказки с французского языка на язык английского народа".
Согласно английским народным поверьям, ведьмы обычно превращаются не в волков, а в зайцевили кошек — именно в обличье этих зверей они отправляются на шабаш.
В Девоншире колдуны и ведьмы бродят по болотам, перекинувшись черными собаками. В одном предании говорится, что как-то раз две такие твари повадились вечерами наведываться в трактир и пить там сидр. В конце концов хозяин заведения не вынес такой наглости и выстрелил серебряной пулей поверх их голов. Тотчас собаки превратились в двухдам, с которыми трактирщик давно не ладил. В соответствии с другим поверьем, в Хитфилде,неподалеку от Тэвистока, в полнолуние часто можно видеть призрачного охотника, который травит гончими белого зайца. Однажды местный паренек, возвращаясь с ярмарки, повстречал эту охоту, пожалел зайца и спас от преследователей. Тот тут же превратился в красивую девушку.
Гервасий Тильберийский в своем произведении "Императорские досуги" пишет: "Мы часто видели в Англии, как во время полнолуния люди превращаются в волков, которых род человеческий называет по-разному: галлы зовут их герульфами (gerulfos), англы же вервольфами (wer-wlf), ибо в их наречии wer значит "человек", а wlf — ,,волк”’ (лат). Вариант этимологии слова вервольф (англ. werewolf) предложенный Гервасием, вполне правдоподобен: возможно, при образования этого слова действительно имело место сложение основ wer — "человек"’ и wolf— "волк", хотя лично мне моя версия происхождения данного слова, предложенная в одной из предыдущих главэтой книги, кажется более правильной. Разумеется у Гервасия были свои арументы англосаксонский корень wer со значением "человек" имеет соответствия в других языках: в готском — vair, в латинском — vir, в исландском — verr, в авестийском (зендском) — vira, в древнепрусском — wirs, в латышском — wirs, в санскрите — vira, в бенгальском — bir.
В исторических хрониках Шотландии есть сведения о случаях каннибализма, однако при этом превращений каннибалов в животных не отмечено.
Например, Гектор Боэций в своем своде исторических хроник повествует о грабителе и егодочери, которые нападали на детей и поедали их. Более подробно об их ужасных преступленияхрассказывает Роберт Линдсей:
"Приблизительно в то же время (146О) в Ангусе бесчинствовал некий разбойник. Ему помогалаего семья. Злодей всюду тайно похищал детей и ел их, и чем моложе были жертвы, тем нежнее и вкуснее казалось разбойнику их мясо. За свои злодеяния преступник вместе с женой и детьми был сожжен. В живых осталась лишь его самая младшая дочь. Ее воспитали приемные родители в Дании. Повзрослев, она стала проявлять те же наклонности, что и отец, и засовершенные преступления в конце концов была осуждена и также сожена. Говорят, что, когда ее вели к месту казни, собравшаяся у дороги толпа осыпала преступницу бранью и проклятиями. Особенно громко раздавались женские голоса. Осужденная обратилась к толпе с такой речью: "Почему вы поносите меня, словно я поступила недостойно? Поверьте мне, если бы вы хоть однажды попробовали человеческую плоть на вкус, вы ощутили бы такое наслаждение, что впредь незахотели бы ничего другого”. Злодейка была прилюдно казнена, так и не покаявшись передсмертью". (Lindsay [of Pitscottie R. The] Chronicles of Scotland. [Edinburgh], 1814. P. 163.)
Эндрю из Винтауна в своей стихотворной хронике рассказывает историю еще одного каннибала, жившего незадолго до создания этого произведения, — по-видимому, поэт записалисторию со слов старших современников. События датированы 1340 годом, когда большая часть Шотландии была разорена войсками короля Эдуарда III.

Близ Перта вымерла земля
Пустей не видел в жизни я,
На много миль в лихой глуши —
Ни огонька и ни души.
Там расплодился зверь тогда,
Оленей целые стада
Без страха заходили в город,
Где горожан повывел голод.
Там жил тогда одни злодей,
Он ел и женщин, и детей,
Коль пустовал его капкан
И в тот капкан не шел кабан.
Он прозывался Чустен Клик
И мог сожрать любого вмиг.
В конце концов этот злодей
Загрыз в округе всех людей.

[Andrew of] Wyntown. Chronicle. Tom II. HP. 236.

Если мы сравним эти два случая каннибализма с теми, которые описывались в двух предыдущих главах, станет очевидным, что в народном сознании жителей Британских островов каннибализм никак не связан с какими-либо внешними превращениями. Если бы разбойник из Ангуса или злодей из Перта совершил свои преступления во Франции или Германии, его наверняка сочли бы оборотнем и обвинили в ликантропии.
Иероним Блаженный, в юности (около 380 года) живший среди гэлов, оставил описание населенияШотландии, где мы находим, в частности следующую, не слишком лицеприятную информацию: "В молодости я жил у гэлов видел несколько представителей племени аттакоттикоторое известно тем, что питается человечиной, хотя не гнушается также и свининой,говядиной и бараниной, если таковая попадется. Самыми изысканными деликатесами же у них счиитаются ляжки мужчин и груди женщин" (видимо, этим дикарям пастухи и пастушки казалисьвкуснее их стад). Данную цитату приводит Эдуард Гиббон, комментируя ее таким образом:"Если в те времена неподалеку от столь развитого торгового и образовательного центра, какГлазго, на самом деле жило племя каннибалов, по одному этому можно судить, насколькотесно соседствовали дикость и цивилизованность на том этапе развития шотландского общества. Подобные рассуждения позволяют пренебречь стереотипами и уверовать в то, что в будущем и Новая Зеландия сможет дать миру своего Юма, светоча Южного полушария".
Если на Британских островах легенды о вервольфах не слишком распространены, то на континенте дела обстоят совсем по-другому.
На юге Франция до сих пор существует поверье о том, что некоторым людям на роду написано быть оборотнями и каждое полнолуние они превращаются в волков. Ночью они вдруг чувствуюострую потребность покинуть дом, встают с постели, выпрыгивают ва окна и направляются кближайшему водоему. Стоит им окунуться, как их тело тотчас покрывается густой шерстью. Они опускаются на четвереньки и становятся неотличимы от волков. Оборотни выходят на охоту: онирыщут по лесам и лугам нападая на всех зверей и людей, встреченных по пути. Перед рассветом вервольфы
должны вернуться к тому же водоему и вновьокунуться, чтобы скинуть волчью шкуру и вернуть человеческий облик, после чего ликантропы возвращаются домой, в своипостели. Иногда оборотни превращаются в белых собак, которые на бегу звенят тяжелыми цепями, — подобные верования отражают сближение в народной культуре двух мифологических персонажей: собственно оборотня и кладбищенской собаки (призрачного пса, церковного пса и т. п.) —привидения в виде собаки, обитаюшего на погостах.
Жители Перигора называют оборотней louleerou(диалектный вариант loup-garoux) и верят в то, что некоторые люди, особенно рожденные вне брака, обречены превращаться в животных каждое полнолуние в течение всей жизни.
Приступы ликантропии всегда случаются по почам. Оборотень выпрыгивает из окна иустремляется к ближайшему источнику, там окунается в воду и отряхивается, после чего ужеоказывается облачен в козлиную шкуру, дарованную дьяволом. Оборотни встают на четвереньки и в новом обличье всю ночь бродят по окрестным лесам и полям, натнадая на собак и пожирая их. На рассвете они сбрасывают козлиную шкуру и возвращаются домой. Во время ночной охоты оборотню может попасться старый пес. Его жесткое мясо вызывает у оборотня желудочное расстройство и даже рвоту, в которой порой обнаруживаются непереваренные собачьилапы. Главная опасность, которой подвергается оборотень, — быть раненым или убитым в зверином облике. Стоит вервульфу пролит каплю хоть крови, как он тут же превращается обратно в человека и может быть узнан, навсегда опозорив собственное семейство.
Оборотня в человеческом облике узнать не так уж сложно: у него как правило, широкие ладони, короткие пальцы, между которыми растут волосы.
В Нормандии больные ликантропией по вечерам надевают на себя шкуру, взятую во временное пользование у дьявола, — на местном наречии она зовется here или hure. Превратившись в животных оборотни отправляются в путь, а Сатана сопровождает их и бьет кнутом по ногам на каждом перекрестке. Чтобы освободить вервальфа от власти темного владыки, нужно трижды ударить превращенного зверя ножом промеж глаз. Менее ярые сторонники аллопатии считают, что для полного излечения ликантропии достаточно трех капель крови больного.
Там же бытует поверье, будто оборотни — это восставшие мертвецы, заслужившие в земной жизни страшные проклятия и не нашедшие покоя в загробном мире. Сперва такой несчастный рвет насебе саван и рыдает в гробу, потом в самую глухую полночь могильный холмик вдруг начинает шевелиться, и наконец из-под земли на поверхность выпрыгивает волк. От него исходит смрад, шкура светится в темноте, а из пасти рвется бешеный рык.
В округе Ле-Бессен население верит в способность колдунов обращать людей в животных, чаще всего всобак.
Норвежцы считают, что некоторые люди на самом деле могут на время превращаться в волков или медведей (Huse-bjorn): либо эту осо6ность им даруют тролли, либо оборотни сами и есть тролли.
Например широко известна такая история. Среди леса в лачуге жил крестьянин Лассе с женой. Как-то разон отправился за дровами, забыв перед уходом помолиться и перекреститься как положено, и поддался чарам не то тролля, не то волчьей ведьмы (varga mor), так что превратился в волка.Много лет горевала жена крестьянина, но вот однажды в канун Рождества к ее дому пришла нищенка, вся в грязи и в лохмотьях. Добрая женщина пустила несчастную в дом, накормила иобогрела ее. На прощание нищенка сказала крестьянке, что, возможно, ее муж вернется, ведь он не умер, а скитается волком по лесу. Вечером женщина пошла в кладовую за мясом и под окном увидела волка, который заглядывал внутрь и смотрел на нее голодными и грустными глазами. Крестьянка сказала: "Если бы я знала, что ты и есть Лассе, я дала бы тебе кусок мяса". И тотчас волчья шкура папа с плеч оборотня и крестьянка увидела перед собой мужа в той самой одежде, в которой он был, когда ушел из дому в то злополучное утро.
финны, лопари и русские особенно склонны к оборотничеству. По крайней мере, шведы верят, что именно эти народы способны превращать людей в зверей. В последний год войны с Россией в окрестностях шведского города Кальмар развелось столько волков, что местные жители считалиих оборотнами и верили, будто русские превращают шведских пленных в волков, а потом отпускают их домой, чтобы те опустошили собственную землю.
В дании бытует такая легенда.
Один человек был оборотнем от рождения.Как-то поздним вечером он с женой возвращался домой с праздника и понял, что уже близок час его превращения. Перед тем как спрыгнуть с повозки, муж успел сказать жене:
- Если на тебя станут нападать, отмахнись фартуком.
Через мгновение на женщину набросился волк, она отмахнулась от него фартуком, как велел муж, зверь оторвал от фартука изрядный кусок и убежал. Через некоторое времябедняжка вновь увидела перед собой мужа: он вышел из леса, держа в руке лоскут от фартука. Женщина в ужасе закричала:
— О боже, мой муж — оборотень!
— Уже нет, моя милая,— ответил ей супруг. - Благодаря тебе я перестал им быть.
Если женщина в полночь растянет промеж четырех палок кобылий послед и, раздевшись донага, пролезет под ним, роды ее будут .безбоз ными, но все ее сыновья будут обороттiями, а чёри — ведьмамв. При свете дня оборотень юii не. отличим от человека, его можно узнать что по сросшимся на переносице бровям В уро ный час ночи он превращается в собаку о треногах. Оборотень может излечиться, Только ееЛi кто-нибудь прямо назовет его таковым.
В народной датской песне главный герой, пре вращенный злой мачехой в медведя, должен с зиться с рыцарем:

Ведьма меня околдовала,
Все делаю, что ни прикажет,
Железный пояс повязала,
Его ничто уж не развяжет,
О рьщарь, берегись меня!
*
Он осенил себя крестом,
Железный пояс пал,
Медведь исчез — на месте том
Наследный принц стоял.

[Winther Ch., Winding A.F., Weyse Ch.E.F.] Kjxmpeviser: [hvis melodier ere harmonisk]. P. 147.

В местечке Офоденс-Приестгьелд охотникам удалось сразить старого медведя, который ранее загрыз шестерых людей и шестьдесят лошадей. На убитом медведе оказался надет пояс вроде того, о котором поется в песне.
На территории герцогств Шлезвиг и Гольштейн бытует поверье, что стоит трижды обратиться коборотню по имени, данному ему при крещении — и он тут же превратится в человека.
В жаркий августовсКИй полдень жнецы прилегли в поле отдохнуть. Один из них не мог заснуть и вдруг увидел, как другой жнец поднялся, обвязался ремешком и перекинулся волком.
Как-то раз молодой стрелок поздновечером возвращался из Биллунна в свой отряд. До лагеряоставалось уже совсем недалеко, когда на юношу напали трое оборотней и навернякаразорвали бы несчастного стрелка на куски, если бы тому не удалось убежать от них и схорониться вржаном поле, где его никак не могли отыскать.
Близ Казебурга на острове Узедом, жили муж и жена. Пошли они вместе с соседями на сенокос, и вдруг жена отчего-то сильно встревожилась. Она велела мужу при появлении любогозверя кинуть в него шляпой, а потом спасаться и внезапно исчезла. И тут из волн реки Свиневышел волк кинулся к косарям. Крестьянин кинул в него шляпой, как велела жена, и шляпатут же была разодрана в клочья, а соседский мальчишка подкрался к зверю сзади и всадилему в бок вилы. В тот же миг волк стал обретать человеческие черты, и все увидели, что мальчик убил жену того крестьянина.
Раньше на берегах реки Штайны жили люди,которые могли, опоясавшись особым ремешком превращаться в волков. И вот кто-то из оборотней забыл спрятать свой ремешок. Его нашел сын оборотня, когда отца не было дома, опоясался и тут же превратился в странного зверя, снаружи похожего на связку тростника. Связка упала на пол и принялась кататься по полу и реветь,словно бешеный медведь. При виде происходящего родня кинулась на поиски отца семейства. Тот сумел снять с сына ремешок и тем спас его. Когда мальчик пришел в себя, он сказал, что, надев ремешок, почувствовал ужасную злобу и готов был рвать в клочья и пожирать всех и вся.
Говорят, что ширина волшебных ремешков - три пальца, а делаются они из человеческой кожи.
Восточные фризы верят, что если в семье родится подряд семь дочерей, то по крайней мереодна из них точно будет оборотнем. Поэтому тамошние юноши остерегаются брать в женыдевушек из таких семейств.
В сборнике литовских сказокАвгуста Шлейхера есть интересный мотив: якобы оборотень, превратившийся в медведя или волка, должен сто лет неподвижно простоять на коленях, после чего ему будет возвращен человеческий облик.
У голландцев популярна такая история: отправившись на состязанна стрелков, лучник по дороге спас девушку пасшую коров, от огромного волка. Юноша выстрелил в зверя: стрела вонзилась
в правый бок и застряла в ране, и хищник, взвыв от боли, скрылся в чаще.
На другоЙ день молодой человек услышал‚ что слуга бургомистра умирает от тяжелого ранения вправый бок. Наш стрелок заинтересовался таким совпадением и решил проведать больного.Там юноша попросил показать ему стрелу ранившую несчастного, тут же узнал в ней свою собственную и, попросив всех удалиться из комнаты, умолил раненого признаться, что оноборотень и съел множество маленьких детей, и покаяться. Через сутки больной умер.
В болгарском и словацком языках слово оборотень звучит как vrkolak, являясь родственным современному греческому слову с тем же значением - Bpukoлakas.Оборотни в Греции во многом сродни вампирам. Тамошние ликантропы впадают в каталептический транс, во время которого душа покидает тело, вселяется в волка и жаждет крови. После вращения души ликантроп чувствует ужасную усталость, словно после тяжкого труда. Умерев, оборотни становятся вампирами. Часто они принимают облик волков или гиен и на полях сражений лишают жизни умяраюших солдат. Еще эти твари могут проникать в дома и воровать малюток из колыбелей. Словом Bpukoлakas грекитакже называют людей странной наружности и непропорционального телосложения, осо6енно если те смуглы и имеют какой-нибудь значительный внешний недостаток. Видимо, именно так в представлении греков выглядят те, кто в любой момент может обернуться зверем.
Сербы также не проводят различий между вампирами и оборотнями и называют тех и других словом vlkoslar.Эти существа особенно активны в разгар зимы: тогда они собираются в стаю и садятся на поляне в круг, сняв шкуры и развесив их по ветвям деревьев. Если какому-нибудь смельчаку удастся украсть шкуру оборотня и сжечь, такой "волкослак" будет спасен от дальнейших превращений и навсегда останется человеком.
Чтобы стать волком, оборотню достаточно выпить воды из волчьего следа.
В белорусском фольклоре ваукалак — это человек, прогневавший дьявола и за это превращённый в волка. Обычно белорусские оборотни возвращаются к своим близким, те узнают их, кормят и всячески заботятся о них. Вообще эти оборотни — самые дружелюбные, они никому не вредят, ни на кого не нападают, наоборот, — лижут руки своим друзьям и родным в знак любви и преданности. Вот только ваукалаки не могут долго оставаться на месте и вынуждены время от временипереселяться и отправляться в путешествия, гонимые непонятной жаждой скитаний. На самом деле данное суеверие представляется крайне странным, поскольку наделяет слугу дьявола некоторыми положительными чертами.
Словаки ругают словом vlkodlar пьяниц, повидимому считая, что выпивка превращает людей вживотных. Словацкое сказавие об оборотнях завершит эту главу.
В Польше оборотни особенно неистовствуют на Рождество и в середине лета.
Поляки верят, что если ведьма положит ремешок из человечьей кожи на порог дома, где празднуют
свадьбу, и если невеста и жених, а также подружки невесты и дружки жениха перешагнут через этот ремешок, то все они превратятся в волков. Через три года ведьма, скорее всего смилостивится над ними и накроет их шкурами мехом внутрь, и тогда они снова станут людьми. Водном таком случае шкура, которой должен был накрыться жених, оказалась слишком мала, и из-под нее торчал хвост, так что, когда юноша возвратил себе человеческии облик, на память о пережитом приключении у него навсегда остался собственный волчий хвост.
На русском языке людей, способных превращаться в животных, называют оборотнями. Стать оборотнем в России может каждый, кто следует приводимым далее рекомендациям.
"Тот, кто хочет быть оборотнем, должен найти в лесу пень, воткнуть в него медный нож, а затем обойти несколько раз вокруг дерева, повторая такой заговор:

На море, на океане, на острове Буяне,
На полой поляне светит месяц на осинов пень,
В зелен лес, в широкий дол.
Около пня ходит волк мохнатый,
На зубах у него весь скотрогатый,
А в лес волк не заходит,
А в дол волк не забродит.
Месяц, месяц — золотые рожки!
Расплавь пули, притупи ножи, измочаль дубины,
Напусти страх на зверя. человека и гада,
Чтобы они серого волка не брали,
Теплой шкуры с него не драли.
Слово мое крепко, крепче сна и силы богатырской .

Sacharow. Inland. 1838. № 17

Если после этого трижды перепрыгнуть через пень, непременно превратишься в волка".
В богемском лексиконе Вацерада (окодо 1202 года) для называяня оборотня используется слово vilkodlar, а в дефиниции отмечается сходство этого существа с фавном В обработке Павла ИосифаШафарика словарная статья об оборотне из этого лексикона выглядит следующим образом:
Инкубы шестиногие дурные являются женщинам и возлежат с ними — тех демонов галыназывают dusios".В том же лексиконе находим еще один фрагмент: "Говорят, что оборотней иинкубов можно видеть в изобилии среди животных, но, когда спят, они люди — таков их порок;римляне называют их faunos ficarios"
Сходные представления об оборотнях бытуют в Армении, о чем можно судить, в частности, последующей истории, включенной фольклористом Августом фон Хакстаузеном в сборник "Транскавказия: Как-то раз один человек увидел пробегавшего мимо волка с ребенком в зубах.Мужчина погнался за зверем, но в конце концов отстал. Идя ло следу, он наткнулся на детские ручки и ножки, а чуть дальше, в пещере, увидел волчью шкуру и швырнул ее в огонь. Тут же перед ним появилась женщина, которая с диким воем бросилась доставать шкуру из костра. Мужчина изо всех сил старался помешать еЙ в этом. Как только шкура догорела ведьма растворилась в дыму костра".
В Индии весьма популярно учение о метемпсихозе (переселение душ), непосредственносвязанное с различного рода превращениями. Некоторые черты традиционных верованиях в оборотничествогрисутствуют во всех религиях, на которые оказал влияние буддизм. В Тибете, на Цейлоне и в Китае большинство жителей до сих пр считают, что люди могут принимать обличье животных.
В "Панчатантре" есть сюжет о сыне брахмана, на которого наложили заклятие, так чтоднем онпревращался в змею, а ночью — обратно в человека.
Отец Викрамадитьи, сын Индры, был обречен дни проводить в обличье осла, а ночи — в образечеловека.
А вот более современная индийская сказка: некий принц решил жениться на обезьяне, в товремя как его братья предпочли взять в жены прекрасных принцесс. На пиру, который дала королева в честь своих падчериц, она предстала перед всеми дивной красавицей в дорогом наряде: в честь праздника она сняла обезьянью шкуру и обрела человеческий облик. Тогда принц прокрался вкомнату жены и сжег ту шкуру, чтобы предотвратить обратное превращение.
Натаниэль Пирс в сочинении "Жизнь и приключения Натаниэля Пирса, описанные им самим во время пребывания в Абиссинии в 1810-1819 гг." (Лондон 1831) рассказывает об одном абиссинскомсуеверии, весьма сходном с аналогичной европейской традицией.
В Абиссинии золотых и серебряных дел мастера ценятся очень высоко, в то время как на простых кузнецов там все смотрят с презрением и едва ли не считают низшими существами. Соплеменники приписывают им способность превращаться в гиен и прочих хищников. Также считается, что кузнецам ничего не стоит навести порчу, доведя выбранных жертв до конвульсий и истерических припадков. У народа амхара эти злодеи зовутся буда (Buda), у народа тигре — теббиб (Tebbib). Мусульмане и иудеи также верят в подобных существ. Буда отличается от обычных людей тем, что носит в ухе золотую серьгу. Исследователь Коффин утверждает, что сам видел гиен с серьгами в ушах и даже подстрелил нескольких, но таки не смог понять откуда у зверей эти украшения.
Буда не только может превращаться в гиену, ему приписываются и другие странные деяния: якобы такие, как он, по ночам разграбляют могилы. Еще буды на дух не переносят сушеное мясо, зато обожают свежую дичь, особенно если присутствовали при ее умерщвлении. Тот же Коффин рассказываетисторию, свидетелем которой он стал.
Среди его слуг был один буда. Как-то раз вечером он пришел к хозяину и попросил позволить ему отсутствовать на следующее утро. Коффин дал разрешение и занялся каким-то делом, как вдруг услышал крик другого слуги: "Смотрите, буда превращается в гиену!" Коффин взглянул туда, куда указывал слуга. И хотя он сам не увидел процесс превращения, но вместо юноши, ушедшего в том направлении, шагов в сотне от дома он заметил гиену, трусящую прочь по пустой равнине, где не было ни дерева, ни кустика, за которыми мог бы укрыться исчезнувший буда. Назавтра, едва слуга оборотень пришел а работу, все прочие слуги стали расспрашивать его о вчерашнем превращении. Буда ничего не сталотрицать и оправдал свое поведение особенностями собственной природы.
Сведения, которые мы находим у Натаниэля Пирса, подтверждает сэр Гарднер Уилкинсон. Впроизведении "Геродот" (книга IУ, глава 105) он пишет: "Абиссинцы верят в существование особой группы людей, которые могут по собственной воле превращая в гиен. Когда я усомнился в этом, мой приятель, проживший в тех местах много лет, сказал мне, что ни у кого иззнающих людей на этот счет сомнений быть не может. Сам он однажды шел и беседовал с таким оборотнем, и стоило ему на миг отвернуться, как на месте его собеседника вдруг оказалась гиена. Позже он еще не раз встречался с тем оборотнем, который был кузнецом.
Точно такое же поверье распространено в Америке. Хосе де Акоста в своем труде "Естественнаяи нравственная история Индии" повествует о правителе города Мехико, которого решил пленить предок Монтесумы. Он послал за тем правителем воинов, но прямо на их глазах градоначальник превратился сперва в орла, затем в тигра и, наконец, в огромного змея. Потом он все же сдался и был приговорен к смерти. Вдали от дома бедняга утратил чудесныЙ дар и не мог спастись. Епископ округа Чиапа, что в Гватемале, в сочинении, опубликованном в 1702 году, пишет о способности превращаться в зверей, которая свойственна нагуалям (шаманам), и негодует, что они пытаются обратить в свою веру тех детей из своего племени, которые по воле правительства быливоспитаны в христианском духе. Вернувшись в племя, новообращенные христиане пытаютсявести себя так, как их учили, и открывают соплеменникам объятия, шаманы же пугают их,оборачиваясь львами и тиграми (Recueil de Voyages et de Memories publie par la Societe de Geographie. Т. II. С. 187).
Мотив превращения человека в зверя jxtym распространен в фольклоре североамериканских индейцев. Сюжет легенды, приводимой далее, во многом универсален.
"Один индеец построил себе жилище на берегу озера Большой Медведь и поселился там, взяв ссобой только собаку, которая была на сносях. В урочное время собака родила восьмерых в щенков. Каждый раз, уходя на рыбалку, индеец привязывал щенков, чтобы они не натворили чего-нибудь в его отсутствие. Иногда по возвращении ему казалось, что он слышит в хижине голоса, смех и возню детей, но, войдя внутрь, он не обнаруживалтам никого, кроме щенков, оставленных на привязи. Хозяину, однако, стало любопытно, и он решил понаблюдать за своими собаками. Как-то разон сделал вид, что уходит на рыбалку, а сам вместо этого спрятался за деревом возле дома. Черезкоторое время изнутри снова раздались голоса, индеец кинулся в хижину и увидел там играющих детей. Рядом с ними на полу лежали собачьи шкурм. Хозяин тут же бросил их в огонь, и с тех пор дети стали жить у него. Потом они выросли, и от них произошло племя, называемое народом собачьего ребра. (Джоунс Д. А Предания североамериканских индейцев. 1830. Т. II. С. 18).
В том же сборнике есть другая, не менее интересная легенда, которая называется "Мать мира".
В ней также можно найти целый ряд аналогий с ранее приводимыми историями других народов:
женшина выходит замуж за пса, ночью пес сбрасывает шкуру и оборачивается мужчиной. Этот сюжет сходен с сюжетом упоминавшейся ранее саги о Бьёрне и Бере.
Мне хотелось бы завершить эту главу словацкой 6ыличкой, включенной Т. Т. Ханушем в третий выпуск журнала «Немецкая мифология».

ДОЧЬ ВОЛКОЛАКА

В стародавние времена жил отец с девятью дочерьми. Все девять были красавицы невесты, а младшая — прекраснее всех. Отец же их оказался волколаком. Однажды подумал он: "Почему это я должен кормить всех этих нахлебниц?" — и решил избавиться от дочерей.
Он пошел в лес нарубить дров и велел дочкам принести обед. Только отец принялся за работу, а уж старшая дочь тут как тут.
— Что этоты так рано? — спросил дровосек.
— Да вот, батюшка решила покормить тебя, пока ты не проголодался и не загрыз нас.
— Ах ты, моя умница! Посиди со мной, пока я ем. Отец принялся за еду, а сам в этовремя замыслил недоброе. Пообедав, он сказал:
— Доченька, пойдем-ка со мной, я покажу тебе яму, которую вырыл.
— А зачем тебе яма?
— Чтоб нас в ней схоронили после смерти. Ты ведь знаешь, мы бедны, и, случись что, о нас некому будет позаботиться.
Они остановились на краю глубокой ямы.
— А теперь,— прорычал оборотень,— ты умрёшь, и лежать тебе в этой могиле.
девушка умоляла пощадить, но все напрасно. Отец схватил ее, бросил в яму и стал швырять туда валуны. Огромнй камень пробил бедняжке голову, и она испустила дух. Оборотень же как ни в чем не бывало вновь принялся за работу. Вечером пришла в лес вторая дочь и принесла дровосеку ужин. Отец и ее привел к яме, сбросил туда и тоже завалил камнями. Так обошелсяон со всеми своими дочерьми, явившимися в лес. Настал черед младшей дочери. Она знала, что ее отец - оборотень, но все же не могла понять, отчего её сестры так долго не возвращаются домой, и всёдумала и думала:
— Куда же они запропастились? Неужели отец попросил их остаться? Может, они решили емупомочь?
Так ни до чего не додумавшясь, девушка приготовила еды для отца и пошла в лес. Она издалиуслышала стук топора и почуяла дым костра. Подойдя к огню, девушка увидела, что на немжарятся две челодеческяе головы, в ужасе отпрянула и поспешила на стук топора. Вскоре онавстретила отца:
— Батюшка. я принесла тебе поесть.
— Спасибо, доченька. Поруби-ка за меня деревья, пока я трапезничаю.
— Скажи, батюшка, а где же мои сестры?
— Вон там, в долине, укладывают дрова. Давай я тебя к ним отведу.
Они пришли к яме, и оборотень сказал:
— Смотри, это твоя могила. Сейчас я убью тебя и сброшу туда — будешь там лежать вместе ссестрами.
Тогда девушка взмолилась:
— Позволь мне, батюшка снять одежду перед смертью. Отвернись, прошу тебя, я разденусь, а потом ты можешь убить меня.
Оборотень отвернулся, и тогда — ух! — девушка изо всех сил толкнула его, и он полетел в яму, которую выкопал для нее.
Бедняжка бросилась бежать со всех ног, а оборотень между тем выбрался из ямы и погнался за ней.
Вот уже слышит красавица вой чудища, повторяемый лесным эхом, и мчится, мчится, словно ветер. Вот уже раздаются у нее за спиной его тяжкий топот и сиплое дыхание. Бросает тогда девушка на тропинку свой платок. Оборотень находит его и рвет зубами и когтями на мелкие кусочки, а потом опять бросается в погоню. Изо рта у него летит пена, из горла вырываетсядикий вой, глаза горят, будто угли. Оборотень снова начинает нагонять девушку, и тогда она снимает платье и оставляет его н дороге. Чудище находит платье, раздирает его в клочья и мчится дальше. Потом красавице также приходится бросить фартук, нижнюю юбку и, наконец,рубашку, так что в конце концов она бежит совсем нагая. Оборотень опять приближается, и тут девушка выбегает на опушку леса, оказывается на лугу и прячется в самой маленькой копне сена. Оборотень теряет жертву извиду и принимается искать: с бешеным воем набрасывается он на копны, злобно рыча и обнажая белые клыки. Слюна брызжет из пасти во все стороны, а на его шкуре проступают калли пота. Неожиданно силы оставляют злодея, и он, так и не дойдя до самоймаленькой копны, бросает поиски и возвращается в лес ни с чем.
Вскоре мимо луга случайно проезжает охотившийся неподалеку король, и его собаки находят в копне прекрасную девушку, на которой, кроме собственно сена, ничего нет. Вместе с копной красавицу везут во дворец, и вскоре она выходит замуж за короля, перед свадьбой поставив ему единственноеусловие: он ни в коем случае не должен пускать во дворец нищих.
Через несколько лет, разумеется, одному из нищих таки удается проникнуть в королевские хоромы, и, конечно же, это оказывается не кто иной, как отец королевы. Оборотень прокрадываетсядетскую, перерезает горло обоим монаршим детям, а потом кладет нож под подушку королевы.
Наутро король обвиняет жену в убийстве и изгоняет из дворца, повесив тела принцев ей на шею. Королева встречает отшелькика, который оживляет ее сыновей. Король осознает свою ошибку ивоссоединяется с королевой. А пойманного оборотня сбрасывают в море с самой высокой скалы. Король, королева и их дёти живут долго и счастливо. Возможно, они здравствуют и поныне, потому что до сих пбр в газетах не сообщалось об их смерти.

Аналог этой сказки можно найти в сборнике греческих и албанских сказок, составленном Иоганном Георгом фон Ханом. Еще одну похожую историю я слышал в Пиренеях, хотя и с некоторыми вариациями: там преследуемый оборотнем человек, сбросив с себя по дороге всю одежду, вбежал в дом и схоронился в кровати. Оборотень же не смог переступить за порог. Причина погони также была иной: беглец состоял в масонской ложе и выдал какой-то страшный секрет, зачто его пытался наказать сам магистр ложи, оказавшийся оборотнем. В беарнском варианте нет соответствия финальной части словацкой былички, а в греческой версии опущены фрагменты спревращением человека в зверя и сцена преследования; злодея же там именуют"собакоголовым" (сродни эпитету "волкоголовый", который использовался на севере Европы применительно к преступникам изгнанным из общества).
Стоит также отметить, что в быличке "Дочь волколака" есть эпизод, когда оборотень в реэультате превращения и после припадка бешенства вдруг чувствует сильную усталость; мотив же сбрасывания одежд для удержания оборотня от погони имеет соответствия и в датскихсказках, о которых щла речь ранее. В быличке нигде не говорится, что отец на самом делепреврашается в зверя: в сцене погони упоминаются его руки и он непрестанно клянет свою дочь отборными словацкими ругательствами, как самый что ни на есть обычный человек. Скореевсего, в быличке речь идет о припадке бешенства вроде того, который описан в одной из исландских саг О Скаллагриме. Только вот служанке Брак в той саге повезло гораздо меньше, чем словацкойдевушке, которую в сене нашел сам король.

[Бомж с Дробовиком]

Глава девятая
ЕСТЕСТВЕННЫЕ ПРИЧИНЫ ЛИIКАНТРОПИИ

Врожденная жестокость. — Три вида ее проявления Дюмойар. — Андреас Бихель. — Голландский священник. -Другие примеры естественной жестокости. — Жестокость и утонченность. - Кровавая Купальница из Венгрии. -Внезапность болезни. — Каннибализм у беременных женщин, у маньяков. — Галлюцинации. — Снадобъя. — История Луция. — Самообман

В древних хрониках, а также в фольклорной традиции это явление окутано покровом мифа или предалия; и только скандинавские свидетельства о недуге волчьей одержимости и записи судебных процессов над обвикяемыми в ликантрохвщ во времена позднего Средневековья предлагаютнам непосредственное описание этой формы безумия, которой суеверие придавало такую загадочность.
На протяжении Средневековья ликактропия не рассматривалась как заболевание, ибо в своих проявлениях она настолько мерзка и отвратительна и настолько выходит за пределы допустимого, что не следует удивляться тому, что обычного человека это приводило в оторопь и он склонен был облекать в форму мифа то, чему в действительности даже самый неискушенный исследователь может найти подтверждение.
В этой главе я намерен бегло рассмотреть обстоятельства, при которых людей начинают считать оборотаями-вервольфами.
Как ни поразительно это звучит, но факт остается фактом: человека влечет к у6ийству, к уничтожению жизни, и это роднит его с хищниками.
Многие люди при виде страданий испытываютистинное наслаждение, а стремление убивать или мучить увлекает их сильнеепрочих страстей. Достаточно вспомнить, сколько мальчишек собирается вокруг овцы или свиньиперед забоем, как усиленно колотятся их сердпа и сверкают глаза пи виде судорог издыхающего животного. В различных городах Франции мне нередко доводилось видеть возле боен толпу детей, с увлечением наблюдающих за агонией овец и коров и замирающих от восторга при виде потока крови.
Однако такая склонность проявляется в людях по-разному. У одних она выражается в равнодушии к страданиям, у других — в наслаждении от созерцания убийства, а у некоторых — в неодолимом желании самим мучить и лишать жизни.
Предрасположенность к этому широко распространена; она встреча у взрослых и детей, у людей примитивных и утонченных, невежественных и высокообразованных, у тех, кому она в тягость, и у тех, кому она в радость, независимо от нравственных, религиозных и правовых устоев, - следовательно вызывается она только органическими причинами.
Охотники и рыбаки следуют природной тяге к умерщвлению живых существ, когда обращают свою страсть против зверя, птицы или рыбы; объяснение, будто бы это делается ради пропитания, не может служить оправданием, поскольку охотник весьма мало думает о добыче, когда она уже попала в ягдташ. Мотив для преследования птицы илы зверя кроется в другом: он заключается в неодолимом стремлении лишать жизни, владеет душой человека. Почему ребенок истинктивно пытается прихлопнуть бабочку, когда пролетает мимо? Если ему удается сбить ее, он равнодушно отворачивается и уделяет ей внимание только в том случае, если она бьется в агонии у его ног. Ребенок сбивает порхающее создание единственно потому, что оно живое, и делает это, подчиняясь врожденному инстинкту, побуждащему его уничтожать все живое.
Родители и няньки прекрасно знают, что дети жестоки от природы, и стараются воспитать в них человечность. Раненое животное корчится в муках, а дитя с уадечеиием наблюдает за этим, пока мать не предложит ему "положить конец мучениям бедняжки. По простодушию своему ребёноки не подумает немедленно прекратить страдания несчастной твари, как не станет он сразу проглатывать конфету, пока не насладится как следует ее вкусом. Присущая человеку жестокость может быть гюдавлена другими сильными впечатлениями или нравственным обуздакием; в каждом из нас кроется Нерон, который осознает самого себя лишь в том случае, если его главная страсть становится непреодолимой и начинает сокрушать все препоны. Потеря нравственного контроля, интеллектуальный шок или аномальное состояние организма вполне могут способствовать тому, чтобы эта страсть заявила о себе.
Как я уже отмечал, у разных людей эта страсть проявляется по-разному.
У одних она воплощается в простом желании созерцать чужие муки. Это может привести к преступлению поскольку личность равнодушна к боли других, вполне способна убить человека для достиженна собственных целей. Именно таким был несчастный Дюмойар, убивший шесть девочек и пытавшийся убить еще нескольких. По всей видимости, он не испытывал особого удовольствия от самого убийства но был настолько безразличен к их страданиям, что убивал просто ради того, чтобы завладеть их одеждой, весьма и весьма бедной. Его приговорили к гильотине и казнили в 1862 году (В Альманахе «All the Year Round», №162, можно найти подробное описание этого процесса, сделанное очевидцем).
У других наряду с равнодушием к страданию развивается жажда крови.
Например, Андреас Бихедь заманивал к себе в дом молодых женщин под предлогом якобы имевшегося у него волшебного зеркала, в котором они могут увидеть будущих мужей. В доме Бихель скручивал жертве руки за спиной и оглушал ее. Он снимал с бедняжки одежду, ради чего и совершал убийство, а потом закалывал несчастную женщину . В процессе убийства жажда крови овладевала им настолько,что он буквально кромсал свои жертвы на части, чтобы увидеть их внутренности. Несчастную Катерин Зайдель он распорол сверху донизу, ударяя молотком по лезвию, когда она еще дышала. На суде он признавался, что, "совершая эту операцию, был возбужден, его била дрожь и хотелось оторвать кусок плоти и съесть его".
Авдреас Бихель был казнен в 1809 году (Случай с Андреасом Бихелем описан в книге леди Дафф Гордон «[Narrative of] Remarkable Criminal Trials» (Знаменитые уголовные процессы). [London, 1846].).
Третья категория людей отличается жестокость и кровожадностью, потому что у них непреодолимая жажда крови превращается в одержимость. В цивилизованных странах люди, одержимые такой жаждой, сдерживаются под страхом неминуемого наказанкя или удовлетворяют жажду крови, уничтожая животных. Но в старину, когда лорды неограниченно правили в своих феодальных владениях, встречались ужасающие случаи проявления такой кровожадности, а примеры того, как удовлетворяли жажду крови некоторые римские императоры, вошли в историю.
Франц Иосиф Галль приводит несколько примеров кровожадности из реальной жизни. (Gall [F.J.] Sur les Fonctions du Cerveau. Tom IV.) Один голландский священник был настолько одержим жаждой убивать и рассматривать убитых, что пошел в полковые капелланы только ради того, чтобы созерцать трупы, которых во время боевых действий было предостаточно. Этот человек держал множество различных домашних животных, дабы иметь возможность терзать их детенышей. Он сам забивал животных для кухни. Кроме того, он был знаком со всеми палачами в стране, и, когда те сообщали ему об очередной казни, он мог пройти несколько дней пешком, чтобы с наслаждением лицезреть процедуру казни и смерть казненного.
На поле битвы такая страсть тоже проявляется по-разному: некоторые получают наслаждение от убийства, другие испытывают полное равнодушие. Один старый вояка, вспоминая битву при Ватерлоо, рассказал мне, что, рассекая человеческое тело, он получал ни с чем не сранвимое удовольствие, а по ночам не засыпал, пока во всех подробностях не припоминал приятные ощущения, доставлениме ему процессом убийства.
Нередко разбойники с большой дороги не довольствуются грабежом, проявляя склонность к насилию и убийству. Джон Росбек, например, известен тем, что придумал и испытал на своих жертвах всевозможные зверства просто ради того, чтобы насладиться зрелищем мучений, особенно если это были женщины и дети. Страх наказания и пыток не мог отвратить его от пагубной страсти, покуда он не был казнен.
Галль описывает также скрипача, который, будучи арестован, признался в тридцати четырех убийствах, которые он совершил не из вражды, мести или намерения ограбить, а единственно ради наслажденяя, доставляемого убийством.
Иоганн Гаспар Шпурцхайм ([Spurzheim J. Phrenology, or The] Doctrine of the Mind; [and of the Relations between its Manifestations and the Body]. P. 158.) рассказывает о священнике из Страсбурга, который, будучи богатым и не испытывая ни вражды, ни мести, убил троих человек по той же самой причине.
Галль приводит случай с братом принца Конде, герцога Бурбонского, графом де Шароле, который с детства имел отвратительную привычку мучить животных: в эрелом возрасте он прийялся проливать человеческую кровь и совершать всевозможные зверства. Он убил множество людей без всякого повода, например любил стрелять в кровельщиков просто ради удовольствия посмотреть, как они падают с крыши.
Король Франции Людовик ХI за время правления приговорил к смерти четыре тысячи человек; обычно он наблюдал за казнями через решётку. Рядом с его собственным дворцом были установлены виселицьи, и он лично руководил казнями.
Не следует думать, что жестокость существует только в грубом и корявом обличье; не менее
часто она встречается среди утонченных и образованных людей. Если в людях грубых она проявляется главным образом в нечувствительности к чужим страданиям, то в утонченно-образованном облике она принимает вид страсти, поддаваясь которой человек испытывает невыразимое наслождение.
Кровавые тираны, например Нерон и Калигула, Александр Борджиа и Робеспьер, больше всею на свете любившие наблюдать за смертью и мучениями людей, отличались чувствительностью и крайней утонченносiъю вкусов и манер.
Я знавал образованную и изысканную молодую женщину с весьма нервной натурой, которая с удовольствием нанизывала на нитку живых мух и наблюдала за их содрогаянями. Жестокость может дремать в скрытом состоянии, пока какой-либо благоприятный случай не пробудит ее, и тогда она прорывается всепожирающим пламенем. Жажда крови проявляется подобно любовной страсти или ненависти; мы не имеем представления об их силе, пока обстоятельства не понудят их к действию. Душа пребывает в безмятежкости, пока случайная искра не зажжет пламя любви или ненависти, навеки смутив душевный покой. Слова, взгляда, прикосновения может оказаться достаточно, чтобы запалить фитиль страсти в душе и обречь ее на одиночество. То же самое и с жаждой крови. Она может таиться в недрах души близкого нам человека. Она может тлеть в сердце, дорогом нашему сердцу, а мы об этом и не подозреваем. Возможно, обстоятельства окажутся милосердны и не разожгут огня; возможно, нравственная узда окажется столь крепкой, что ее не удастся порвать.
Михаэль Вагенер (Beitrage zur philosophischen Anthropologie. Wien, 1796). описывает жуткий сулчай, происшедший в Венгрии, не упоминая имени, поскольку это весьма влиятельная в стране семья. Данный случай подтверждает то, о чем я только что говорил, и демонстрирует, по какому пустяковому поводу жажда крови может возникнуть и превзойти все мыслимые пределы.
Елизавета имела обыкновение пышно одеваться и вычурно причесываться, чтобы нравиться мужу, а потом полдня проводила за туалетом. Однажды камеристка указала на какой-то недостаток в ее головном уборе и в качестве награды за внимательность получила такую оплеуху, что у нее из носа хлынула кровь и обрызгала лицо госпоже. Когда с лица была смыта кровь, оказалось, что кожа стала бедее и прозрачнее в тех местах, куда попала кровь.
Елизавета исполнилась решимости не только умыться, но и все тело омыть человеческои кровью, дабы стать еще краше. Две старухи и некий Фицко помогли ей. Этот злодей умертвил злосчастную жертву, а старухи сцедили кровь, в которой Елизавета искупалась в четыре часа поутру. После такой ванны она стала еще прекраснее, чем была.
Елизавета придерживалась этой привычки и после смерти мужа (в 1604 году) в надежде привлечь новых поклонников. Несчастные девушки, которых заманивали в замок, уверяя, что их примут на службу, попадали в подвал. Там их избивали до полусмерти. Частенысо сама Елизавета принимала участие в избиении жертв; она снимал, них одежду, пропитанную кровью, и возобновляла пьттки. Потом избитых резали бритвами.
Иногда девушек пытали огнем, а потом уже резали, но большую часть забивали до смерти.
Зверство дошло до такой степени что Елизавета начала колоть иголками тех, кто сидел с ней рядом в экипаже, особенно лиц женского пола. Одну из служанок она раздела донага, обмазала медом и вывела во двор.
Как-то раз, когда Елизавета заболела и не могла удовлетворять свою ненасытную жажду крови, она, словно дикий зверь, укусила девушку, подошедшую слишком близко к постели.
В общей сложности графиня загубила шестьсот пятьдесят девушек; часть погибла в Чахтице, где для этих целей оборудован подвал; часть — в других местах: она уже не• могла жить без убийства и кровопролития.
Наконец родители пропавших девушек перестали поддаваться обману и подкулу, замок был взят властями, и там были обнаружены следы преступлений. Соучастников Елизаветы казнили, а сама она была приговорена к пожизненному заключению.
Не менее примечательна история маршала де Реца, в ком вышеупомянутые наклонности прорезались также не сразу. Это был образованный, даже ученый человек, выдающайся полководец и блестящий придворный. Он сидел в библиотеке и читал Светония, когда им внезапно овладела страсть к убийству и насилию; он поддался ее непреодолимой силе и превратился в одного из самых жестоких чудовищ, когда-либо существовавших на свете.
Сюда же можно отнести и историю с галицийским каннибалом Святеком. Он был безобидным нищим, пока по воле случая не набрёл на пожарище, где, мучимый голодом, съел останки сгоревшего при пожаре человека. С этого времени он, словно ворон, рыскал в поисках человечшы.
Французский дворянин Бертран имел прекрасное образование. Однажды, стоя у церковной ограды в маленькой деревушке, он увидел церемонию похорон. Им тут же овладело непреодолимое желание вырыть труп, который при нем закапывали в могилу. С тех пор он много лет, подобно гиене, охотился за трупами. Его история подробно описывается в пятнадцатой главе.
Отклонения в организме порой провоцируют кровожадкость. Нечто подобное происходит при беременности, когда нарушается привычвое состояние организма, что порождает болезненный аппетит. Подобные примеры приводит Шенк (ObservationesMedic. Lib. IV. De Gravidis).
Некая женщина, будучи беременной, увидела, как пекарь несет поднос с хлебом на голом плече. Она почувствовала настолько сильное желание вонзить зубы в его плоть, что не могла ничего есть, пока ее муж за большую сумму не уговорил булочника, чтобы тот позволил ей укусить себя. Беременная укусила его два раза — на третий раз булочник наотрез отказался. Женщина беременела трижды: дважды она родила здоровых близнецов, третья пара детей родилась мертвыми.
Близ городка Андернах, на Рейне, беременная женщина убила своего мужа, к которому искренне привязана, частично съела убитого, а остальное засолила. Когда наваждение прошло, она осознала весь ужас содеянного и добровольно сдалась властям.
В 1553 году женщина перерезала мужу горло и отьела нос и левую руку у еще теллого трупа. Затем она разделала тело и засолила его впрок. Вскоре после этого она родила тройню. Женщина осознала происшедшее лишь после того, как соседи стали спрашивать, где найти ее мужа, дабы сообщить ему о прибавлении семейства.
Летом 1845 года греческие газеты опубликовали сообщение о том, как беременная женщина убила мужа ради того, чтобы поджарить и съесть его печень.
Известно, что, у некоторых безумцев преобладает страсть к убийству, но иногда она сопровождается еще и каннибализмом.
Грюнер ([Gruner Ch. G., Duncker H.H.G.] De Anthropophago bercano [section posterior paphologica: dissertation]. Jena, 1792.) рассказывает о пастухе, который, явно будучи не в себе, убил и съел двух человек. Марк ([Marc Ch. H., Ideler K.W.] Die Geisteskrankheiten [in Beziehung zur Rechtspflege]. Berlin, 1844.) приводит случай с женщиной, которая, пока ее муж был на работе, убила собственного полуторагодовалого ребенка. Она отрубила ему ноги и потушила их с капустой, часть съела сама, остальное предложила мужу. Семья, конечно, была бедная, но еда в доме имелась. В тюрьме женщина проявила все признаки сумасшествия.
Нигде некрофилия и каинибализм так явно не связаны с безумием, как в случаях ликантропии. Примеры, описанные в предыдущей главе, неопровержимо подтверждают, что жажда крови сопровождается галлюцинациями. Жан Гренье, Руде и другие были твердо убеждены, что они испытали превращение. Болезненное состояние тела или разума может порождать галлюцинации, зависящие от характера и типа личности. Например, честолюбивый человек в маниакальном состоянии вообразит себя королем; скупец придет в расстройство, вообразив, что лишился последних денег или начнет ликовать, представив себе, что стал обладателем неисчислимых сокровшх.
Пожилой человек, страдающий от ревматизма или подагры, воображает, что сделан из фарфора или хрусталя, а охотник при наступлении новолуния кричит "ату!", словно подгоняет свору собак. Так же и жестокий от природы человек, повредившись в уме, легко вообразит, что перевоплощается в самого жестокого и кровожадного зверя, какого только может себе представить.
Галлюцинации страдающих ликантрокией могут зависеть от многих причин. Старинные авторы, например Форестус или Бертон, рассматривают синдром оборотничества (волчью болезнь) как разновидность депрессивного состояния, и некоторые из них определяют у пациента ликантропию, даже если он не считает себя оборотнем.
На современном уровне медицинского знания мы можем утверждать, что галлюцинации могут вызываться различными условиями.
В лихорадочком состоянии чувствительность настолько искажается, что больной плохо представляет себе, какое место в пространстве занимают ею конечности: они кажутся ему то беспредельно длинными, то несоразмерно короткими. При сыпном тифе больным с неустойчивой нервной системой нередко кажется, что они раздваиваются или разрезаны пополам, что у них исчезли руки и ноги. Иногда больному кажется, что конечности его сделаны из какого-нибудь хрупкого материала, вроде стекла, а иногда происходит такой распад личности, что больной воображает, будто стал женщиной.
Маньяк, которому кажется, что он — не он, а кто-то другой, проникается мыслями, чувствами и привычками вымышленной личности, и, если это проникновение достаточно глубоко, он может убедить самого себя в реальности превращения. Он начинает говорить о себе, как о вымышленной им личности и на самом деле ощущает все чувства, увлечения, потребности этой личности. Чем больще маньяк отождествляет себя с другим, тем больше усугубляется безумие, протекание которого зависит от индивидуальных особенностей. Если больной не слишком умен, невежественен и необразован, то он слабее сопротивляется метаморфозе, и бывает очень трудно определить грань между его действительной и безумной ипостасью. Многое из того, что Жан Гренье, страдавший этой формой заболевания, говорил во время процесса, имело смысл, но этот смысл то и дело сопровождался бредом безумца.
Галлюцинации могут, возникать под воздействием искусственных средств, и некоторые обвиняемые
в ликантропии по ходу процессов признавались, что пользовались такими средствами. Я имею в виду притиранкя, о которых упоминалось на судах над ведьмами и оборотнями. Нижеследующая цитата приводится из "Золотого осла" Алулея; она доказывает, что уже в его времена различные мази широко применялись как средство превращения.
"[Фотида]... велит смотреть через какую-то щелку в двери. А происходило все так. Перво-наперво Памфила сбрасывает с себя все одежды и, открыв какую-то шкатулку, достает оттуда множество ящичков, снимает крышку с одного из них и, набрав из него мази, сначала долго растирзет ее между ладонями, потом смазывает себе все тело от кончиков ногтей до макушки, долгое время шепчется со своей лампой и начинает сильно дрожать всеми членами. И пока они слегка содрогаются, их покрывает нежный пушок, вырастают и крепкие перья, нос загибается и твердеет, появляются кривые кости. Памфила обращается в сову. Испустив жалобвый крик, вот она уже пробует свой силы, слегка подпрыгивая над землей, а вскоре, поднявшись вверх, распустив оба крыла, улетает.
Но она-то силою своего магического искусства по собственному желанию переменила свой образ, а я, никаким заклятием не зачарованный и лишь окаменев от удивления перед только что произошедшим, казался самому себе кем угодно, но не Луцием; почти лишившись чувств, ошеломленный до потери рассудка, грезя наяву, я долго протирал глаза, стараясь убедиться, что не сплю. Наконец, придя в себя и вернувшись к действительности, схватываю руку Фотиды и, подкося ее к своим глазам, говорю:
— Не откажи, умоляю тебя, пока случай нам благоприятствует, дать мне великое доказательство исключительного твоего расположения и удели мне кацельку этой мази. Заклинаю тебя твоими грудками, медовенькая моя, неоплатным этим благодеянием навеки рабом своим меня сделай итак устрой, чтобы я стал при тебе, Венере моей, Купидоном крылатым!
<...> Она, вся в трепете, бросилась в комнату и вынула из шкатулки ящичек. Схватив его и облобызав, я сначала умолял его даровать мне счастливые полеты, а потом поспешно сбросил с себя все одежды и, жадно запустив руку, набрал порядочно мази и натер ею члены своего тела. И, уже помахивая то одной, то другой рукой, я старался подражать движениям птицы, но ни малейшего пушка, нигде не перышка, только волосы мои утолщаются до шерсти, нежная кожа моя грубеет до шкуры, да и на конечностях моих все пальцы, потеряв разделение, соединяются в одно копыто, да из конца спинного хребта вырастает большой хвост. Уж лицо огромно, рот растягявается, и ноэдри расширяются, и губы отвисают, к тому же и уши непомерно увеличиваются и обрастают шерстью. Без всякой надежды на спасение я осматриваю все части моего тела и вижу себя не птицей, а ослом".
Мы знаем, из чего состоят такие волшебные мази. В их состав входили наркотические вещества, в частности паслен, аконит, белена, белладонна, опиум. Они вываривались в растительном масле или жире младенцев, убиваемых специально для этой цели. Добавлялась также кровь летучих мышей, но ее роль, видимо, была незначительной. Возможно, использовались и другие снотворные средства, о которых нам не известно.
Чем бы ни вызывались галлюцинации, не следует удивляться тому, что страдающий ликантропией воображал себя превращенным в животное. Я уже приводил примеры с пастухами, кои по роду деятельности своей постоянно враждовали с волками; нет ничего удивительного в том, что, попадая под воздействие галлюцинаций, они воображали, что обращаются в диких зверей, и их помрачнённое сознание приписывало самим себе в превращенном в этих зверей виде все те раны и увечья, которые те причиняли в действительности. Нередко случается, что повредившиеся в уме люди обращаются в суд, обвиняя самих себя в преступлениях, совёршенных другими, и только тщательное расследование обнаруживает, что они возвели на себя налраслину. Однако они описывают обстоятельства преступления с невероятной точностью, будучи убеждены, что преступное деяние совершено именно ими. Приведу всего лишь один пример.
Во времена Французской революции на фрегате "Гермиона" капитаном служил некий Пигот, человек грубый и жестокий. Команда взбунтовалась и, безжалостно расправившись с капитаном и несколькими старшими офицерами, привела судно во вражеский порт. Одному из мичманов удалось избежать расправы, и впоследствии он на суде опознал многих преступников. Мистер Финлейсон, государственный актуарий, в то время занимавший официальный пост в Адмиралтействе, рассказывал:
«Мне доводилось встречать около десятка моряков, каждый из которых с жаром утверждал, что именно он нанес первый удвр капитану Пиготу. Эти люди точно и подробно описывали различные обстоятельства бунта. Однако в действительности ни один из ких не только не бывал на этом судне, но и капитана Пигота в глаза не видывал. Они просто знали всю эту историю в подробностях из рассказов товарищей. Долго живя в изгиании и тоскуя по дому, они слегка тронулись умом и со временем стали считать себя виновными в преступлении о котором много слышали и размышляли. Они верили в свою виновность настолько искренне, что добровольно сдавались английским властям и в кавдалах отправлялись в Англию, чтобы предстать перед судом. Однако, несмотря на их клятвенные признания, мы всегда выявляли таких и устанавливали их непричастность к бунту» (LondonJudicialGazette. 1803. Январь).

[Бомж с Дробовиком]

Глава десятая
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ИСТОЧIНИКИ ОБОРОТНИЧЕСТВА

Метемпсихоз. — Родство людей с животными. — Финнбоги и медведь — Индейцы-осаджи и бобры. - Связь между душой и телом. — Буддизм. — Мистер Холлоуэй. — Обыденные представления о теле. — Немецкие легенды о мертвых. — Одежда из перьев. — Переселение душ. — Баскская легенда. — Панчатантра. — Первобытные представления о природных явлечиях. – Гром, туча и молния. — Происхождение драконов. — Дракон. - Водяной смерч у Джона Бромптона. — Миф о Тифее. -
Аллегорическое представление об ургане. - Антропоморфоз. - Кучевые облака и небесные лебеди. — Урваши. — Грозовые облака идемоны. — Вритра и Ракшаса. — История о брамине и Ракшасе


Мифы о превращении людей в животных встречаются во всех фольклорных традициях. Боги Древней Греции имели обыкновение превращаться в животных, когда человеческое обличье не позволяло осуществить свои замыслы легко, быстро и скрытно. В скандинавских мифах Один превращался в орла, Локи оборачивался лососем. Множество легенд о превращениях можно встретить среди восточных поверий.
Очень тонкая грань отделяет эти легенды от историй о Переселенки души животного в человека или человеческой души в животного (метемпсихоз).
Учение о метемпсихозе основало на представлении о различии между человеком и животным. Вера в животных, наделенных человеческой душой, существовала с древнейших времен, и соотношение между интеллектом и инстинктом либо неверно истолковывалось, либо считалось тайной, которую человеку не дано постичь.
Человеческая душа и созиалие казались чем-то возникшим еще до рождения, и в мифах о метемпсихозе можно проследить попытки найти источник сознания, когда сны и видения рассматривались как отголоски памяти о событиях, происшедших в предыдущий период существования.
Современная философия идет примерно тем же путем, полагая, что человек является результатом развития и совершенствования более примитивных существ.
Считалось, что после смерти преобразование души продолжается. Она либо воссоединялась с источкико разума, с Брахмой, с божеством, либо опускалась до уровня животных. Таким образом, учение о метемлскхозе строилось на поощреняй или наказалии, ибо посмерткое лреображение души зависело от её поведения при жизни. Душа человека нёчестивото и жестокого переселялась в’ тело дикёго Зверя (например, миф о Лнкаоне превращенном в волка); душа робкого человека - вселялась в зайца, а -льяишцы и обжоры- становились -свикьями.
Человеческий ум на заре мира мало чем отличался от разума животных, а потому не следует удивляться, что палки предки были не в состоянии отличать инстинкт от интеллекта. Не умея осмыслить это- различие, древние верили в метем психоз.
Но человек видел в животном собственное подобке, не только используя силу воображенкя, но и в действительности наблюдая у животных поведение, повадки, желания, муки и страдания такие
же, как у людей, что приводило к естественному выводу о том, что у животных есть душа, подобная человеческой. Отсюда в человеке возникало ощущение родства с животными, и он, не мудрствуя лукаво и невзирая на явные различия, наделял животных всеми человеческими свойствами, включая сознание. Человек полагал, что животными движут те же побуждения, что они подчиняются тем же правилам чести и предрассудкам: чем выше стояло животное на лестнице развития, тем охотнее оно воспринималось как равное человеку. Примечательным примером такого отношения может служить сага о Финнбоги (песнь ХI):
"Теперь надо о Финнбоги сказать. Еще раньше, с вечера, когда все спали, встал он и взял свое, оружие; идет он по следам, которые ведут его к берлоге. Такова была отвага его, что шел он пятясь и держался следов, пока не достиг берлоги. Видит он, лежит там медведь, смяв под себя барана, и высасывает его кровь. Тогда взговорил Фкннбоги:
— Подымайся-ка ты, медведина, и выходи со мной побороться; это получше будет, чем лежать на этом барашке.
Медведь поднялся, посмотрел ка него и улегся наземь. Взговорил Финнiбоги:
— Если тебе кажется, что я слишком вооружен, можно этому горю пособить. — Снял он с себя шлем, забросил щит и сказал: — Вставай же теперь, если осмеливаешься.
Медведь уселся и покачал головой: засим он опять улегся Тогда сказал Финнбоги:
— Вижу я, что ты хочешь, чтобы мы оба были при равном оружии. — Отбросил он от себя меч и сказал: — Пусть будет так, как ты хочешь; вставай только, если сердце у тебя, как и следует ждать, получше, чем в этом зверьке, что из самых трусливых.
Поднялся медведь; дыбом взъерошилась на нём шерсть, и громко заревел он; бросился он на Финнбоги ("Сага о Финнбоги Сильном").
Обратимся теперь к мифу осаджей, записанному Джеймсом А. Джоунсом и опубликованном в книге "Предания североамериканских индейцев". По этому преданию можно судить, насколько расплывчато представление первобытного ума о различие между инстинктом и сознанием, когда человек, живущий в лесу, не видит разницы между собой и животным.
"Воин-осадж выбирал себе жену: ему понравились опрятность и сообразительность бобров. Он отправился в жилище бобров, чтобы попросить у них девушку в жены. В углу хижины сидела женщина из рода бобров, расчесывая волосы бобрятам, и, когда малыши шалили, раздавала им звовкие затрещины. Вождь бобров шепотом объяснил гостю, что эта женщина — его вторая жена и она всегда сильно сердится, если надо заняться делом, вместо того чтобы болтать с соседками. Вождь сказал, что малыши — это их детя, а девушка, которая заставила их потереться носами в знак примирения, — это его старшая дочь от первой жены. Затем он громко обратился к жене:
— Жена, что у нас на обед? Наш гость явно проголодался: видишь, он побледнел, глаза у него потускнели, и стулает он тяжко, как лось.
Она ничего не сказала ему в ответ, потому что в этот день была не в настроении, но воскликнула что-то, и в хижину вошла неряшливая на вид бобриха.
Ступай, — велела ей жена вождя, — и принеси гостю чего-нибудь поесть.
Неряха вышла через низкую дверцу в соседнее помещение и вскоре вернулась с большими кусками ивовой коры, бросив ее под ноги вождю и его гостю. Вождь бобров принялся жевать кору, а воин-осадж притворился, что тоже ест. Они повели между собой неспешный разговор о самых разных делах, главным образом о войнах между бобрами и вьдрами и о том, как бобры постоянно побеждают противников. Вождь рассказал нашему предку о том, как бобры валят большие деревья и доставляют их к тем местам, где намереваются построить плотину; как они ставят бревна для постройки жилищ и как обмазывают их глиной, чтобы влага не проникала внутрь. Потом он перешел к рассказу о том, чем они занимаются, когда зарывают топор войны: тогда наступает мир и благоденствие и они любят собираться все вместе, отдыхая от трудов, и наслаждаются беседой, едой, кулавием, игрой в кости и любовью. Все это время. дочь вождя сидела, не своди глаз с воина-осаджа и прядвигаясь все ближе и ближе, пока не коснулась передней лалкой его рука Потом она обняла его за шею и потерлась пушистой мордочкой о его щеку. В свою очередь, наш предок не только не остался равнодушным к ее ласкам, но, напротив,. отвечал с должиым усердием. При виде этого старый бобр отвернулся и предоставил им раэвлекаться, сколько душе угодно. Наконец он резко повернулся к ним, но девушка, догадавткясь, что сейчас произойдет, притворилась смущенной и спряталась за спину матери. Тогда вождь сказал:
— Хватит попусту баловаться. Почему бы тебе не жениться на моей дочери? Она хорошо воспитада и трудолюбива. Она способна своим хвостом обмазать стенку глиной лучше любой другой девушки из нашей деревни. Да и большое дерево она подточит зубами за день, не в пример многим мужчинам нашего рода. В сообразительности ей тоже не откажешь: попробуй сыграть с ней в тарелку — и увидишь, кто победит. Что до опрятности, то взгляни только на ее юбку.
Наш предок ответил, что нисколько не сомневается в трудолюбии и опрятности девушки, равно как и в ее способности зубами подточить самое большое дерево и применить свой хвост с пользой для хозяйства, а потому он очень ее полюбил и захотел, чтобы она стала матерью его детей.
И дело было слажено".
Обе истории, одна из исландской саги, другая из фольклора североамериканских индейцев, со всей очевидностью показывают, насколько примитивный ум отождествляет душу человека с душой животного. Оба испытывают одинаковые чувства, а ведут себя по-разному только потому, что отличаются по телосложению. Души у них одинаковые, и различают их только внешние признаки.
Не только примитивные, но и многие развитые народы считают тело чем-то вроде одежды, покрывающей душу. Буддисты полагают, что личность воплощается исключительно в душе, а тело имеет к личности не больше отношения, нежели одежда, которую мы то снимаем, то надеваем. Человек — существо духовное, в тело он облекается лишь по обстоятельствам, хоть в человеческое, хоть в звериное. По мере того как дух возвышается, он воплощается во все более благородном теле. Сам Будда прошел все стадии воплощения: на одной из стадий он был зайцем, и благородство его души оказалось столь велико что он принес себя в жертву, чтобы оказать гостеприимство Индре, который в облике дряхлого старца попросил у него приюта и пищи. Буддист почтительно относится к животным: в теле быка может обитать душа предка, а рядом может бежать на четырех лапах, лаять и вилять хвостом душа потомка. Когда буддист входит в транс, его душа покидает тело, оставляя его лежать, как будто сбрасывает одеяние из плоти, крови и костей, и возвращается, когда транс проходит. Однако в это верят не только буддисты, подобное представление распространено повсюду. Предполагается что дух, или душа, заключен в теле, как в темнице, что тело — это всего лишь фонарь, в котором горит огонь души. При этом "бренное тело", как представляется, "угнетает душу", и та не может достигнуть совершенства, пока не покинет земную оболочку. Батлер считает члены человеческого тела инструментами, предназначенными для того, чтобы, подобно оптической трубе или костылям, обеспечивать душе возможность видеть, слышать, передвигаться, а потому их утрата ни в коей мере не вредит нашей личности.
Покойный мистер Д. Холлоузй, служащий Банка Англии, брат известного гравера, признавался, что однажды ночью, лежа в постели и мучась бессонницей, он сосредоточил свой взгляд на далекой прекрасной звезде, что светила сквозь окно, и внезапно почувствовал, как дух его покинул тело и воспарил. Но тут же, охваченный страхом за жену, которая может перепугаться, обнаружив рядом его мертвое тело, он пришел в себя и не без труда воссоединился с телом. Он описывал это событие как возвращение из света во тьму и утверждал, что, пока дух его витал в пространстве, он попеременно переходил из света во тьму и обратно, мысленно обращаясь то к звезде, то к жене. В мифах многих стран рассказывается об угнетении духа телом, а освобождение души рассматривается как избавление от "бремени" плоти. Вопрос о том, способна ли душа действовать и выражать себя вне тела, так же не подлежит сомнению для примитивного ума, как для нас вопрос о том, может ли огонь материализоваться вне парового котла и механизма. Но следует заметить, что только христианство приписывает телу то же достоинство, что и душе, и оставляет ему надежду на очищение и воскрешение, о чем не говорится ни в одной из известных мифологий.
Однако, невзирая на настоятельное свидетельство Святого Писания, широко распространенное убеждение в том, что душа томится в неволе тела до тех пор, пока связана с ним, очень схоже с представлениями буддизма.
Если наша душа — узница в клетке тела, как выразился поэт, она может переместиться в другую клетку. Если тело — это одежда души, по утверждению буддистов, почему бы ей время от времени не менять одежду.
Это естественный вывод, породивший во всем мире бесчисленные истории о превращениях и переселениях душ. Наши тевтонские и скандинавские предки также рассматривала тело как одежду для души, что явствует из самой этимологии слов Leichnam и lirhama (мертвое тело), обозначающих тело, котороё покинула душа.
Я уже упоминал норвежское слово hamr и теперь хочу вернуться к нему. Наmr в англосаксонском соответствует словам hama‚ homа, в саксонском — слову hamo, в древневерхненемецком - hаmо, в старофранцузском — homa, hama, с которыми связаны готскае gahamon, ufar-hamon, anahamon; and-hamon, af-hamon, а также древневерхнемецкое hemidi, современное Hemde, "одежда". В сочетаниях мы обнаруживаем это слово в виде lir-hagnr в старонорвежском; в древневерхвенемецком lir-hamo, в англосаксонском lir-hama и floesc-hama, в старосаксонском lir-hamo, в современном немецком Leich-nam, "тело", то есть "плотская одежда", так же как тело птицы в старонорвежском называется fjadr-hamr, в англосаксонском fetherhamo, в старосаксонском fethernamo, одежда из перьев" тело волка называется в старонорвежском ulfshamr, а тело тюленя на фарерском ropahamr. Значение древнего глагола adhamaz теперь понятно; он означает переходать из одного тела в другое, аhama-skipti значит переселенае души. Способ переселеная прост: душа облекается в тело животного путем натягивания его шкуры. Когда Локи, вредоносный норвежский бог, отправился в поход на поиски похищенной Идунн, он позаимствовал у Фрейи ее соколиное одеяние — и тут же превратился в сокола. Едва только Локи покинул Трюмхейм, за нам погнался Тьяцци, накинув орлиные перья и превратавшись в орла.
Чтобы отыскать молот Тора, Локи вновь позаимствовал у Фрейи ее оперение, и, когда он улетал, перья шуршалм и шелестели на ветру.
Примерно так же Кэдмон описывает полет злого духа в одежде-оперении: "Он летел в одеянье из перьев, на ветру шелестевших" (Нelj. 171, 23).
Иногда душа может освободиться от тела и вселиться в другое тело (Животного или человека) — такие мифы втречаются в различных теологических традициях.
У финнов и лопарей шаманы нередко впадают в каталептическое состояние, и все убеждены, что в это время их душа странствует, чаще всего в другом обличье, выбрав наиболее подходящее для этой цели животное. В предыдущей главе я уже приводил такие примеры. Аналогичные убеждения проявляются во многих случаях ликантролии. Больной находится в состоянии транса, причем для постороннего взгляда его тело остается неподвижным, тогда как душа переселяется в тело волка, оживляет его и заставляет бежать, куда ей надо. У басков существует любопытная легенда, которая подтверждает, что у этого урало-алтайского народа, оттесненного арийскими соседями от других народов той же семьи, сохраняется аналогичное суеверие. Как-то раз в Пиренейских горах охотник преследовал медведя. Внезапно мишка набросился на него и задавил, но, прежде чем умереть, охотник успел нанести ему смертельную рану. Умирая, охотник вдохнул в медведя свою душу и с тех пор в обличье зверя блуждал в горах.
Одна из санскритских сказок, из собрания "Панчатантра", представляет собой такой замечательный пример индийских представлений о метемпсихозе, что я позволю себе привести ее здесь в кратком изложении.
Некий царь шел по рыночной площади своего города и обратил внимание на горбатого шута, ужимками и прибаутками вызывавшего у зрителей взрывы смеха. Царю горбун понравился, и он пригласил его во дворец. Вскоре после этого в присутствии шута колдун-некромаит обучал монарха искусству переселения души в чужое тело.
Монарх тут же пожелал применить новые знания на практике и отправился в лес в сопровождении шута, который, как полагал царь, ничего не слышал или, во всяком случае, не понял из объяснений колдуна. В глубине джунглей они наткнулись на тело брамина, который умер там от жажды. Царь спешился, оставил коня и выполнил необходимый обряд — его душа мгновенно переселилась в брамина, а его собственное мертвое тело распростерлось на земле. В тот же миг горбун покинул свое тело, вселился в царское и, распрощавшись с потрясенным монархом, умчался на его коне во дворец, где и был встречен с царскими почестями. Вскоре царица и один из слуг заподозрили, что дело нечисто. Тут во дворце появился бывший царь, а ныне брамин, рассказал о случившемся, и они задумали вернуть его в царское тело. Царица спросила у поддельного мужа, нельзя ли научить ее попугая говорить, и муж, от полноты супружеской любви проявивший слабость, пообещал, что обучит попугая сам. Он покинул свое тело и вселился в попугая. Настоящий царь не мешкая оставил тело брамина и вернулся в то, что законно принадлежало ему, а царица тем временем свернула попугаю шею.
Помимо веры в переселение душ, породившей бесконечное число легенд, в народной мифологии существовал и другой мотив, отраженный в историях об оборотнях. Среди обилия суеверных представлений, связанных с оборотничеством, особенно популярны три образа: лебедя, волка и змея. Во многих рассказах отражается суеверное почитание оборотней, ибо тому, кто способен менять обличье приписывалась высшая природа. В христианских странах у священников все связанное с языческими веровавиями вызывало подозрение, и сверхъестественные силы, не одобренные официальной Церковью, приписывались дьяволу. Языческие боги превратились в бесов, а чудеса, связанные с ними рассматривались как бесовское наваждение. Оборотничество, в котором проявлялось влияние античного божества, с распространением христианства стало приравниваться к колдовству. Таким образом, рассказы об оборотнях оказались в опале, а сами оборотни считались уже не священными существами, достойными почитания, а презренньи ведьмаками, заслуживающими сожженая заживо.
На ранней стадии развития общества, когда природные явления были мало изучены, многие выражения, которые нам представляются поэтическими метафорами, понимались буквально. Говоря, что гром грохочет, мы употребляем выражение, в котором отражается всего лишь представление о том, что раскаты грома наломинают грохот колес экипажа, но для необразованного ума в этом заключался иной смысл. Первобытный дикарь не знал, чем вызван гром, и, отмечая сходство между ним и грохотом колес, приходил к заключению, что это едет божественная колесница или небесные духи развлекаются игрой в кегли.
Мы говорим о пушистых облаках, потому что они кажутся нам мягкими и легкими, словно шерсть, а древний человек, отмечал то же самое сходство, верил, что эти скопления пара являются стадами небесных овец. Мы говорим, что облака летят: дикарь употреблял то же самое выражение, глядя на покрытое белыми барашками небо, но видел в них при этом стаю небесных лебедей над священным озером. Мы придвигаемся поближе к камину, дрожа от ветра, который, как мы говорим, завывает за окнами, но вовсе не представляем себе ветёр в виде существа, способного выть. Дикий, первобытный человек именно так и представлял ветер, который выл, как воют волки и собаки. А поскольку волков и собак дикарь видел воочию, он, естественно, приходил к выводу, что ветер — это сверхъестественная собака или чудовищньтй воли из тех, что рыщут во мраке зимней ночи в поисках жертвы.
Наряду с подобным принципом объяснения явлений природы по аналогии с животным миром, первобытный ум делал и другие умозаключения. По небу бродили не обычные стада овец, а стада, принадлежавшие небожителям, да и сами овцы тоже, возможно, имели сверхъестественную природу. Лебеди, парившие в небе выше самых высоких горных пиков, были не обычные, а божественные, небесные лебеди. Волк, завывающий во мраке темной зимней ночью, собаки, от чьего зловещего лая содрогается дремучий лес, не простые земные создания — это волки и собаки из владений божественного охотника, да и сами по себе они принадлежат к чудесам сверхъестественного мира.
Так облака становились лебедями, лебеди-облака обретали божественную природу, преврашлись в валькирий, апсар, которые глазам смертных представали в птичьем оперении, а на самом деле были богинями-небожительмицами. Завывающий ветер вначале представлялся волком, а затем становился божеством бури, который в волчьем обличье развлекался земной охотой.
В качестве одной из излюбленных в мифологии форм перевоплощения я упомяиул змея. Древние видели извилистую раздвоенную молнию и воображали ее в обличье небесного огнешого змея, божественного змея, который был богом, а в змеином облике являлся глазам смертных. Среди североамериканских индейцев до сих пор бытуют представления о молнии как о гигантском змее, шыпение которого звучит раскатами грома.
"О — воскликнул крестьянин из Магдебурга, обращаясь к немецкому профессору, когда во время грозы сверкнула раздвоенная молния. — Вот это змея!"
Греки тоже подмечали сходство грома и молний с животным миром.


Не то ваш рассудок навек потрясет
Свирепого грома рычанье.
(Эсхил. Прометей прикованный. 1060—1061)


И, ствол обвивая, багровый.
То древо бессменно дракон сторожил.
(Еврепид. Геракл. 396—397)


Аристотель называет молнии извивающимися змеями.
Нам трудно вернуться к незнанию всего того, что мы теперь знаем о природных явлениях, трудно воспринимать атмосферные события так, словно нам ничего не известно о законах природы, и поэтому мы склонны считать доводы народной мифологии вроде тех, что я приводил выше, фантастическими и невероятными.
Но для человека Древнего мира Познание всех природных феноменов было внове, и только после очередной неудачной попытки объяснить их сверхъестественными причинами мы приходили к открытию истинных причин. Однако среди простонародья сохранилось огромлое количество преданий, истолковывающих таинственше атмосферные явлении. Недавно девушка из Йоркшира в ответ на вопрос, почему она не боится грозы, сказала, что ей не страшно, потому что это голос ее Отца. Что она знает о том, как атмосферный воздух стремится заполнить вакуум, созданный прохождением электрического тока? Для нее гром - это голос Господа. В Северной Германии крестьяне до сих пор объясняют грозу тем, что ангелы играют в кегли на небесах, а снег — тем, что на небе трясут перины.
Миф о драконе в связи с метеорологическими явлениями, пожалуй, в большей степени, нежели другие, иллюстрирует фазу перехода от териоморфоза (превращение в животных) к антропоморфозу преврщение в человека).
Дракон в народной мифологии — это не что иное, как гроза, появляющаяся вдали, стремительно несущаяся по небу на распростертых черных крыльях, высунув огненный раздвоенный язык и
извергая пламя. В словацкой легенде дракон всю зиму спит в горной пещере, но в весеннее равноденствие стремительно вылетает оттуда.
"Через миг небо покрыла тьма, и сверкали только драконьи глаза и пасть. Земля тряслась, камни с грохотом скатывались по горным склонам в долины. Дракоц бил хвостом слева направо и справа налево, обрушивая сосны и березы, ломая стволы, как тростинки. Он извергал такие потоки воды, что перелолнились горные реки. Но постепенно мощь его истощалась, он больше не бил хвостом, не извергал воду и не изрыгал пламя".
По-моему, в этом описании трудно не распознать весеннюю грозу. Но невежественный разум наглядно представлял эту грозу в виде дракона, что со всей Очевидностью, даже для самых больших скептиков, подтверждается следующей цитатой из летописи Джона Бромптона:
"Другое знаменательное событие регулярно происходило в Сатальском заливе (на побережье Памфилии). Там, окутакный тучей, появлялся огромныЙ черный дракон и погружал голову в воду, а хвост вэдымал до небес; и поглощал тот дракон воду так неистово, что, окажись в ту пору по-близости какой-нибудь корабль, полный людей и товаров, он был бы втянут в драконью пасть и извергнут в небо. Дабы избежать этой опасности, людям следовало, едва завидев дракона, тут же поднимать громкий шум, кричать и стучать по дереву, чтобы дракон, устрашась криков и шума, убрался подальше. Некоторые, однако, полагают, что это не дракон, а солнце втягивает воду из моря, и это весьма вероятно".([Chronicon Johannis Brompton]. Арud [Rоgeri] Тwysdеn Нist[огiае] Аnglicа[nае] Script[ores]. Х. [London], 1652. Р. 1216). Джон Бромптон описывает так водяной смерч.
В греческом мифе дракон-гроза приобретает некоторые антропоморфные чертьх. Тифей (Тифон) является сыном Тартара и Геи; грозовая туча, вздымающаяся на горизонте, вполне могла представляться как возникающая из утробы матери-земли, а свойства грозы достаточно точно указывали на отцовство Тартара. Тифей, как воплощение урагана или тайфуна, имеет сотню драконьих или змеиных голов и извергает клубы пара, подобно грозовой туче. Он изрыгает пламя, то есть молнии, и рычит, как стая диких собак. Тифей вздымается до небес, чтобы затеять битву с богами, а те разбегаются от него, принимая самые причудливые обличья. Кто не распознает в этом образе грозовую тучу, стремительно накрывающую небо, а в превращениях богов — белые облака, гонимые по небу ураганом!
Согласно Гесиоду, Тифей — отец всех дурных ветров, которые приносят дожди и бури, разорают земледельцев и губят мореплавателей. Греки называли эти ветра общим именем "смерчи, вихри":


Влагу несущие ветры пошли от того Тифоея,
Все кроме Нота, Борея и белого ветра 3ефира:
Эти - из рода богов и.для смертных великая польза,
ветры же прочие все — пустовеи и без толку дуют.
Свёрху они упадают на мглисто-туманное море,
Вихрями злыми крутясь на великую пагубу людям;
Дуют туда и сюда, корабли во все стороны гонят
И мореходчяков губят. И, нет от несчастья защиты
Людям, которых те ветры ужасные в море застигнут.
Дуют другие из ких на цветущей зекле беслредельной
И разоряют прелестные нивы людей земнородных,
Пылью обильною их заполняя и тяжким смятеньем.
(Гесиод. Теогония, 861 строфа и последующие)

В современном греческом или литовском крестьянском мифе дракон, или драк, превратился в великана-людоеда, сохранившего некоторые драконьи черты.
В своем собрании греческих и албаяских сказок Иоганн Георг фон Хан приводит множество сказаний о драконах, но это уже не древние драконы, а великаяы, обладающие сверхъестественными свойствами. То же самое наблюдается в литовском фольклоре. Дракон теперь ходит на двух ногах, ухаживает за девушкой и женится на ней. Злой нрав он по-прежяему сохраняет, но дракони крылья и чешую уже сбросил.
Так переосмыслен в народном сознании дракон, воплощение грозы. Подобные изменения наблюдаются и в связи с мифами о деве-лебеди и оборотне.
В древнеиндийской ведийской мифологии апсары представлялись божественными девами, полубогинями, которые обитали на границе между небом и землей. Само их название означает либо «бесформенные», либо «те, кто движется по воде» (точное толкование не установлено), и образно указывает на перистые облака, постоянно меняющие форму и плывущие, подобно лебедям, по синему морю неба. По ведийским поверьям, апсары любили менять облик чаще всего оборачяваясь утками или лебедями, а изредка — и людьми. Души героев становились их мужьями или возлюбленными. Один из самых очаровательных древнеиндийских мифов — это история об апсаре Урваши. Урваши полюбила Пурураваса и стала его женой при условия, что он никогда не явятся перед ней обнаженным. Они долго жили вместе, пока небожители не решили вернуть Урваши с земли. Они подстрояли так, чтобы в ночную пору Пуруравас встал с постели, и внезапной вспышкой молнии осветили его наготу на глазах у жены, и та была вынуждена покинуть его. Исполненный тоски, он скитался в поисках Урваши и наконец увидел ее в облике лебедя, плавающего в озере среди лотосов.
Я думаю, это не простая выдумка, она основывается на мифологическом объяснения природных явлений, так как в разных вариантах встречается повсеместно. Каждая ветвь арийского корня хранит эту историю или ее отголоски, а потому нет сомнения в том, что поверье о лебединых девах, которые плавают по небесному морю и иногда выходят замуж за простых смертных, если тем удастся украсть их лебединое одеяние, составляла важную часть исконной мифологии арийцев, до того как они разделялись на индийскую, персидскую, греческую, латинскую, русскую, скандинавскую, тевтонскую и другие ветви. Более того, поскольку подобный миф встречается не только у арийцев, в том числе у таких удаленных от европейских или индийских веровакий народов, как самоеды или американские идейцы, возможно, этот мотив вообще восходит к первобыткому человеку.
Но пора уже оставить летние перистые облака и вернуться к порождаемой грозой дождевой туче. В индийской мифологии она воплощается во Вритре и Ракшасе. Вначале эти демоньи имели бесформенное, неопределенное обличье. Слово Вритра служило наименованием облака, кабханда, древнего слова, обозначающего дождевую тучу, и только позднее стало именем демона. О Вритре, окутывающем горы своим дыханием, сказано: "Тьма окутали все, поглощая воду, горы покоились на животе Вритры". Постепенно Вритра все более отчетливо превращался в демона, которого описывали как "поглотителя" гигантских размеров. Таким же образом Ракшаса обрел телесный облик и индивидуальность. Он представляет собой безобразною рыжеволосого великана, "подобного туче", с зубами, торчащими, как клыки, готового раздирать и пожирать человеческую плоть. Его тело поросло жесткими щетинистыми волосами, огромный рот всегда разинут. Он постоянно озирается в надежде утолять ненасытный голод человеческой плотью и кровью. К ночи его сила многократно возрастает. Он может менять облик по своему усмотрению. Он предпочитает леса и с воем рыщет по джунглям. Короче говоря, для индусов он является тем, чем вервольф для европейцев.
"В лесу поселился Ракшаса. Однажды он встретил брамина и вспрыгнул ему на плечи с возгласом:
- Н-но! Пошел вперед!
Трясясь от страха, брамин потащил его на себе. Но вскоре он заметил, что ступни у Ракшасы нежны, как лелестки лотоса, и спросил его:
— Почему у тебя такие нежные и слабые ноги?
— Я никогда не касаюсь ногами земли, — отнетил Ракшаса. — Я дал клятву не делать этого.
Вскоре они подошли к большому озеру. Там Ракшаса велел брамину ждать на берегу, а сам приступил к омовению и молитвам. Между тем брамин сообразил: "Едва он совершит омовение и закончит молитвы, он тут же разорвет меня на части и сожрет. Да ведь он поклялся не стулать по земле — надо мне убраться подальше!”
Так он и сделал, и Ракшаса не осмелился преследовать его из опасения нарушить клятву". (Панчатантра, книга 13).
Похожий сюжет встречается и в Махабхарате (книга 13), и в Катхасаритсагаре, «Океане сказаний».
Я подробно описал, как природные явления порождали мифологяческяе образы, которые затем постепенно отторгались от самих явлений и превращались в грубые суеверия. Я также привел доказательства того, что учение о метемпсихозе и мифологические взгляды на природные явления сопровождались всевозможными домыслами, в том числе искаженными представлениями о ликантропии. Далее я перейду от мифологии к истории и приведу примеры вампиризма, зверства и каннибализма.

[Бомж с Дробовиком]

Глава одиннадцатая
МАРШАЛ ДЕ РЕЦ
ДОЗНАНИЕ

Введение. — История Жиля де Лаваля. — Замок Машкуль. — Арест маршала. — Допрос свидетелей. — Письмо де Реца. — Герцог Бретонский колеблется. — Епископ Нантский

История человека, чье имя вынесено в название этой главы, заслуживает подробного описания, которое, как я полагаю, до сих пор не было известно английской общественности. Возможно, имя Жиля де Лаваля знакомо многим, так как о ею кровавых деяниях упоминается в многочисленных биографиях, но сведения эти отличаются недостаточной полнотой в силу крайней скудости источников. Один только господин Мишле отважился представить публике очерк преступлений, которые привели маршала Франции на эшафот, и эти преступления таковы, что, по словам Анри Мартена, "даже этот железный век, казалось равнодушный к любому проявлению зла, испытал потрясение".
Господин Мишле почерпнул сведения из компендиума документов, собранных по распоряжению герцогини Анны Бретонской, а ныне хранящихся в Императорской библиотеке. Подлинники документов хранились в библиотеке Нанта, и большая часть их была уничтожена во времена Французской революции 1789 года. Однако они были тщательно исследованы, и отчет об этом, оставшийся недостутшым Мишле, попал в руки господина Лакруа, известного французского коллекционера, и тот опубликовал краткую биографию маршала на основе полученных оттуда сведений. Эта биография, которая, как мне известно, на сегодняшний день является самой полвой и достоверной, и будет изложена далее в нашей книге.
Анри Мартен утверждает, что "даже самое изаращенное воображение не в силах представить то, что обнаружилось во время процесса". Лакруа вынужден обойти молчанием многое из того, что тогда обнаружилось, а я тем более умолчу об этом. Тем не менее материала достаточно, чтобы подтвердить, что этот приснопамятный процесс обнаружил преступления, возможно, самые ужасные в мировой истории.
В 1440 году всю Бретань, особенно область исконных владений семьи де Рец, которые простираются вдоль южного берега Луары от Пакта до Пембефа, потрясла весть о том, что один из самых именитых и влиятельных аристократов Бретани, Жиль де Лаваль, маршал де Ред, обвиняется в поистине сатанинских преступлениях.
Жиль де Лаваль — старший сын Ги де Лаваля, второй носитель этого имени в роду, сир де Рец — прославил младшую ветвь знаменитого дома Лавалей больше старшей ветви, которая находилась в родстве с герцогами Бретонскими. В одиниадцатилетнем возрасте он потерял отца и стал хозяином громадных земельных владений, которые еще больше увеличились в 1420 году за счет приданого его жены Катрин, урождениой де Туар. Часть своего состояния он потратил на поддержку Карла УII и укрепление королевской власти во Франции. В течение семи лет, с 1426 по 1433-й, он участвовал боевых действиях против Англии; его имя постоянно упоминается наряду с именами Жана Дюнуа, Потона де Сентрайля, Флорана д’Илье, Рауля де Гокура, Артура де Ришмона, а также числится среди наиболее преданных сторонников короля. Его услуги были по достоинству оценены королем, присвоившим ему звание маршала Франции. В 1427 году он штурмом захватил замок Луд, собственноручно сразив военачальника. На следующий год он отвоевал у англичан крепость Реннефор и замок Маликорн; в 1429-м он принял активное участие в походе Жанны д’Арк и освобождении Орлеана, участвовал в захвате Жарго и находился рядом с ней в окопах у стен Парижа, когда она была ранена стрелой.
Маршал и советник короля, он повлиял на многие важные события и пользовался полным доверием монарха. Он сопровождал Карла на коронацию в Реймс и удостоклся чести нести хоругвь, предоставленную для такого случая аббатством Сен-Реми. Отличаясь отвагой на поле боя и прозорливостью в делах королевского совета, он зарекомендовал себя выдающимся военачальником и проницательным политиком.
Внезапно, к всеобщему удивлению, он оставил службу у Карда УII, ушел в отставку и, вложив меч в ножны, поселился в своих владениях. Смерть деда по материнской линии, Жана де Краона, в 1432 году неслыханно обогатила его: доходы де Реца достигли восьмисот тысяч ливров, но его расточительность привела к тому, что через два года он потерял значительную часть наследства. Своему родичу Жаву V, герцогу Бретонскому он продал Молеон, Сент-Этьен-де-Мальмор, Лору-Ботро, Порни, Шавтоле и другие поместья, а епископу Нантскому и калитулу кафедрального собора уступил свои владетельные права.
Ходили слухи, что эти чрезмерные уступки имели целью подкулить герцога и епископа, с тем чтобы один не конфисковал у него имущество, а другой не отлучил от Церкви за преступления, в которых его негласно обвиняли. Но возможно, эти слухи не имели под собой основания, поскольку герцог упорно сомневался в виновности родственника, а епископ явился наиболее рьяным инициатором суда.
Маршал редко появлялся при дворе герцога, но часто со свитой, достойной короля, посещал Нант, где останавливался в "Отеле де Ла-Суз". В свиту входили две сотни вооруженной охраны, а также многочисленные пажи, дворяне, священники, певцы, звездочеты и т. п. Всех он весьма щедро оплачивал.
Когда де Рец покидал город или перебирался из одного поместья в другое, его отьезд сопровождался ропотом несчастных, которые в его присутствии молчали из страха перед ним. Едва свита маршала скрывалась за поворотом, люди разражались слезами, воплями и проклятиями. Матери оплакивали своих детей, младенцев, похищенщх прямо из колыбели и едва ли не из материнских объятий, ибо по опыту было известно, что пропавшие малыши исчезали бесследно.
Но ни в одной другой местности этот страх не был так велик, как в деревушках поблизости от замка Машкуль - мрачной крепости с массивными башнями, окруженной глубоким рвом. Именно здесь, невзирая на угрюмый и отталкивающий вид замка, предпочитал жить де Ред. Крепость могла выдержать любую осаду: мост поднят, решетка опущена, ворота заперты, охрана вооружена, кулеврины на бастионе заряжены. За исключением слуг, никто посторонний не проникал в это таинственное убежище, без того чтобы не сгинуть там бесследно. В окрестностях люди со страхом шептались о бесовщине и колдовстве, но все отмечали, что часовня замка была увешана роскошными парчовыми гобеленами, церковная утварь украшена драгоценными камнями, а одеяния священников отличались большой пышностью. Очевидна была также чрезвычайная набожность маршала: говорили, что он ежедневно трижды слушает мессу и страстно любит духовную музыку. Передавали также, что он испросил разрешения у папы на то, чтобы в церковных шествиях перед ним шел служитель с серебряным крестом. Но когда над лесом сгущалась тьма и в замке одно за другим освещалксь окна, крестьяне указывали на одно окно наверху обособлеткюй башни, свет из которого прорезал ночную тьму. Поговаривали, что в этом окне время от времени виднелись вспышки красного пламени и оттуда доносились пронзительные крики, которым в притихшем лесу вторял только волчий вой, когда звери выбирались из своего логова на ночную охоту.
В строго определенные дни и часы подъемный мост опускался, в воротах замка появлялись слуги де Реца и раздавали деньги, одежду и еду толпе нищих, ожидавших подаяния. Среди попрошаек поладались дети, и слуги нередко замаливали их на кухню обещаниями угостить каким-нибудь лакомством. Если кто из малышеЙ поддавался на посулы и шел на кухню за угощением, больше его уже не видели.
В 1440 году долготерпению народа пришел конец, и маршала во всеуслышание обвиняли в убийстве детей, которых он якобы приносил в жертву Дьяволу.
Это обвинение достигло ушей герцога Бретонского, но тот отнесся к нему равнодушно и не предпринял бы ничего, чтобы выяснить правду, не настаивай на этом один из его приближенных. Тогда же Жан де Малеструа, епископ Нантский, а также благородный и просвещенный Пьер де Лопиталь, великий сенешал Бретани, обратились к герцогу, без обияяков требуя расследования обвинений.
Жан Vнеохотно согласился на то, чтобы выступить против своего родяча, к тому же славно послужившего Франции и занимавшего такое высокое положение, но в конце концов уступил настоятелыиой просьбе и позволил арестовать де Реца и его соучастников. Это трудное задание было возложено на некоего сержанта ло имени Жан Лаббе. Тот собрал отряд численностью двадцать человек, и в середине сентября они объявились перед воротами замка, потребовав, чтобы сир де Ред сдался им. Узнав, что у ворот находится отряд людей в мулдирах герцога Бретонского, Жиль поинтересовался, кто ими командует. При имени "Лаббе" он вздрогнул, побледнел, перекрестился и отдал себя в их руки, рассудив, что судьбе противиться невозможно.
Дело в том, что за несколько лет до этого один из его звездочетов поведал маршалу, что однажды он попадет в рукв какого-то "Аббе", и до сего времени де Рец полагал, что пророчество предсказывало ему судьбу монаха. (аббата).
Жиль де Силле, Роже де Бриквиль и другие приспешники маршала предпочли бежать, но Анрие и Пуату остались с ним.
Подъемный мост был опущен, и маршал вручил свой меч Жану Лаббе. Сержант почтительно преклонил колено и развернул документ с печатью Бретани.
— Изложи мне содержание документа, — с достоинством произнес Жиль де Рец.
— Справедливый государь Бретани настоящим обязывает вас, монсеньор, следовать за мной в благородный город Нант и там очиститься от обвинений, выдвинутых против вас.
— Я немедленно последую за вами, друг мой, и я рад повиноваться монсеньору герцогу Бретани. Однако пусть никто не скажет, что сеньор де Ред отпустил вестника без достойной награды, а потому я попрошу моего казначея Аирие вручить вам и вашим спутникам двадцать золотых монет.
— Благодарю вас, монсеньор! Да ниспошлет вам Господь благодеыствие на лета.
— Моли Господа, дабы Он ниспослал мне прощение и отпущение грехов.
Оседлав коней, маршал покинул Машкуль в сопровокденик Пуау и Анрие, разделивших его судьбу.
С живым интересом наблюдали жители окрестных деревень, как грозный маршал Жиль де Рец скачет по улицам в окружении солдат герцога — без единого охранника из числа своих. Народ толпился на улицах и дорогах, земледельцы оставляли свои поля, женщины покидали кухни, батраки бросали скот прямо в ярме — и все толлились вдоль дороги, ведущей к Нанту. Кавалькада двигалась в молчании. Даже толпа, собравшаяся поглазеть на происходящее, примолкла. Внезапно какая-то женщина пронзительно воскликнула:
— Мое дитя! Верни мне мое дитя!
И вся толпа разразилась гневными выкриками, которые не стихали по Нантской дороге, пока главные ворота крепости Шато-дю-Буффе не захлопнулись за спиной узника.
Среди населения Нанта начались волнения и беспорядки из-за слухов, будто расследование окажется фиктивным, герцог не даст в обиду родича и предмет всеобщей ненависти отделается конфискацией части своих владений.
Вполне вероятно, события приняли бы именно такой оборот, если бы не решимость епископа Нантского и великого сенешала. Они взывали к герцогу, пока не добились его согласия на тщательное расследование дела и публичный суд.
Жан V доверил вести доэнание вице-инквизитору Жану де Тушерону, который должен был собрать доказательства вины маршала. Приватно ему дали понять, чтобы не слишком усердствовал и по возможности смягчал обвинения.
Уполномоченный герцогом, Жан де Тушерон приступил к расследовалию 18 сентября, имея единственного помощника, Жана Тома. Свидетелей опрашивали поодиночке или группами, если речь шла о родственниках. Войдя, свидетель становился на колени перед представителем герцога, целовал распятие и, возложив руку на Евангелие, клялся, что будет говорить правду, и ничего, кроме правды; после этого, не будучи прерываем, излагал все, что ему было известно в связи с обвинением.
Первой свидетельствовала Перрин Лоссар, про живавшая в Ларош-Бернаре.
Со слезами на глазах она поведала, что два года назад, в сентябре, сир де Рец со своей свитой проезжал через Ларош-Вернар по пути из Ванна и остановился у Жана Коллена. Свидетельница жила в доме напротив того, в котором поселился барон.
Ее ребенок, самый замечательный мальчик в деревне, десяти лет от роду, привлек внимание Пуату, а может, и самою маршала, когда тот стоял у окна за плечом своего казначея.
Пуату заговорил с мальчиком и спросил, не хочет ли тот стать певчим; ребенок ответил, что мечтает стать солдатом.
— Замечательно, — сказал Пуату, — я готов помочь тебе с экипировкой.
Тогда мальчик взял в руки кинжал, висевший за поясом оруженосца, и выразил желание иметь такой же. Тут лодбежала мать мальчика, заставила его вернуть киижал и заявила, что ребенок хорошо учится, освоил чтение и письмо и в будущем станет монахом. Пуату принялся отговаривать ее и предложил увезти ребенка с собой в Машкуль, где из него сделают солдата. Он дал глупой женщине сто су на одежду для ребенка, и она согласилась отпустить мальчика.
На следующий день мальчик сел верхом на коня, кулленного для него у Жана Коллена, и покинул деревню в свите сира де Реца. Несчастная мать, вся в слезах, подбежала к маршалу и умолял его быть подобрее с ребенком. С тех пор она не имела никаких сведений о сыне. Она неоднократно видела барона де Реца, когда тот проезжал через Ларолт-Бернар, но сына среди пажей ни разу не заметила. Она несколько раэ расспрашивала слуг маршала, но те только посмеивались над ней и отвечали:
— Не беслокойся. Он либо в Машкуле, либо в Тиффоже, либо в Порни, либо где-нибудь еще.
Рассказ Перрин подтвердили Жан Коллен, его жена и теща.
Жан Лемегрен, его жена, Алек Дулис, Перро Дюпоне, Гийом Гийон, Гийом Портайе, Этьен де Монклад, Жан Лефебюр и все остальньге жители прихода Сент-Этьен-де-Монлю показали, что мальчик по имени Жаме, сын прихожанина Гийома Бриса, девяти лет остался сиротой, нищенствовал и бродил по округе, вьшрашивая милостыню.
Однажды летом ребенок бесследно исчез, и что с ним стало, никому не известно. Сильное подозрение падало на старую каргу, которая незадолго перед тем появилась в окрестностях и исчезла одновременно с мальчиком.
27 сентября Жан де Тушерон с помощью протоколиста Николя Шато взял показания у нескольких жителей Пон-де-Лоне, близ Буврона, каковые показания дали: Гийом Фураж с женой; Жанна, жена Жана Лефлу; и Ришарда, жена Жана Гандо.
Эти показания, хотя и очень распльтвчатые, навлекали достаточно сильное подозрение на маршала. За два года до того двенадцатилеткий мальчик, сын Жана Бернара, и его сверсткик, сын Менеге, отправились в Машкуль. Вечером сын Менеге вернулся один и сообщил, что его приятель попросил подождать его на дороге, пока он получит подаяние у ворот замка сира де Реца. Сын Менеге сказал, что он прождал три часа, но приятель так и не появился. Жена Гийома Фуража показала, что примерно в это время она видела мальчика с какой-то старухой, которая за руку вела его по дороге в Машкуль. В тот же вечер эта старуха проходила по мосту через Лоне, и жена Фуража спросила ее, что случилось с маленьким Бернаром. Старуха, не останавливаясь, коротко ответила, что ребенок удачно пристроен. С тех пор мальчика никто не видел.
28 сентября герцог Бретонский назначил еще одного следователя, Жана Купегоржа, и дополнительного писаря, Мишеля Эталлюра, в помощь Тушерону и Шато.
Обитатели Машкуля, небольшого городка, владетелем которого был сир де Рец, начали давать показания против своего господина. Андре Барбье, сапожник, заявил, что на прошлую Пасху исчез ребенок, сьш его соседа Жоржа Лебарбье. В последний раз его видели, когда он собирал сливы на задворках гостиницы "Рондо". Исчезновение мальчика никого в Машкуле не удивило, и никто не осмелился и слова сказать. Андре с женой жили в постоянном страхе, боясь потерять собственного ребенка Они ходили на поклонение в монастырь Сен-Жак д’Анжели, и там их спрашивали, не едят ли в Машкуле детей. По возвращении они узнали, что еще двое детей пропали: сыновья Жана Жандрона и Адександра Шатейе. Акдре Барбье принялся было расспрашивать об обстоятельствах исчезновения детей, но ему посоветовали придержать язык, закрыть глаза и заткнуть уши, если
только он не жаждет попасть в подэемную тюрьму владетеля Машкуля.
— Но, Боже всемогущий, — воскликнул он, — не могу же я поверить в то, что детей крадут и пожирают бесы?
— Можешь верить во все, что угодно, — было сказано ему, — но не задавай вопросов.
Во время этой беседы мимо проходил один из солдат маршала, и все собеседники бросились прочь. Андре убежал со всеми вместе, не зная толком, почему бежит, и у церкви Святой Троицы наткнулся на человека, который горько плакал и повторял:
— Господи, Ты ведь вернешь мне моего сына?
И у этого тоже украли ребенка.
У Лисетгы, жены Гийома Сержана, проживающего в деревне Ла-Бонардьер, приход Сен-Круа в Машкуле, два года назад пропал сьн, и с тех пор она его не видела. Со слезами на глазах она умоляла следователей вернуть его.
— Я оставила его дома, — рассказала она,— когда отправилась вместе с мужем на поле, чтобы посеять лен. Ребенок был очень красивым и очень добрым. Я поручила ему приглядывать за полуторагодовалой сестренкой. Когда я вернулась, малышка была дома одна и не могла рассказать, что произошло с братом. Потом на болоте мы наткнулись на красную вязаную шапочку моего бедного малыша, но понапрасну шарили в трясине - мы не нашли там ничего, кроме уверенности, что он не утонул. Тогда же через Машкуль проходил бродячий торговец и рассказал мне, что старуха в сером платье и черном капоре купила у него несколько игрушек, а некоторое время спустя прошла мимо него, ведя за руку маленького мальчика.
Жорж Лебарбье, проживающий неподалеку ворот от замка Машкуль, рассказал о том, как исчез его сын. Мальчик был учеником портного Жана Пеллетье, который шил для мадам де Рец и других обитателей замка. Мальчик прилежно осваивал мастерство портного, пока в прошлом году (кажется в день святого Варнавы) не отправился поиграть в мяч на лужайке возле замка. После этого его никто не видел.
Раньше вместе со своим хозяином Жаном Пеллетье мальчик обычно обедал в замке и смеялся над всякими зловещимк историями.
Гийом Илэр и его жена подтвердили заявление Лебарбье. Они также показали, что знали об исчезновении сьновей Жана Жандрона, Жанны Руан и Александра Шатейе. Сын Жана Жандрона, двенадцати лет, жил у вьшеназванного Илэра и обучался у него мастерству скорняка. Он работал в лавке уже семь-восемь лет и был спокойным, трудолюбивым мальчкком. Однажды господа Жиль де Силле и Роже де Бриквиль зашли в лавку купить пару охотничьих перчаток. Они спросили, нельзя ли отправить юного Жандрона в замок с запиской. Илэр дал согласие, и мальчику заплатили заранее — один золотой. Он отправился в замок, обещая вскоре вервуться. Но так и не вернулся. Тем же вечером Илэр с женой заметили Жиля де Силле и Роже де Бриквиля, подбежали к ним и спросили, что случилось с сыном Жандрона. Те ответили, что понятия не имеют, где он, поскольку весь день пропадали на охоте, и предположили, что его могли отправить с поручением в Тиффож, еще одно владение де Реца.
Самые жуткие показания дал Гийом Илэр. Он однозначно утверждал, что Жан Дюжарден, слуга Роже де Бриквиля, рассказывал, что ему достоверно известно о большой бочке в подвале замка, полной детских трупов. Илэру нередко доводилось слышать разговоры о том, что детей замаиквают в замок и там убивают, но он относился к таким рассказам как к досужей болтовне. Более того, он доказывал, что никто не обвинял маршала в таких убийствах, обвинения выдвигались только против его людей.
Жан Жандрон дал показания в связи с пропажей сына и добавил, что это не единственный ребенок, загадочно исчезнувший в Машкуле: речь шла по крайней мере о тридцати детях.
Оба Жана Шифолона, старший и младший, Жан Обэн и Клеман Доре, обитатели прихода Томаж, свидетельствовали, что знают несчастного жителя того же прихода, Матлена Тома, который тоже потерял двенадцатилетнего сына и умер с горя.
Жанна Руан из Машкуля, которая вот уже девять лет не ведала, умер ее сын или жив, рассказала, что ребенка похитили, когда он пас овец. Сначала она подумала, что его растерзали волки, но две женщины из Машкуля, ныне покойные, видели, как к мальчику подошел Жиль де Силле и заговорил с шим, указывая на замок. Вскоре после этого мальчик ушел в этом направлении. Муж Жанны Руан отправился в замок разузнать про сына, но ничего не добился. Когда Жиль де Силле появился в деревне, безутешная мать заклинала его вернуть мальчика. Жиль ответил, что знать ничего не знает о нем, поскольку в это время ездил с поручением к королю в Амбуаз.
Жанна, вдова Эмери Эделена, прожквающая в Машкуле, восемь лет назад потеряла малыша, когда он гонялся в лесу за бабочками. Примерно тогда же пропали еще четверо детей у Жандрона, Руана и Масе Сорена. Она рассказала, что в округе ходили слухи, будто Жиль де Силле похищает детей, чтобы переправить их в Англию ради выкупа своего пленного брата. При этом она добавила, что слухи эти исходили от слуг самого Силле и ими распространялись.
Одним из последних похищенных стал ребенок Ноэля Эса, жителя прихода Сен-Круа.
Житель Тиффожа уверял ее (Жанну Эделен), что на каждого ребенка, похищенного в Машкуле, приходится семеро дегей, похищенных в Тиффоже.
Масе Сорен подтвердил показания вдовы Эделен и вновь рассказал об обстоятельствах исчезновеняя детей из семей Шатейе, Руал, Жаядрон и Лебарбье.
Перрин Рондо проникла в замок вместе с отрядом Жана Лаббе. Она побывала на конюшне и обнаружила там кучу золы и пепла, от которой исходило тошнотворное зловоние. А в лохани она нашла детскую рубашку, запачхсавиую кровью.
Перро, Паркето, Жал Соро, Катрин Дегрепи, Жиль Гарнье, Перрин Вьелар, Мартерит Редьер, Мари Карфен, Жална Лоде — все из деревни Фресне — утверждали, что на прошлую Пасху
Гийом Амлен говорил им об исчезновении двух своих детей.
Изабо, жена Гийома Амлена, подтвердила эти показания, хотя сказала, что дети пропали еще семь лет назад. Тогда у нее было четверо детей. Двое из них, старший, пятнадцати лет, и младший, семи лет, вместе отправились в Машкуль за хлебом и не вернулись. Она всю ночь не спала и напрасно ждала их до самого утра. Ей известно, что пропал еще один ребенок, сын Мишо Боннеля изприхода Сен-Сире-де-Рец.
Гийеметта, жена Мишо Боннеля, подтвердила, что ее сын не вериулся с пастбища, где пас коров.
Гийом Родиго и его жена, проживающие в Бурнеф-ан-Рец, свидетельствовали, что в прошлом году, накануне Дня святого Варфоломея, сир де Рец останавливался в их деревне у Гийома Плюме.
Пуату, сопровождавший маршала, заметил работника Родиго, мальчика лет пятнадцати по имени Бернар Лекалино, стоявшего в дверях дома. Мальчик едва говорил по-французски и изъяснялся на простонародном бретонском диалекте. ГIуату подозвал его к себе и что-то тихо сказал ему. Тем же вечером, в десять часов, когда Родиго с женой отсутствовали, Бернар ушел из дома хозяина. Служанка, увидев, что он уходят, крикнула ему, что стол после ужина еще не прибран, но он не стал ее слушать. Родиго, расстроенный потерей работника, спросил у слуг маршала, не знают ли они, что с ним случилось. Те глумливо отвечали, что о юном бретонце ничего не известно, но, возможно, его отправили в Тиффож, дабы определить в пажи к барону.
Маргерит Сорэн, вышеупомянутая служанка, подтвердила заявление Родиго и добавила, что Пуату заходил в дом и разговаривал с Бернаром. Гийом Плюме и его жена подтвердили все сказанное Родиго и Сорэн.
Тома Эзе и его жена дали показания об исчезновении десятилетнего сына, который ходил просить милостыню у ворот замка: какая-то девочка видела, как его пригласили на кухню в замок, щая покормить мясом.
Жаметта, жена Юсташа Друэ из Сек-Леже, рассказала, что оба ее сына, один десяти, другой семи лет, пошли к замку за подаянием и не вернулись.
2 октября дознаватели возобновили работу и отметили значительные противоречия в показаниях слуг маршала, что отягощало обвинения.
Исчезновение тринадцати детей произошло при обстоятельствах, навлекающих серьезное подозрение на обитателей замка. Я не стану вдаваться в подробности, ибо они во многом схожи с тем, что говорилось в предыдущих показаниях. Скажу лишь, что по окончании опроса свидетелей герольд герцога Бретонского, облаченный в камзол, трижды протрубил в трубу с парапета башни крепости Шато-дю-Буффе, призывая всех, у кого есть какие-либо сведения, изобличающие сира де Реца, безотлагательно явиться к следователям. Поскольку никто больше не явился, следствие сочли завершенным, и уполномоченные отправились к герцогу, имея на руках собранные показания.
Герцог долго не мог решить, что делать. Неужели ему придется судить родича, самого могущеетвенного из всех его вассалов, храбрейшего из полководцев, советника короля, маршала Франции, и вынести ему приговор?!
Он все еще колебался, когда получил письмо от Жиля де Реца, которое возымело последствия, совершенно отличные от того, на что рассчитывал автор.
«Монсепьор мой кузен, ваша светлость, поистине я едва ли не самый мерэкий из грешников, согрешивший паки и паки, однако никогда не пренебрегал я священным долгом. Я присутствовал на мессах, вечерях и других службах, постился в Великий пост и накануне праздников, исповедался в грехах, искренне сокрушаясь, и причался Крови Господней по меньшей мере раз в году.
Томясь в темнице в ожидании вашего справедливого суда, я исполнился безграничного раскаяния в своих злодеянкях, которые я готов признать и по мере возможности искупить.
Посему я умоляю вас, монсеньор мой кузен, предоставить мне возможность уйти в монастырь,
где я смогу вести достойную и праведкую жизнь. Мне безразлично, в какой монастырь меня направят, но прошу все мое достоякие раздать нуждающимся братаям во Христе.. Уповаю на ваше бесконечное милосердие и молю Господа нашего хранить вас и ваши владения.
Полностью покорчый вашей воле,
брат Жиль, кармелит по духу".
Герцог прочитал письмо Пьеру де Лопиталю, президенту Парламента Бретани, и епископу Нантскому, которые более всех настаивали на проведении суда. Те ужаскулись дерзкому посланию и заверили герцога, что дело настолько очевидное, а меры предприняты столь решительные, что геперь уже невозможно позволить де Рецу избежать суда таким бесчестяьтм способом, который он предлагает. Одновременно с этим епископ и великий сенешал произвели свое следствие в замке Машкуль с целью обнаружить там человеческие останки. Однако полное обследование было невозможно, поскольку герцог, всячески стремясь оградить родича, не разрешал проводить обыск.
Тогда герцог призвал своих высших сановников на заседание совета. Те дружно встали на сторону епископа и де Лопиталя. Жан V все еще колеблется, и тут епископ Нантский поднялся и сказал:
— Монсеньор, это дело подлежит церковному суду не менее, чем вашему. Следовательно, если президент Парламента Бретани не передаст светскому суду, я клянусь Господом, что предам сего богомерзкого преступника духовному трибуналу!
Такая решимость епископа вынудила герцога покориться, и было решено не мешкая передать дело в суд.
Между тем горемычная жена Жиля де Реца, пребывавшая в разлуке с ним и испытывавшая отвращение к его ужасным преступлениям, все же, переживая за своего мужа, поспешила вместе с дочерью к герцогу с просьбой пощадить несчастного. Герцог отказался выслушать ее. Тогда она от правилась в Амбуаз искать защиту у короля, чьим близким другом и советником был некогда ее муж.